Главная / Публикации / О. Тарасевич. «Подарок Мэрилин Монро»

Глава 7

«Послушай, я думал, у нас любовь, а ты тут скалишь зубы с этим придурком-америкосом...»

«Лика, мне не нравится, когда ты строишь глазки другим мужчинам».

«Я хотя бы что-нибудь значу для тебя? Я тебе нравлюсь хотя бы немного?..»

Мысли в голову приходили — одна другой хуже.

Андрей Ермолович с раздражением хрустнул костяшками пальцев, походил взад-вперед по комнате. Потом остановился, запрокинул голову, уставился в потолок.

«Лика, я думаю, нам надо серьезно поговорить. Какого хрена ты улыбаешься всяким бритоголовым соседям? Причем к тому же американским! Это значит, что ты меня бросила? Потрахались, как кролики, и разбежались?!»

Нет, этот вариант, кажется, еще хуже...

Вообще хотелось даже не разговоры разговаривать.

Зачем выяснять отношения, когда и так все понятно?

Да тут не разговаривать — действовать надо.

Лика — красивая, умная и любимая женщина. Спутник у нее — тоже ничего, вполне себе достойный: небезгрешный, зато, как говорится, твердо вставший на путь исправления. Что, хорошему парню и прекрасной девушке больше делать нечего, кроме как сидеть в этой долбаной Америке и заниматься всякой ерундой?

Да сваливать надо отсюда, причем поскорее и обязательно вдвоем!

А далее по тексту — все очень и очень пристойно.

Сначала, конечно, надо попробовать пару месяцев пожить вместе. Чего сразу в загс бежать? Оба уже не маленькие, и яснее ясного: чувства чувствами, а совместная жизнь, особенно на первом этапе, может оказаться непростой. У всех свои привычки, взгляды; и характер — оба, похоже, те еще бараны, и это тоже не способствует быстрому нахождению компромисса. А вот если через пару месяцев ни у кого особого недовольства не возникнет — тогда можно оформить отношения официально. Здорово, что у Лики есть дочь. Но и с общим ребенком тянуть не следует. Только сначала надо сделать ремонт в квартире. Все-таки жизнь свободного мачо отличается от того, что требуется семье; например, ничего похожего на детскую в квартире пока нет и в помине. Со временем можно приобрести загородный дом. Это ведь холостяку в огромной домине делать особо нечего. А семейному человеку занятие найдется — газон стричь, любоваться носящимися по участку детьми-собаками...

В общем, дел — выше крыши.

А любимая тут прохлаждается, флирует, вертит своей красивой попой в красном купальнике неизвестно перед кем.

Придется срочно заняться ее воспитанием!

Но для начала...

Андрей подошел к небольшому столику, на котором лежал телефонный справочник, зашелестел страницами.

— Надо забронировать билеты, — пробормотал он, пытаясь сообразить, следует ли набирать указанный в скобочках код или нет. Наверное, все-таки код не требуется — звонок-то местный. — Пару дней у Кати еще потусуемся, а потом в Москву рванем на пару. Я хочу, чтобы Лика была моей и со мной. Значит, так оно все и будет... Алло! Девушка, алло! Я хочу забронировать билеты до Москвы. Я говорю, билеты на Москву хочу забронировать! Что ты мне по-английски мычишь, я русским языком говорю! Знает в вашей конторе хоть кто-нибудь русский или как?

Было похоже, что рассчитывать на понимание не приходится. С того конца провода отзывались со спокойными интонациями — но исключительно на иностранном языке.

Андрей раздраженно бросил трубку на рычаг.

В этой долбаной Америке никто не говорит по-русски!

Вот почему любой иностранец, обратившись в российские авиакассы, может получить ответ на свой вопрос на английском, а россиянин в аналогичной ситуации — шиш с маслом?! По какому такому праву английский считается международным языком? Земли у России не меньше, нефти больше, а если мы еще вспомним, что броня у нас крепка и танки быстры, а к тому же в арсенале имеется ядерное оружие — все эти америкосы на цыпочках станут ходить, улыбаться в свои отбеленные тридцать два зуба и общаться исключительно на русском...

Не в силах совладать с эмоциями, Андрей треснул кулаком по столику и заматерился.

Елки-палки, да что же сегодня за день, сплошная непруха!

Вот еще и столик журнальный сестренке раздолбал на запчасти!

А он такой красивенький был, деревянный, на резной подставке.

Ни хрена эти американцы делать не умеют! Разве это вещь — вдаришь по ней кулаком, тихонечко, даже не со всей силы — а она, хрясь, и развалилась.

Может, ее можно склеить? Но...

Андрей от неожиданности вздрогнул и уронил два крупных обломка столика.

— Вот это дела, — присвистнул он, пристально вглядываясь в полость между частями подставки. — Да здесь, похоже, тайник. — Он протянул руку к закрученному в пожелтевшую газету свертку. — Здесь тайник, а в нем находится...

Развернув газету, Андрей недоуменно пожал плечами.

В свертке оказались пять круглых пластиковых катушек с пленками. Они были как две капли воды похожи на те, которые обнаружились раньше в гараже.

— Ничего не понимаю, — пробормотал Андрей, почесав затылок. — Выходит, копий было несколько? Тогда мы не смогли прослушать записи, но, может, в этот раз нам повезет больше?

Он вышел из комнаты и закричал:

— Лика! Катерина! Зайдите ко мне, я кое-что нашел...

* * *

— Лика! Я тебя зову, зову...

Она оторвала взгляд от экрана ноутбука и почувствовала, как щеки заливает краска смущения.

Андрей — такой красивый... От его наполненного любовью взгляда и чувственных губ из головы выветрились все мысли.

Наверное, немного жаль.

Ведь Стивен Уэйн, кажется, великодушно указал на ниточку, торчащую из запутанного клубка. Попытки его распутать, возможно, позволяли понять кое-что очень важное и любопытное.

Но какие тут могут быть расследования, когда рядом все это: любовь, красота, тепло, родной любимый запах, сводящие с ума прикосновения...

Объятия Андрея похожи на теплое нежное облако.

Находясь в нем, очень сложно сохранять независимый вид и пытаться хладнокровно поиграть на нервах, выстраивая выигрышную стратегию поведения.

Просто хочется остаться, застыть отражением в счастливых голубых глазах, воздушным телом, которое от любви вот-вот растает и унесется на синее небо.

Как же хочется, чтобы так было всегда, чтобы время исчезло, превратилось в счастливую вечность!

От этого хорошо и все-таки немного страшно. Потому что за пару дней этот мужчина стал таким близким, родным, нужным и самым главным человеком. И если вдруг что-то не сложится — все краски померкнут, вкус жизни потеряется, и станешь, как бездомная собачонка, с недоверием смотреть на всех, так как уже знаешь: сильная и мучительная боль может прийти внезапно и безо всякой вины с твоей стороны. Или, может, наполненное счастьем и любовью сердце — все-таки вина? Собаки до первого удара любят человека рефлекторно. Как и люди, наверное. Но люди все-таки очень быстро понимают — в любви больше шансов выиграть у того, кто любит меньше. Инстинкт самосохранения нашептывает: женщины не зря придумали все эти хитрости и уловки; а ты тоже женщина, значит, можешь всему этому научиться и начать использовать. А сердце ничего не слышит. Оно просто любит и, кажется, сильнее никогда не любило, сильнее никогда не полюбит — невозможно.

«Это полная глупость, но если бы Андрей предложил мне пожениться прямо сейчас, я бы не отказалась, — Лика оторвалась от любимых губ, поймала нежный взгляд и улыбнулась. Голова кружится... Кажется, все вокруг водит хороводы: мебель, стены, окна. — Это очень глупо. Ну и ладно, не всем же быть умными. То есть я бы, конечно, не отказалась стать обладательницей ума более продвинутого уровня. Но от моего желания тут совершенно ничего не зависит, поэтому я буду просто радоваться тому, что есть, и...»

Ее рука соскользнула вниз, провела по джинсам Андрея, и под пальцами в ту же секунду стал увеличиваться холмик.

— Подожди, не приставай, вот маньячка, — вздохнув, Андрей поймал Ликину ладонь. — Я чего пришел. Хотел в Москву нам с тобой билеты заказать. Позвонил в кассы. По-русски никто не рубит. Ну, я распереживался и слегка покалечил журнальный столик. Там нашлись катушки — такие же, как те, что мы передали полиции. Надо, наверное, опять звонить долбаным американским полицейским? Пускай приезжают и забирают это добро. Апельсины на ветках — это еще ладно, а вот фоторепортеры...

Издав вопль, Лика схватила Андрея за ворот рубашки:

— Так чего молчишь?! Какая полиция? У нас магнитофон есть, пошли скорее записи слушать! С ума сойти можно! Такие новости — а ты молчишь, партизан!

— Я не молчу, я действую. Пленки вниз снес, магнитофон в гостиную притарабанил. Мы ведь его перед тем, как полицию вызвать, в беседку на участке отнесли, чтобы вопросов лишних не возникало. Я так и подумал, что тебе полиция по- боку. Но на всякий случай решил уточнить, а вдруг ты у нас — девушка правосознательная... Я собирался тебе все это сказать, но только кто-то сразу целоваться полез, — пробурчал Андрей, спускаясь вслед за Вронской по лестнице.

Она загримасничала: наморщила лоб, надула губы:

— Целоваться полез... Что-то я не заметила, что тебе не понравилось!

— Мне очень понравилось! Но только говорить и целоваться одновременно я не умею.

— Позови Катю, — распорядилась Вронская, усаживаясь на корточки перед магнитофоном. — Ты не помнишь, куда Майкл прикреплял катушки? Впрочем, кроме как на эти гвоздики, их и приткнуть некуда. Так, кнопку «play» вижу, здоровая такая. В общем, поехали!

Палец, включающий громоздкую технику, так дрожит...

И сердце бьется как сумасшедшее.

Треск, скрип, шелест.

Все, что угодно, кроме голоса, но...

«Я никогда не знала своего отца. Моя мать отдала меня на воспитание в приемную семью, и много лет крошка Норма Джин думала, что Ида Болендер, женщина в темном платье, с сурово поджатыми губами, и есть родная мама. Правда, как только я научилась говорить — она сразу же запретила так себя называть...»

От возбуждения и волнения можно задохнуться.

Это же он, голос Мэрилин Монро!

Жеманный, с придыханием — его все равно, несмотря на дублирование по-русски, прекрасно слышно в старых фильмах. Чувственные звуки, как волшебная палочка, сразу пробуждают память. И вот уже звучат все легкомысленные песенки, которые напевала актриса, и чудится взгляд огромных глаз, приветливая улыбка, сияющая ярче ее любимых бриллиантов...

— Обалдеть, — прокомментировала начало записи Катя и покачала головой. — Мы все-таки нашли эти пленки! В это невозможно поверить! Неужели это голос самой Монро?! Очень похож!!!

— Тише, не кричи, я не могу разобрать слова, — взмолилась Вронская, придвигаясь еще ближе к магнитофону. — Вы слышите, у нее такой странный голос... Она как будто бы говорит и шепчет одновременно. Разобрать, что именно произносит Мэрилин, непросто.

— Да это пленка посвистывает. Как можно сразу говорить и шептать? — удивился Андрей, прикрывая ладонью зевок. — Это же взаимоисключающие вещи.

— Она умела, — отозвалась Лика, морща лоб. — Я читала, такой странной манере говорить Мэрилин научила ее преподавательница актерского мастерства, Наташа. А потом другие педагоги долго и безуспешно пытались ее от этого шепота-придыхания отучить. Хотя... подождите, мне пришла в голову одна мысль!

Нажав на паузу, Лика побежала вверх по лестнице.

Все-таки что-то есть в журналистской привычке всегда таскать с собой диктофон. Конечно, сейчас функция записи разговора имеется и в мобильном телефоне. Однако десять-пятнадцать часов подряд ни на какой телефон не поместятся. Пять катушек — получается, минимум пять часов исповеди известной актрисы...

Надо взять диктофон и сделать копию записи с магнитофона. Потом перенести звуковой файл на ноутбук, где установлена специальная программа-студия. Ну а дальше — любой каприз: можно убирать нежелательные помехи, менять тональность голоса. Иногда такое требуется, если голос собеседника звучит слишком неразборчиво и обработать запись с интервью не получается. Отличная программа! Эдакий «фотошоп» для звуковых файлов!

Теперь техника может все. Нужно просто не лениться ее осваивать, приложить немного усилий — а потом удивляться, какой простой, оказывается, может быть жизнь...

«Я всегда просила на Рождество у Санта-Клауса, чтобы он подарил мне настоящую семью, маму и папу, — жаловалась Мэрилин. — Но в подарочном чулке все время оказывались то кукла, то конфеты...»

Лика слушала обиженный и вместе с тем манерный голос Мэрилин; следила за тем, чтобы красная лампочка на диктофоне, означающая запись, горела; нежно перебирала волосы лежащего рядом на диване Андрея (подувшись, что никто не собирается ему переводить, он явно задремал).

Она слушала голос Мэрилин Монро и убеждала себя: сомневаться в реальности происходящего нет никаких оснований.

Уже из предварительно изученной информации было понятно: Мэрилин Монро — человек непростой судьбы, страданий ей выпало, может, даже больше, чем славы и почестей.

Но одно дело — читать об этом в статьях, и совсем другое — слушать, как, всхлипывая и делая глотки воды, актриса сама рассказывает о своей боли. От этого в собственной груди, кажется, образуется дырка. Слишком много страданий для одного человека, чтобы все это было правдой.

Может, Мэрилин все-таки немного играет? Хотелось бы, чтобы это было так...

— У меня сердце разрывается от жалости, — пробормотала Лика. Осторожно переложив голову задремавшего Андрея на подушку, она поднялась, намереваясь поменять кассету. — Кать, я правильно перевела: когда ей было двадцать, ее любовнику перевалило за семьдесят?

Подруга молча кивнула, хлюпнула носом и смахнула пальцами пару слезинок, явно блестевших под глазами.

Через пару минут гостиная снова наполнилась печальным голосом:

«...Прекрасно помню тот день, когда состоялось наше с Джоном Кеннеди знакомство. Я проснулась с первыми лучами солнца и поняла, что чудесно выспалась. Голова была легкой, хотя накануне, как всегда, пришлось принять пару пилюль снотворного. По телу прокатилась теплая волна... возбуждения, предвкушения...»

«Наверное, те цифры на катушках — это номера, указывающие на последовательность, в которой делались записи, — Лика пододвинула поближе к магнитофону диктофон, так как качество воспроизведения этой пленки было еще хуже, чем предыдущей. — Точно, сначала я поставила первую, потом стормозила — поставила проигрывать пятую, видимо, последнюю. Но переставлять не буду, очень сложно заправлять пленку в пустую катушку, там такой замусоленный кончик. Лучше прослушаем эту катушку, а последующие уже будем ставить в порядке очередности».

— Все мужики — козлы, даже президенты, — всхлипывая, комментирует Катя ту часть рассказа Мэрилин, где она говорит о том, как, воспользовавшись ее полупомешанным состоянием, Бобби Кеннеди затащил ее в постель.

Лика собирается подтвердить: президенты, может, еще даже большие гады, чем обычные мужчины, потому что они избалованы и ни за что не несут ответственности. Кто может приструнить самого крутого начальника? Разве что собственная совесть и Господь Бог. Но в этой жизни так почему-то получается: если должность есть, совести уже нет...

Она собирается сказать все это, но слова застревают в горле.

Запись плохая, много треска, шума, а еще истошно орут какие-то насекомые.

Тем не менее собеседник психиатра Мэрилин Монро произносит фразы довольно громко, с очень четкой артикуляцией.

И ошибки перевода здесь тоже быть не может.

Он приказывает доктору избавиться от своей пациентки! Та протестует, однако мужчина не желает ничего слышать; советует воспользоваться услугами курьерской службы для передачи пилюль и письма, рекомендующего принимать таблетки в смертельных дозах.

Катя резко вскочила с кресла:

— Ну ни фига себе! Это же все меняет! Получается, Мэрилин Монро была убита, никакого самоубийства, и...

Ее прерывает звонок домофона.

Лика несется к экрану, на котором показывается, кто стоит перед калиткой и символическим заборчиком, огораживающим участок, и потрясенно качает головой.

На кнопку звонка нажимает девушка с внешностью латинского типа, в полицейской форме. Рядом с ней переминается с ноги на ногу чернокожий парень, тоже полицейский.

— Полиция, — испуганно шепчет Катя, заглядывая через плечо.

Через секунду мысленный ступор Вронской вдруг заканчивается.

— Катя, буди Андрея, пусть прячет катушки там, где их нашел. Ты быстро сунь магнитофон куда-нибудь с глаз долой, — распорядилась Лика, поднимая с пола свой диктофон. Повертев его в руках, она сунула крошечное записывающее устройство в карман джинсов. — Я иду открывать полицейским, попробую их немного задержать. Запомните: мы никаких пленок не слушали, ничего не находили.

— Кто ничего не находил? — спросонья пробормотал Андрей. — Что тут происходит? Может, морду кому набить надо?

Несмотря на тревогу, Лика не удержалась и хихикнула. Потом, нащупав диктофон в кармане (в прошлый раз никакого личного досмотра не было, может, и теперь пронесет), отправилась открывать калитку.

Собственно говоря, это можно было сделать и изнутри дома, нажать на соответствующую кнопку рядом с экраном, на который передавала изображение видеокамера у входа.

Однако это сэкономило бы время, что явно только в интересах полиции...

* * *

— Эй, Бразилия, ты как? Нормально себя чувствуешь? Не хмурься, детка, с улыбкой ты намного красивее! Все прошло отлично! Мы выполнили задание идеально! Нам даже не пришлось особо напрягаться! Информация оказалась верной, мы в два счета нашли эти катушки! Слушай, как думаешь, нам дадут премию? Я бы обязательно поощрил двух таких классных работников, как мы! Ну вот, уже лучше, ты повеселела!

Девушка с внешностью латинского типа, одетая в форму полицейского, и правда слабо улыбнулась.

Темнокожего напарника, который может рассмешить и утешить кого угодно, в отделе зовут Пончиком. Но это не потому, что он кругленький и пухленький. Наоборот, Пончик худой, как спичка. Просто он очень любит сладкие булочки с малиновым и вишневым джемом. Поглощает их каждый день в невероятных количествах и совершенно не поправляется.

При мысли о еде девушка побледнела. В горле снова заплескалась тошнота.

Хотелось к океану — чтобы прохладный свежий ветер очистил мысли. Хотелось в душ — долго-долго стоять под упругими струями, ощущая только одно: иголочки воды приятно покалывают тело. А вот вспоминать о том, что в багажнике автомобиля валяется окровавленный «Кэнон», который Пончик ловко подхватил после того, как кто-то из агентов переехал молоденького помощника детектива, совсем не хотелось...

— Бразилия, а как ты попала в отдел? — вдруг спросил Пончик, ловко обгоняя старенький трак. — Сама пришла или взяли за задницу?

Девушка гневно сверкнула темными глазами.

Пончик родился и вырос в Нью-Йорке, его работа — только его личный выбор. Стало скучно, захотелось почувствовать себя крутым парнем, ну, чтобы не хуже, чем те ребята вроде Брюса Уиллиса.

Он помнит лица матери и отца. У него были игрушки. Он мог пойти работать в отдел или отказаться. Он — птица другого полета.

Наверное, этот парень даже не осознает, сколько девочек, дочерей нищих нелегальных мигрантов, вместо Барби играют с крепкими эрегированными членами и знают вкус спермы куда лучше вкуса конфет...

— Прости, я, наверное, сказал что-то не то. — Пончик вздохнул, и его вечно улыбающееся лицо вдруг словно заменилось скорбной маской. — В конце концов, это не мое дело, правда? Захочешь, расскажешь. Нет — значит, нет. Слушай, но ты молодец! Нам сказали: катушки были обнаружены в той комнате, где живет русский парень Андрей. Потом поступили данные — русские прослушивают запись в гостиной. Однако я перевернул там все — и ничего не нашел. Как ты догадалась, что катушки спрятаны в журнальном столике? Такой интересный столик! Он легко разбирается и собирается...

— Следи лучше за дорогой, — посоветовала девушка, откидывая назад черную блестящую косу. — Сейчас как врежемся вон в ту малолитражку!

— Бразилия...

Она резко оборвала Пончика:

— Заткнись. И мне не нравится прозвище Бразилия!

Возможно, так нервно реагировать не стоило. Пончик — прекрасный верный напарник, и он не заслуживал такого отношения.

Просто сегодня он, как специально, вызывал из памяти самые мучительные воспоминания.

В том борделе из мебели были только кровать, стул и туалетный столик. Клиенты часто давали чаевые, но сутенер отбирал их все, до последнего цента. Прятать деньги под матрасом или в постельном белье было бессмысленно — он находил смятые купюры, а потом избивал до полусмерти. А вот у столика внизу имелась декоративная полочка. Ее доски легко разъединялись, позволяя припрятать пару монеток...

— Самое главное, что все прошло гладко, — примирительно заметила девушка, улыбаясь. Пончик в своем репертуаре: перед дорогой на базу притормаживает у кондитерской. Сколько он провел без своего лакомства, целых два часа? Интересно, что бы этот парень запел в ситуации посложнее? Похоже, еда для него — настоящий наркотик... — Как ты думаешь, они поверили, что мы действительно полицейские?

— Не знаю, — Пончик пожал плечами и похлопал себя по животу. — Конечно, та светловолосая русская — она, похоже, удивилась, что мы не пишем никаких бумаг, не составляем никаких протоколов. Но ничего не сказала.

— Наверное, они и сообразить ничего толком не успели. Мы быстро появились; сразу заявили, что мы знаем о том, что найдены еще одни копии пленок... Потом — обыск, и вот уже найдены катушки. Мы быстро забрали пленки и ушли. А они стояли, открыв рты, и хлопали глазами...

— Мы — молодцы и заслужили пару пончиков. Ты какой хочешь — с джемом или с шоколадом?

— Мне — только кофе, — грустно вздохнула девушка. — Как вспомню, как тот парень упал на асфальт, как хрустнули его кости...

— А ты не вспоминай. В конце концов, это наша работа. Мы делаем ее отлично. Нам не в чем себя упрекнуть, понимаешь?..

Девушка не верила в то, что напарник прав. И не считала, что ей не в чем себя упрекнуть. Весь ужас заключался в том, что от этого ничего не менялось. Если из борделя еще можно было с трудом, но вырваться, то со спецотделом такие фокусы ни за что бы не прошли. Или за них пришлось бы заплатить собственной жизнью...

* * *

Отпустило.

Быстро и сразу.

Боли нет.

Есть только бешеное, жадное желание — жить, восхищаться красивыми рассветами, засыпать в уютной постели, заниматься интересным делом, общаться с друзьями, заботиться о родителях. И — любить, несмотря ни на что. Обязательно любить...

«Как странно на меня повлияло прослушивание этой записи, — Катя натерла разморозившееся мясо солью и перцем, сделала в большом куске надрезы для долек чеснока. — Мне стало легче. Мне больше не больно из-за того, что Майкл оказался подлецом и бабником. Я больше не боюсь, что мое призрачное семейное гнездышко, которое я создавала с такой любовью, вдруг развалится. Да, очень жаль, что мечтам о долгом счастливом браке было не суждено сбыться. Но я не виновата в том, что оказалась излишне доверчивой. А что, лучше жить в напряженном ожидании удара, с уверенностью, что человек человеку — волк? Это разве жизнь?! Да, меня обманули. Но у меня есть главное — моя жизнь. Она прекрасна сама по себе, вне зависимости от того, какие происходят события. Я слушала запись, какой-то мужской голос требовал у психиатра Мэрилин Монро совершить убийство, перечислял малейшие детали. Это было так страшно, так серьезно, настолько по-настоящему, что мороз прошел по коже. Молодую красивую талантливую женщину убили... Мне очень не нравится все, что происходит в последние дни с этими пленками. Как-то подозрительно быстро приехала полиция; они словно бы точно знали, где искать, сразу прошли не в мою с Майклом комнату, которая находится ближе всего к лестнице, а в спальню Андрея. И еще все эти убийства: журналистки, ее приятеля... Я не знаю, чем закончится вся эта история. Но я все-таки благодарна за то, что оказалась вовлеченной в эти события. Мне кажется, раньше я не понимала ценности жизни, замыкалась на мелких проблемах. Теперь каждая минута доставляет мне огромное удовольствие. Я не боюсь смотреть в глаза Майкла. Частный детектив, которого мы с Ликой наняли, сделает свой доклад только завтра. Но мне теперь хватит смелости прямо спросить обо всем мужа самой. Я наслаждаюсь всеми мелочами, которые меня окружают, — хотя бы возможностью приготовить ужин. Я надеюсь, что судьба отпустит мне еще много самых разных дней. Все люди теоретически знают, что смертны. Но я никогда не была в такой ситуации, как теперь — когда смерти вокруг слишком много, когда она слишком близко. Оказывается, когда так случается — особенно остро ощущается счастье и очень хочется жить...»

Обернув кусок мяса фольгой, Катя положила его на противень, закрыла духовку и приступила к приготовлению салата.

Вид у сочных листьев и красных помидоров был настолько аппетитным, что Вронская, занимавшаяся взбиванием теста для какого-то суперпирога, не утерпела, выхватила лист салата.

— Это нервное, — пробормотала она с набитым ртом. — Я так перепугалась, когда полицейские нашли пленки. Думала, нас повяжут и ночь мы проведем, развлекая полицейских в участке. Я даже подумывала, не позвонить ли мне редактору нашей газеты, чтобы согласовать тему репортажа. «Вся правда об американской тюрьме» — вот это круто, да?

— Ничего это не круто. — Катя замахнулась ножом. — Ты кончай помидорки тырить! Тюрьма — это не круто. Вообще, со всеми этими непонятными событиями ты даже на экскурсию в Лос-Анджелес не съездила. Еще есть парк развлечений «Юниверсалс-студио», там кино снимают — тоже любопытно поглазеть. Пока ты не новую страну изучаешь, а играешь в детектива! Словно бы привезла с собой все то, что есть в твоих книгах.

Лика нахмурилась:

— Не наезжай на меня! Сама виновата — прикупила со своим Мишуткой какой-то стремный домик, а теперь все киваешь на влияние специфики моего творчества. Вот веришь — я к тебе отдыхать ехала. От работы, от стрессов, от детективной атмосферы... А тут — что ни день, полиция...

Андрей встрепенулся:

— Вот, правильно, давай рванем отсюда. У Кати погудим и уедем. В гостях хорошо, а дома лучше. Особенно если речь идет об этой долбаной Америке.

— Андрей, вот когда на родине средняя зарплата будет, как здесь, — тогда и станешь ерничать! А пока давай уважать чужой труд и чужие достижения! — выпалила Катя, ловко перекладывая нарезанные овощи с разделочной доски в красивую прозрачную миску. А потом, подумав, добавила: — А вообще, знаете, я все же рада, что послушала эти пленки, хотя бы частично. Конечно, так страшно было слышать, что Мэрилин планируют убить.

— Ее и убили, — отозвалась Вронская и шлепнула по руке Андрея. Тот ловко выгребал из мисочки изюм, который Лика приготовила для пирога. Или, может, ей не понравилось, что минутой раньше Андрей ущипнул ее за попу? — Ты слышала, как послушно уточняла психиатр все детали у агента Национального Центра Расследований? Да сделала она все, что от нее требовали! Сто пудов! Этот план осуществился!

— Да, к сожалению. Но такие вещи помогают понять ценность и хрупкость собственной жизни. Как бы ни сложились мои отношения с Майклом, я все равно буду счастлива и буду радоваться всему, что меня окружает.

— А что, твой крендель тебя расстроил? Почему я ничего не знаю? Завели тут манеру за спиной брата всякие свои девичьи сплетни сплетничать. А я сижу, ни сном ни духом. Может, надо уже Майклу морду набить? За мной не заржавеет! — пообещал Андрей, поворачивая голову к двери. — Девчонки, кажется, к нам гости! Я слышу опять звонок.

Реактивная подруга снова успела первой добежать к экрану, на который передавалась изображение от установленной у калитки камеры.

Катя заглянула через Ликино плечо и вздрогнула.

То, что у калитки стоит Майкл, понятно — вернулся с работы; ключи, как обычно, не взял. «Я никогда не буду брать ключи. Потому что теперь меня ждет дома любимая красивая жена», — говорил он, и глаза его сияли. Кажется, все это было давным-давно. В прошлой жизни. Все-таки боль и страдания — широкая пропасть, через которую не сразу и разглядишь былое счастье...

Присутствие Майкла понятно.

Но почему рядом с ним опять стоит полицейский?

— Блин, сейчас точно повяжут, — заныла Лика, нажимая на кнопку, открывающую замок. — Наверное, ребятки приехали в свое управление, посовещались и решили — вина наша безмерна, пора готовить камеры...

На Майкле, как говорится, лица нет.

Еще когда он стоял у калитки, перекидываясь какими-то словами с полицейским, было заметно — он нервничает, удивлен.

Теперь же, войдя в холл, муж уже просто стал весь черный; нервно ходят желваки на потемневшем лице...

«Неужели нас все-таки посадят в тюрьму? Майкл об этом знает, испугался. Он все еще любит меня? Или боится за свою шкуру, и...»

Мысли Кати прерывает вопрос мужа:

— Кейт, полицейский говорит, что ты наняла для слежки за мной частного детектива. Этого парня недавно сбила машина. Ты стала его последней клиенткой, и полицейскому надо задать тебе несколько вопросов. Катя, у меня в голове не укладывается — ты потребовала, чтобы за мной следили! Ты больше не доверяешь мне? Вместо того, чтобы поговорить прямо, ты что-то затеваешь за моей спиной. Как это на тебя не похоже! Ты объяснишь мне, что все это значит?!

* * *

— Это значит, что ты мне изменяешь, Майкл. Несколько раз я слышала, как ты любезничал по телефону с какой-то девушкой. У тебя хороший динамик. То, о чем ты говоришь, слышно не только тебе, но и окружающим. Я совершенно точно различала, как отзывается женский голос. Ты называл ту девушку, с которой общался, то «моя сладенькая», то «конфетка». В этой ситуации я посчитала, что задавать тебе прямые вопросы бессмысленно. Если ты прячешься для того, чтобы поболтать со своей подружкой в ванной, то вряд ли будешь честен со мной. Начнешь врать, выдумывать какие-то объяснения... Зачем? Я не хочу лезть во все это болото! И я хочу совершенно точно знать, что происходит. Поэтому я сделала вид, что готовлюсь к вечеринке, примеряю платье, составляю меню. А в промежутках между этими занятиями я сходила к частному детективу. И знаешь что, Майкл, мне совершенно не стыдно. В конце концов, это и моя жизнь тоже. Очень хочется расслабиться, не работать, заниматься только домом. И мне казалось, что ты изо всех сил стараешься мне такую возможность предоставить. А потом начались эти странные телефонные звонки... Не сразу, но Лика мне призналась — она видела, как ты прогуливаешься с какой-то брюнеткой по берегу океана. В общем, я обратилась в первое же детективное агентство, телефон которого был указан в справочнике. Это значит только одно, Майкл. Я никому не позволю себя обманывать. Даже тебе. Особенно тебе...

К окончанию этого монолога жены Майкл Фриман испытал полную гамму эмоций: ужас, удивление, жалость. Теперь же ему хотелось расхохотаться, обнять Катю, покрыть поцелуями обиженное родное личико.

Потом, все-таки вспомнив о словах полицейского (парень сказал, тот частный детектив угодил под машину), Майкл помрачнел.

Он достал из кармана джинсов сотовый телефон, защелкал по кнопкам, повернул экран к жене. И попросил:

— Посмотри, пожалуйста. Вот она, моя конфетка и самая сладкая девушка в мире. Здесь не очень хорошее освещение. Но, думаю, лицо и фигуру узнать можно...

Суровая морщинка на лбу Кати через секунду исчезла.

— Мишутка... Это невероятно, — только и могла пробормотать она. — Этого не может быть...

Это действительно было невероятно.

Не зря заказы самого лучшего кондитера во всем Лос-Анджелесе, Джулии, расписаны на полгода вперед.

Это чудо, что удалось уговорить ее заняться тортом для свадебной вечеринки!

Впрочем, при всем уважении к Джулии надо отметить, что ее торты, конечно, очень красивы. Состоящие из пяти-семи круглых частей, они украшены сливками, шоколадом и фруктами и выглядят весьма и весьма аппетитно. Но по-настоящему изумляют те скульптурки, которые девушка делает из шоколада!

Представляете свою любимую невесту, сделанную из шоколада, в полный рост?!

Причем Джулия так искусно использует разные оттенки шоколада, от белого до почти черного, что кажется: шоколадная невеста — как живая, у нее выразительный взгляд, естественная улыбка; на ней надеты самые настоящие одежда и обувь...

Конечно, изготовление такой скульптуры — дело сложное, требующее много времени.

И Джулия не хотела всем этим заниматься. Найти с ней общий язык помогла Саманта. Сестра узнала, что у Джулии есть сын, который мечтает сняться в кино; его фотографии были во всех детских базах (сынишке всего пять лет). Однако мальчика не приглашали: слишком мал даже для роли второго плана. Саманта помогла устроить так, чтобы ребенка сняли в рекламе. Не бог весть что, но Джулия сразу же в благодарность согласилась заняться и тортом, и скульптурой. Только она сразу же предупредила (во время той самой прогулки у океана, свидетельницей которой, как выяснилось, стала Лика Вронская): поскольку времени у нее в обрез, работать ей придется по ночам. Для изготовления скульптуры требуется множество снимков. Так что надо быть готовым к тому, что среди ночи может раздаться звонок с требованием выслать по мейлу дополнительные фото жены.

Конечно же, посвящать Катю во все эти подробности не хотелось. Иначе сюрприза бы не вышло!

И вот результат — жена услышала, как муж, среди ночи закрывшись в ванной, обсуждает «самую красивую, сладкую девушку в мире». И вообразила себе неизвестно что!

— Катя, эта скульптура выполнена из шоколада, — произнес Майкл, обнимая жену, все еще рассматривавшую снимок в мобильнике. — Я хотел на нашей свадебной вечеринке удивить и тебя, и гостей. Знаешь, наверное, я даже не обижаюсь, что ты решила пошпионить за мной. Только вот...

Он запнулся.

Только вот смерть детектива выглядит как-то странно.

Полицейский сказал: похоже, произошел несчастный случай. Черный джип с тонированными стеклами, видимо, потерял управление. Водитель даже не пытался притормозить, сбил пересекавшего проезжую часть по пешеходному переходу парня, а потом скрылся с места происшествия.

«Наверное, в том автомобиле имелись какие-то серьезные технические неисправности», — говорил полицейский.

Однако с учетом всех последних событий выглядело это все как-то очень подозрительно.

— Да, как жаль парня, — по-английски сказала Лика, в ее глазах заблестели слезы. — Такой молодой, он очень нам понравился, все шутил... Даже не верится, что мы стали последними клиентами, которые обратились в его агентство... Сегодня у нас просто сумасшедший день какой-то... Пару часов назад приезжали полицейские с повторным обыском, нашли у нас еще один комплект пленок с откровениями Мэрилин Монро. Теперь вот погиб помощник частного детектива...

Полицейский удивленно покачал головой, отошел в сторону и достал сотовый телефон.

Он очень старался говорить тихо, однако все же удалось различить: спрашивал насчет того, кто из коллег приезжал к Фриманам. Лицо у него после этого разговора стало озадаченным. Однако никаких пояснений не последовало.

Расположившись за столом, полицейский стал задавать вопросы о помощнике частного детектива. Вроде бы допрос проходил в доброжелательной манере, однако все равно вызывал невероятное раздражение.

«Закончится ли это все когда-нибудь или нет? — думал Майкл, любуясь тонким ровным профилем жены. — Я все понял, сразу после вечеринки мы хотя бы на пару дней поедем в путешествие. По крайней мере, хоть там с нами не будет происходить ничего экстраординарного и нас перестанут доставать полицейские!»