Главная / Публикации / К. Делэ. «Мэрилин Монро. Нелюбимая»

Колесо закрутилось

Новостей от Казана не было, Артур Миллер уже почти успокоился, и вдруг раздался телефонный звонок: Элиа самым ласковым тоном, на который был способен, попросил внести изменения в сценарий, чтобы Кон дал делу ход. Миллер потерял дар речи: по замыслу Казана мошенников, растрачивающих деньги профсоюзов, и их покровителей-бандитов следовало превратить в коммунистов. У Миллера даже дыхание перехватило. Он пробормотал, что это совершенно идиотская идея и подобная замена невозможна: уж где-где, а в доках Бруклина «красными» не пахнет. Идиотская или нет, возразил Казан, но либо будет так, либо никак. Двумя часами позже Артур Миллер телеграфировал Кону, что он забирает рукопись. На следующее утро в Бруклин-Хайтс пришел следующий ответ: «Интересное дело: в то время как мы пытаемся создать проамериканский сценарий, Вы — да-да, Вы! — идете на попятный. Гарри Кон».

Миллер в бешенстве, общество заражено паранойей, впервые ему дали понять, что он неблагонадежен. Меньше, чем через год Казана вызовут на допрос в Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности. Так что, отказавшись от работы над сценарием, Миллер ничего не потерял и избежал неприятностей.

Элиа Казан заявляет, что Мэрилин — самая веселая из всех девушек, которых он встречал. Неужели?.. В том году, когда Мэрилин исполнилось двадцать пять, он затащил ее в постель, но в фильмах, увы, места для нее не нашел. Главным образом из-за того, что не хотел волновать свою старую жену Молли. Когда на его «Трамвай "Желание"» прольется дождь «Оскаров», он, разумеется, не пожелает показываться на публике с Мэрилин и попросит Алена Бернхейма, который в тысяча девятьсот пятьдесят первом году стал агентом актрисы, переждать ночь церемонии «Оскар» в маленьком темном пиано-баре на Беверли-Хиллз. Мэрилин не обращает внимания на музыку и щебечет без умолку, но во всем, что она говорит, Бернхейм узнает слова и мысли Казана, словно читает его записную книжку. Кстати, Казан успел предупредить его насчет Мэрилин: «Она как бомба. Зажжете фитиль, и она взорвется».

Другому агенту Казан назначил встречу в сьюте отеля «Беверли-Хиллз». Внезапно в комнату, где они беседовали, вошла Мэрилин: единственное, что было на ней из одежды — пижамная куртка Казана. В их компании Мэрилин прошла курс левого экстремизма, Казан в те времена был коммунистом.

В комнате Мэрилин на прикроватном столике рядом с портретом Элеоноры Дузе¹, с которым она не расставалась — легендарная Дузе... последними ее словами перед смертью были «Sola... sola!» — «Одна... одна!», — стоит фотография двух таких непохожих друг на друга мужчин: Элиа Казана и Артура Миллера, а на стене красуется большой портрет Авраама Линкольна, кумира ее детства.

В первом же длинном письме, адресованном Мэрилин, Миллер пишет: «Очаруйте мир, дайте ему тот образ, которого он требует, но я желаю Вам, нет, я Вас прошу, не пораньтесь в этой игре и никогда не меняйтесь».

Мэрилин двадцать пять лет, нежный возраст. Она записывается на курс по литературе и истории искусств в Калифорнийский университет Лос-Анджелеса, увлекается Ренессансом. Девушка без дипломов и наград выглядит как обычная студентка. Никто и подумать не мог, что неприглядно одетая скромница — начинающая киноактриса. Один из преподавателей был поражен, когда правда открылась: «Ее можно было скорее принять за монастырскую воспитанницу». «Я не знала, кто такой Боттичелли и Леонардо да Винчи...» Она упорно штудирует книги Фрейда и его последователей, ее тошнит от усталости, но желание все знать сильнее.

Однажды она делила артистическую уборную в «Двадцатый век Фокс» с немецкой актрисой Хильдегард Неф, «полу-Марлен», как ее называли. Хильдегард так вспоминает об их встрече: «Рядом со мной сидела вечно заспанная девушка с платиновыми волосами, убранными под прозрачную резиновую шапочку для душа, и мертвенно-бледным лицом, густо намазанным кремом. Порывшись в полинялой пляжной сумке, она достала бутерброд, пачку таблеток и книгу. Улыбнулась мне в зеркале: "Привет! Меня зовут Мэрилин Монро, а тебя?" — В руках у нее был сборник стихов Рильке».

Пока Занук упорно снимает ее в «Любовном гнездышке», «Давай сделаем это легально», рядит ее в стенографистку в комедии «Мы не женаты» — в тех самых дурацких фильмах, про которые в Голливуде шутят: «фильм не вышел, он выбежал», Мэрилин носит с собой повсюду роман Марселя Пруста. Читала ли она его? — Другой вопрос. Выборочно несколько страниц, точно. Отныне она намерена позировать фотографам с книгой, Пруста скоро сменит «Улисс» Джойса. Книга станет вечным спутником Мэрилин, ее прибежищем.

Не ставя Наташу Лайтесс в известность, Мэрилин берет частные уроки у племянника великого русского драматурга Михаила Чехова, учившего по системе Станиславского: на занятиях он играет короля Лира, она — Корделию. Мэрилин совершенно очарована своим педагогом: «Этот человек показал мне, что у меня действительно есть талант и что его нужно развивать». Чехов учит ее: «Рациональный разум делает тебя пассивной и отстраненной. Но если ты будешь развивать воображаемое тело, если ты выпотрошишь себя и полностью отдашься во власть другого образа, страсть и чувства помогут тебе его воплотить». Он посвящает Мэрилин в тайны актерского мастерства: «Ты должна воспринимать тело как музыкальный инструмент, который выражает мысли и чувства; ты должна стремиться к полной гармонии между телом и состоянием души». В середине сцены из «Вишневого сада», которую они репетировали, Чехов вдруг останавливает Мэрилин и спрашивает, нарочно ли она вносит в роль эротический подтекст. «Нет, — отвечает она наивно, — я полагала, что это запрещено». И тогда Чехов продолжит: «Ты из тех женщин, от которых исходят вибрации особого рода, что бы ты ни делала и ни говорила; и это единственное, что интересует хозяев и продюсеров студии, где ты работаешь. Теперь я понимаю, почему они отказываются рассматривать тебя как серьезную актрису: для них ты имеешь большую ценность в качестве возбуждающего средства». На что Мэрилин возразит: «Я хочу быть артисткой, а не объектом эротических желаний. Не может быть и речи, чтобы меня продавали публике как афродизиак».

Она ушла от Наташи, и теперь жила одна, за исключением нескольких месяцев, когда снимала квартиру пополам с молодой актрисой Шелли Уинтерс: «Мэрилин вбила себе в голову, что когда ей надо в туалет, все должны исчезнуть и оставить ее одну, — пишет Уинтерс. — Она до того дошла, что открывала дверь, чтобы проверить, здесь вы или нет. Сущий ребенок». Утром по воскресеньям они слушали классическую музыку, но в полдень крутили ручку приемника, чтобы найти Фрэнка Синатру или Нэта Кинга Коула². Они даже составили список мужчин, которых хотели бы соблазнить: первым в списке Мэрилин значится Артур Миллер.

Связь с Казаном стараниями его жены Молли кончилась. В Мэрилин все больше разгорается инстинкт завоевателя: она наконец догадалась, что вовсе не дирекция «Фокс» сделает ее знаменитой, а публика. «Я знала это и теперь, и в тринадцать лет, когда в первый раз шла вдоль берега моря в купальнике. Я знала, что принадлежу публике и миру, не потому, что я талантлива и даже не потому, что красива, а потому, что никогда никому другому не принадлежала. Публика была единственной моей семьей, единственным прекрасным принцем и единственным домом, о котором я когда-либо мечтала».

В своем одиночестве Мэрилин ищет опору в Сиднее Сколски. Они совершают долгие совместные прогулки, ездят на пляжи Малибу, Мэрилин разгоняет машину до ста километров в час. Она рассказывает своему другу о том, что мечтает о новых ролях и славе, и добьется своего «всем ветрам назло», она уверена. В Голливуде ставки гамлетовские: «Быть или не быть, вот в чем вопрос». Дав волю фантазиям, Мэрилин снова начинает сомневаться, ее одолевают страхи. Сидней Сколски похлопочет за свою подругу: вскоре ее пригласят сниматься в «Стычке в ночи» вместе с Барбарой Стэнвик. Милый ипохондрик Сколски приносит ей удачу.

В тысяча девятьсот пятьдесят первом году Мэрилин, по версии армейской газеты Stars and Stripes победила в конкурсе «Мисс Чизкейк». В анонимном голосовании за ее фотографию проголосовало подавляющее большинство читателей; Мэрилин становится национальной пин-ап-гёрл. На вечеринке «Двадцатый век Фокс» в «Кафе де Пари» Мэрилин покорила президента студии Спироса Скураса. В черном коктейльном платье без бретелек с оголенными золотисто-розовыми плечами она, опоздав на час, продефилировала мимо магнатов студии, у которых дух захватило от ее красоты. Звезды первой величины оценивают ее взглядом, не говоря ни слова, но их молчание весьма красноречиво, а Спирос Скурас усаживает ее на почетное место, справа от себя.

Занук по-прежнему игнорирует Мэрилин. Жесткий, энергичный, непривлекательный, маленького роста, с торчащими из-под усов, как у бобра, зубами, он днюет и ночует на студии. Когда он шел в директорскую столовую, служащим и актерам «Фокс» казалось, что они присутствуют при передвижении военно-морского флота. Еще он покидал кабинет для того, чтобы посетить турецкие бани, где таяли «сливки» «Фокса», и личный массажист возвращал его к жизни. О сексуальной ненасытности Занука ходили легенды. Женился он на наследнице фирмы Вирджинии Фокс скорее из меркантильных интересов и блюсти супружескую верность не собирался.

Эстетические взгляды Занука были весьма ограничены, он редко менял мнение. Но и ему пришлось признать очевидное: успех Мэрилин. Президент студии Скурас распорядился, чтобы актрису Монро снимали как можно больше и повысили ей зарплату до пятисот долларов в неделю.

Ее уже собрались утвердить на роль няни-психопатки и детоубийцы в триллере «Можно входить без стука». Ее мать Глэдис тоже когда-то была няней, оберегала и любила другую девочку... Наконец первая серьезная роль! Мэрилин с утра до вечера репетирует с Наташей, и вдруг разражается скандал с календарем.

Примечания

1. Элеонора Дузе (1858—1924) — всемирно известная итальянская актриса.

2. Нэт Кинг Коул (1919—1965) — популярный американский джазовый пианист и певец.