Главная / Публикации / О. Тарасевич. «Подарок Мэрилин Монро»

Глава 5

Не работалось...

Стивен Уэйн походил вдоль письменного стола, на котором стоял роскошный двадцатисемидюймовый моноблок «Эппл», посмотрел в чайные выразительные глаза Стефани Майер. Плакаты известной писательницы, а также постеры с актерами, сыгравшими главные роли в фильме «Сумерки», занимают все стены в рабочем кабинете. Они создают соответствующую атмосферу и словно напоминают: пошевеливайся, Стивен Уэйн; пока ты расслабляешься — конкуренты работают, зарабатывают свои миллионы долларов.

— Я тебя еще обгоню, — пообещал Стивен красивой писательнице и уселся на стул с высокой удобной спинкой. — Подумаешь, сюжет: она — обычная девочка, он — красавчик вампир. Сейчас в два счета попытаюсь сочинить что-нибудь подобное. Выполню свою норму, напишу пять страниц. А вечером прекрасно проведу время в компании виски со льдом...

Пальцы Стивена забегали по клавишам.

Он прилежно продолжал строчить историю в духе модных ныне вампирских саг и при этом раздраженно думал: этот жанр пропагандирует совершенно неправильные ценности.

Вампир — это такой современный миллионер, только постоянно молодой. Он выбирает самую обычную девочку в школе, не первую красавицу, не лучшую ученицу-отличницу. И все, ей больше уже не надо прилагать никаких усилий — ни получать хорошие оценки, ни поступать в колледж. Люби своего вампира, а он обеспечит тебе все составляющие дольче вита без исключения. Эти книги — для слабеньких серых мышек. Настоящая сильная личность никогда не сможет ассоциировать себя с возлюбленной вампира; ей интереснее ставить перед собой амбициозные цели и их реализовывать, чем страдать по поводу любви к какой-то там нечисти. Впрочем, подавляющее большинство девушек восхитительно глупы. И это их ничуть не портит, главное, чтобы у них имелись стройные ножки, упругая попка и большая полная грудь. И, конечно, отсутствовало навязчивое желание связать себя узами брака...

— Как только можно читать и издавать такой бред! Интересно, Стефани Майер получает удовольствие от того, что делает, или просто зарабатывает деньги? Второе я понимаю и поддерживаю, а вот радость от такой работы — это что-то запредельное, во всяком случае, для меня, — простонал Стивен и резво вскочил.

Зазвонивший телефон — веский предлог прерваться!

Мало ли что, вдруг случилось что-то важное...

Обсудив с волонтером хосписа организацию концерта в честь Дня благодарения, Стив потаращился в окно на неожиданно затянувшееся тучами небо. Почесал за ухом Дика — питбуль, не выносящий подобных нежностей, бросил злобный взгляд, однако мощными челюстями не щелкнул, явно сдержался.

Не без угрызений совести Стивен взял пульт, и с экрана большого плазменного телевизора в комнату сразу же ворвались биржевые котировки, европейские метели и чрезвычайные происшествия.

Но ведь писатели должны быть в курсе последних событий, правда? Да, они живут как бы в своем особенном мире; мире, где примерить чужую жизнь так же легко, как обычные люди примеряют одежду. Но тем не менее им приходится просматривать и текущие, «общедоступные» новости. А вдруг позвонит журналист, поинтересуется мнением писателя о том или ином событии? А писатель и слыхом ничего не слыхивал! Позор!

Так что этот серфинг по каналам — в каком-то смысле тоже часть работы. Да, Стивена Уэйна вряд ли позовут на ток-шоу, он пишет под псевдонимом, а на обложках вместо портретной фотографии помещают картинку с лунной ночью и слабо освещенными лесными деревьями. Однако новости полезно посмотреть и ему тоже — а вдруг сама жизнь подскажет какой-нибудь необычный поворот сюжета, который и придумать нельзя! Все-таки жизнь — самый креативный писатель, порой она подкидывает невероятные сюрпризы. Никогда не знаешь, что может случиться завтра, и...

Прервать внутренний монолог Стивена заставило жуткое зрелище.

На экране все мелькали и мелькали страшные кадры.

Слегка помятый автомобиль, рыжеволосая девушка упала лицом на руль; стекло с водительской стороны от выстрела практически полностью высыпалось, и через образовавшийся проем можно различить — приборная доска и лобовое стекло заляпаны кровью и бело-розовой кашицей мозга...

Дверь машины заклинило. Вот спасатели пытаются извлечь тело, однако им приходится воспользоваться специальными инструментами, вспарывающими металл.

Врач метнулся к девушке, уже вытащенной из автомобиля и лежащей на носилках, но только развел руками. На его добродушном лице появляется такая гримаса отчаяния, что и безо всяких комментариев понятно: бедняжка мертва, помощь медиков ей уже не требуется...

— Линда Грин являлась штатным корреспондентом популярной газеты «Лос-Анджелес Морнинг», — бодро рапортовал голос за кадром. — Незадолго до своей смерти она приезжала к своему бывшему парню, Джейкобу Уинсли. Камеры наружного наблюдения зафиксировали, как «Акура» Линды Грин притормозила у особняка, и сама девушка прошла внутрь. Через пару минут она выбежала обратно, снова села за руль. Полиция уже обратила внимание на то, что до визита Линды в дом своего бывшего бойфренда в работе камеры были помехи. Поэтому сказать о том, кто убил Джейкоба Уинсли, пока проблематично. Скорее всего, вряд ли убийцей была Линда Грин. Мы располагаем комментарием судмедэксперта, который считает, что парень уже был мертв не меньше двух часов до того, как к дому подъехала Линда Грин. Редактор «Лос-Анджелес Морнинг» уже готовит заявление в связи с убийством корреспондентки издания. По имеющейся у нас информации, будет подчеркнуто — никаких расследований Линде не поручалось. В основном она специализировалась на новостях культуры и никогда не писала на острые политические и социальные темы. Так что убийство журналистки, скорее всего, связано не с ее профессиональной деятельностью. И... минуточку, — камера, уже давно показывающая полную темнокожую журналистку, вдруг уехала в сторону, снова демонстрируя чуть помятый автомобиль. Однако за пару секунд до этого можно было успеть заметить: ведущая поправила находящийся в ухе передатчик и что-то внимательно слушает. А вот уже снова оказавшись в фокусе, взволнованно продолжает: — Внимание, только что поступили новые сведения. Линда Грин незадолго до смерти разместила сообщение в своем дневнике. Она опубликовала письмо бывшего бойфренда, который уверял, что нашел в своем банке кассеты, на которых записаны беседы известной актрисы Мэрилин Монро со своим психиатром...

Заинтригованный, Стивен бросился к компьютеру.

Дробь по клавишам, параметр для поисковика: «Блог Линды Грин», вереница ссылок. Похоже, первая же — рабочая, адрес явно содержит имя и фамилию журналистки, а также популярный ресурс интернет-дневников. Нажать на «enter», и...

— Ничего не понимаю, — пробормотал Стивен Уэйн, недоуменно моргая. — Я не вижу никакой записи. Последнее сообщение в блоге размещалось неделю назад. Никакого письма бойфренда журналистки тут нет...

Впрочем, через пару минут он уже читал про подробности отношений Линды и Джейка, а также про старый сейф, который парень случайно обнаружил во время ремонта.

Из блога Линды Грин эта запись действительно была удалена. Однако ее успели растащить по своим дневникам журналисты; некоторые корреспонденты уже даже поторопились подготовить статьи с использованием этой информации для интернет-изданий.

Современные технологии позволяют распространять сенсацию быстрее вируса...

— Представляю, что за жизнь теперь начнется у Кати с Майклом! Наверное, к ним в дом ринется целая толпа безумцев, все станут искать кассеты. Ведь обнародовано все — улица, номер дома... Но это не самый интересный вопрос. Намного занимательнее другое. Неужели Мэрилин Монро и правда убили? — прошептал Стивен Уэйн, окончив чтение. Его пальцы снова забегали по клавишам. — Кто же тогда расправился с этой красивой актрисой? За что ее убрали?

Через час Стивену Уэйну уже казалось, что он знает ответ на этот вопрос. Но от этого событие, произошедшее много лет назад, не стало казаться менее трагичным и нелепым...

* * *

Она — именно такая, как надо. Стройненькая, миниатюрная, словно статуэтка. Глаза огромные, не глаза — глазищи, причем зеленые. Веселая, грустная, кокетничающая, угрожающая — она всегда кажется самой красивой, такой желанной. Впрочем, дело не в постели. Перевести отношения с симпатичной девушкой в горизонтальную плоскость — совершенно заурядное событие. А вот любоваться сонным личиком, и улыбаться от нежности, ожидая, пока она проснется, а еще предвкушать возможность принести ей завтрак... И самое главное — не бояться... Не бояться, что за этой нежностью последует невыносимая боль...

«Как-то неожиданно я попался, — Андрей Ермолович осторожно убрал от Ликиного лица прядь волос. Похоже, та ее щекотала, Лика смешно морщила нос, пыталась отбросить локон, но вместо щеки попадала по подушке и морщилась еще больше. — Честно говоря, не думал, что когда-нибудь со мной такое опять случится. Умом понимал: после гибели Тани прошло много лет. Времена изменились. Зверье в человеческом обличье, конечно, осталось. Но теперь у него другие методы. Все-таки того, что было в лихие девяностые, сегодня не происходит...»

...Доперестраивались.

Зарплаты папы-академика хватает разве что на хлеб и молоко. Мясо, колбаса — уже недоступны. Впрочем, от этого Ермолович-старший не страдает. Во-первых, в магазинах нет ни того, ни другого, даже за хлебом с раннего утра выстраивается длинная очередь. Во-вторых, отец обитает в каком-то своем мире — формул, технологий, расчетов. Он и в лучшие времена, похоже, не осознавал, что именно поглощает на ужин... Когда-то папа зарабатывал очень много. Вместе со своим отцом, физиком-ядерщиком, он занимался разработками, предназначение которых в семье обсуждать было не принято. Однако как бы маленькие Андрей и Катя ни упрашивали: «Папа, а мы хотим сходить на твою работу», отец оставался непреклонен: нельзя, государственная тайна. Он зарабатывал много, но финансы его интересовали лишь как возможность в неограниченном количестве покупать книги. Книг в перестроечные годы становилось все больше. Папа хотел купить и Булгакова, и Чейза — однако они стоили каких-то бешеных денег, и отец становился мрачным. Перемены в стране смяли папино лицо в такую непонимающе-обиженную маску, что становилось понятно: обсуждать с ним перспективы покупки модных светлых джинсов-«пирамид» или «турецкого» свитера из толстой шерсти, с красными или зелеными ромбиками, абсолютно бесперспективно.

Приходилось думать о том, как заработать денег, самостоятельно.

Ни думать, ни зарабатывать, естественно, не хотелось. Необходимость этого вызывала невероятно ожесточенную озлобленность.

Профессорские дети, избалованные... У них ведь в советские годы была беззаботная жизнь, сытое детство. К хорошему привыкаешь быстро и быстро начинаешь считать высокий уровень жизни чем-то само собой разумеющимся... Пока отец мог обеспечить елку в Кремле, продуктовые заказы, Черноморское побережье и «Волгу» с водителем, он казался самым лучшим. Когда «совок» накрылся медным тазом, бедному папочке довелось выслушать такое... «Да кому нужна твоя наука, если ты семью прокормить не можешь!» Словно базарные торговки, ведут себя дорогие детки, что Катя, что Андрей. Катя еще слишком мала, ничего не понимает, просто копирует, как обезьянка, поведение и речи брата. А брат привык ни в чем не знать отказа, он требует выполнения всех своих капризов, и ему наплевать, что для их реализации больше нет никаких условий. Переходный возраст, подростковая глупость, которая на том уровне развития воспринимается как знание всех тайн мироздания... Бороться с трудностями не хочется, проще кого-нибудь обвинить, а кто всегда рядом? Самые близкие, дорогие люди, родители. Теперь вспоминать те злобные резкие фразы, срывающиеся с губ, мучительно стыдно... Родители, впрочем, никогда и не вспоминают. Нет ничего такого, чего не могли бы они простить своим детям. Если бы еще можно было что-нибудь сделать с собственной памятью...

В общем, как ни печально, приходилось шевелить извилинами на предмет самостоятельного улучшения своего финансового положения.

Тогда вырисовывались две модели поведения: что-то продавать-покупать или же вынуждать поделиться тех, кто это самое продает-покупает. Познакомиться с бандитами оказалось проще. Они часто захаживали в ресторан, находящийся прямо возле дома. И та часть их жизни, которую можно было увидеть со стороны, казалась привлекательнее. Лучше уж в ресторане сидеть, чем таскать неподъемные клетчатые сумки с товаром, как это делают челноки. А потом еще и отстегивать со своих кровно заработанных.

Конечно, интеллигентское воспитание, профессорская семья — все это просто так за борт не выбросишь. Среда всегда влияет. Хотя бы на уровне оправданий, которые сам для себя придумываешь.

«Я граблю торгашей. Всяких хитрых ушлых людей, которые покупают подешевле, продают подороже», — думал Андрей Ермолович образца девяностых годов. Нет, он, конечно, был не дурак. Прекрасно понимал, что эти челноки — как правило, учителя и инженеры, слабые, пожилые, не умеющие противостоять наглому молодому стремлению хапнуть побольше и побыстрее. Но тот парень весь свой ум пускал лишь на поиск аргументов в защиту бандитского беспредела. «Коммерция — это всегда риск и опасность. Любой продавец на рынке знает — если к тебе подходит парень в спортивном костюме и просит поделиться выручкой, спорить с ним не надо. Следует дать ему то, что он просит. Тогда с товаром и со здоровьем продавца все будет в порядке, — рассуждал новоиспеченный рэкетер. — Правила игры определены и общеизвестны. И если человек вступает в эту игру — он знает, на что идет; он готов ко всему...»

Впрочем, угрызения совести закончились быстро.

На уровне народной мудрости тезис выражен образно: с волками жить — по волчьи выть.

Марксизм-ленинизм к излишним сантиментам не апеллирует: бытие определяет сознание.

Уже нет никакого очарования воровской бандитской жизнью. Когда от хороших друзей остается лишь пара крестов на кладбище (пацаны опрометчиво приехали на «стрелку» без волын), на многие вещи начинаешь смотреть иначе. Есть шрам и на собственном животе — а не надо было верить, что гонец от конкурирующей группировки пришел для того, чтобы «замириться». Доверчивость стоила обжигающей боли, невыносимого ощущения сквозняка прямо во внутренностях. «Не щадя живота своего, — бились тогда, сразу после ранения, лихорадочные мысли. — Все правильно, жизнь — она в животе, а сейчас в моем животе сквозняк, и жизнь запросто может вылететь». Впрочем, напрасно паниковал: врачи откачали и даже сказали, что особой опасности не было; просто, наверное, сложно в штаны не наложить, когда пузо насквозь протыкают... Что еще было в те лихие годы? Полное собрание сочинений Булгакова, подарок отцу. («Сынок, твою научную статью напечатали, и ты великодушно потратил гонорар на мое хобби», — растрогался папа, так и не научившийся ориентироваться в реальной жизни.) Были усталость, постоянное нервное напряжение, иногда — страх... А еще была привычка. Вид владельца киоска, пристегнутого наручниками к батарее, не вызывает больше никакого желания оправдаться перед собой. Потому что никто из пацанов такой ерундой не занимается. Другие вопросы на повестке дня: собрать дань побольше, «подогреть» братву, которая сидит, разобраться с конкурентами...

Сестра и родители — доверчивые, верят и не сомневаются — Андрей занимается коммерцией. Правда, никто никаких атрибутов этой самой коммерции (кроме денег разве что) не видит. Но семья-то особенная, к тайнам привычная. Вот батькино КБ было засекречено, теперь — эта самая «коммерция».... «Не забывай работать над диссертацией, — наставляет папа. — Нам надо двигать вперед науку». Вообще-то обычно его сыну приходится двигать ногой в челюсть зарвавшемуся «коммерсу». Но не вдаваться же в такие подробности!

Желания спорить нет на уровне логики.

Но в глубине души — все равно что-то доказываешь, объясняешь.

Папа, твои принципы устарели!

Жить честно, вкалывать с утра до ночи, чтобы получать зарплату в двадцать долларов в каком-нибудь НИИ? Если еще найдешь этот самый НИИ — они все закрываются, а на огромных площадях институтов плодятся коммерческие фирмы и фирмочки.

Нет, нет. Жизнь стала такой, что рассчитывать можно только на себя. Кто сильнее — тот и прав.

Бандитская среда затягивала...

Больше не вызывали никакого удивления все эти сауны с проститутками после перестрелок, рестораны, дорогие тачки, похороны «братвы».

Тогда казалось: да, до старости такие пацаны, как правило, не доживают. А оно разве надо? Зато погуляли, потешились в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывали. Лучше жить ярко и сгореть быстро, чем долго и печально влачить жалкое никчемное существование.

Такие рассуждения казались вполне логичными. До знакомства с Таней.

И все сразу изменилось...

Таня пришла в его жизнь в тот период, когда откровенный воровской беспредел уже начал постепенно трансформироваться. Появились слово «бизнес» и первые фирмы по отмыванию денег, а еще финансовые пирамиды.

Со спортивным костюмом и кожаной курткой покончено. Началось время зеленого пиджака с золотыми пуговицами, сотового телефона, напоминающего по размеру автомагнитолу, визитки «Андрей Ермолович, директор компании «РосттекO».

За красивым названием скрывалась одна из первых в Москве финансовых пирамид. И красивые доходы. И даже в принципе красивая миссия: научить людей тому, что халявы не бывает, что деньги надо зарабатывать своим трудом, а не доверять мошенникам.

Вкладчики в шикарный офис на Воробьевых горах приходили самые разные. Пенсионеров, которые несут последние копейки, стремясь заработать на подарок внукам, было мало. В основном вклады делали ушлые граждане, явно наодалживавшие денег у соседей с целью получения быстрой прибыли, — обманывать таких было сущим удовольствием. А еще, как ни странно, значительный процент составляли... московские нищие. Плохо одетые и еще хуже пахнущие, они несли свои копеечки и мятые рублики. Странная доверчивость для тех, кто, кажется, более чем хорошо знаком с изнанкой жизни!

А потом в один день в кабинете вдруг появился ангел.

У светловолосой девушки было лицо такой необычной красоты, что просто дух захватывало. И невозможно было рассмотреть ни ее фигуру, ни одежду. Огромные карие, как на иконе, глаза, казалось, видят всю душу, всю сущность, знают все-все сокровенные мысли.

Краска обожгла щеки.

Почему-то впервые за много лет стало стыдно.

— Здравствуйте. Вот, я бабушку к вам привела. Жертва рекламы, хочет сделать вклад. Не смогла ее переубедить, а жаль. Я в школе математику преподаю. Так что мне лично с вашими расчетами все понятно!

Какой у нее нежный голос, звоночек, хрустальный...

— Не волнуйтесь. Минуточку. Сейчас все оформлю, — засуетился Андрей, чувствуя, как его раздирают два противоречивых желания — познакомиться с девушкой и боязнь получить отказ (она ведь ТАКАЯ...) — Конечно же, вашей бабушке выплатят высокие дивиденды. Вы правильно сделали, что пришли к нам.

Наконец, улучил момент, приблизился, и, волнуясь, про телефончик:

— Не оставите ли? Пожалуйста!

Только бы не отказала, только бы не отказала, только...

— Вы очень симпатичный. Но вот никаких отношений у нас с вами не будет. Мы просто очень разные люди. Я никогда не понимала таких, как вы. Этот ваш бизнес — он нечестный. Моей бабушке дивиденды вы выплатите за счет средств следующих вкладчиков. Но вот тем-то бедолагам уже вряд ли повезет...

Татьяна всегда называла вещи своими именами. И, похоже, не лукавила, говоря о непонимании такой позиции — всеми путями и способами вырвать у судьбы свой кусочек сладкого пряника. Но самое главное — она умела радоваться. РАДОВАТЬСЯ всему, что у нее есть, всему, что ее окружает.

Конечно же, со временем Таня сдалась.

Любая женщина — это крепость, которая хочет сдаться на милость завоевателя. Поэтому мужчинам не надо отчаиваться. Если они действительно захотят, чтобы понравившаяся девушка сменила гнев на милость, то обязательно добьются этой цели. Придется, конечно, совершить пару-тройку подвигов. Просто так ничего не бывает. Но приложенные усилия возвращаются сторицей...

Покорять Таню было приятно.

Все, сделанное для нее и ради нее, доставляло огромное удовольствие.

И все стало меняться...

В это было сложно поверить. Происходящее казалось каким-то чудом, волшебством.

Вот жуткая зараза, вредная привычка — курение. Бытует мнение, что никотиновый плен — это уже навсегда, если попадешь — не вырвешься. Но Таня не курила, морщила носик в прокуренных кафе, кашляла. И было решение завязать с этой вредной привычкой. И был страх — не получится. А вот мук отвыкания, как ни странно, не было.

То же самое произошло со всякими пьянками-гулянками, водкой, бессмысленными разговорами «за жизнь» со случайными людьми.

Таня словно бы очистила его жизнь от всего ненужного, наносного. И она зажгла свет...

Оранжевые закаты, лимонные рассветы, серебристые чешуйки на глади озера, яркая зелень травы, краски цветов, от которых захватывает дух, — как можно было жить, не видя и не зная всего этого?

То была не жизнь.

Что-то грязное, дымное, захламленное, с привкусом своей крови и чужих слез.

Конечно, рядом с такой девушкой продолжать заниматься прежним «бизнесом» просто невозможно.

Тане не нужно было ничего говорить или требовать.

Просто стало очевидно: так дальше продолжаться не может. Решение начать жизнь с чистого листа пришло так же естественно, как любой человек делает вдох и выдох.

— Андрюха, ты сошел с ума? Ты просто хочешь выйти из дела и даже не будешь забирать свою долю?! — недоумевал «компаньон».

Совместному «бизнесу» с ним было без году неделя, стаж пристегивания «коммерсов» наручниками к батарее — значительно больше.

Объяснений про желание начать новую жизнь компаньон, естественно, не понял.

Похоже, какие-то важные и простые вещи ему не было дано понять изначально. Во всяком случае, на том этапе собственного развития.

Документы компаньон согласился переоформить легко. Только предупредил: «Смотри, Андрюха, если ты что мутишь — я же тебя из-под земли достану».

Никто ничего не мутил, без базара.

Но бывают такие стечения обстоятельств — из разряда «нарочно не придумаешь».

Через пару дней в офисе устроили «маски-шоу», нашли кучу неучтенной налички, возбудили уголовное дело, «закрыли» «оставшегося на хозяйстве» приятеля.

У компаньона, как и у всех в те годы, разговор был коротким...

Тогда никто ничего не уточнял, не выяснял.

Стреляли без предупреждения.

Но стреляли друг в друга! Родители, братья-сестры, жены-дети — все это было табу даже для самых отмороженных отморозков.

Таню убили, когда она возвращалась из церкви, с вечерней службы. В переулке притормозил черный джип, и...

Накануне она ничего не предчувствовала.

Была немного бледненькой, но веселой.

— Может быть, я тебя удивлю, любимый... — звенел чудесный хрустальный голосок.

Удивил судмедэксперт.

Таня была беременна, срок — три недели.

Конечно, такие вещи не прощаются. Компаньон... в общем, его нет уже на этом свете...

Присутствовать на похоронах любимой не вышло. Сердечный приступ отправил в больницу.

Может, поэтому осознать ее смерть так и не получилось?

Почему-то казалось, что Таня все время находится рядом. Наверное, это помогало не сойти с ума. И жить ради нее. Жить так, как она бы одобрила. Оказывается, все это возможно — и честный бизнес, и никого не ломать через колено. Так сложнее, но игра стоит свеч. Спокойная совесть — самый значительный капитал.

Тане бы такой вывод понравился... А то, что полюбить, как ее, никого не получалось — нет. Она была верующей, считала любовь тем состоянием, которое необходимо человеку для того, чтобы создать семью, чтобы появились дети.

И все-таки полюбить, как ее, всей душой, плотью, всем-всем, из чего состоит человек, — не получалось.

Отчасти — страх. А еще думалось: настоящая любовь бывает раз в жизни. Все остальное — от скуки или для здоровья.

Но... человек предполагает, а Бог располагает...

...«Я чувствую себя полным дураком, — Андрей Ермолович смотрел, как Лика улыбается сквозь сон, и еле удерживался от поцелуя. Целоваться хотелось ужасно. А будить — совсем не хотелось, девушка так красиво спала. — Я счастлив. И я не знаю, сколько продлится это состояние. Но этого не было так давно... Обидно только, что мы познакомились здесь, в этой долбаной Америке. Ненавижу американцев... После того, как Таню убили, я всю голову себе сломал — почему, за что? «Просто так, не повезло, стечение обстоятельств» — это ведь не объяснения. И я все понял со временем. То есть я не претендую на истину в последней инстанции. Может быть, моя ненависть — это из разряда тех детских обвинений отцу, что он бабок заработать не умеет. Но все-таки. Вся эта преступность и беспредел — все это произошло с Россией из-за того, что нам стали навязывать западную идеологию. Все эти жвачки, джинсы, деньги — все это отсюда, из-за океана. У народа нашего в голове все перепуталось. Армия, учителя, врачи — то, что требовало и личного мужества, и хорошего образования, сразу же обесценилось. Я не коммунист и считаю, что коммунисты много ерунды наделали с теми же репрессиями. Но кое в чем нынешние наследники компартии правы: Советский Союз был сильной страной, и его развалили извне. Кто выиграл из-за того, что у нас все, кто смог, стали бандитами и друг друга перестреляли? Русские? Ничего подобного, америкосы. И я их ненавижу!»

Надо же, начал говорить вслух — и не заметил.

Лика проснулась...

— Ты ненавидишь американцев? А почему? — сонно пробормотала Лика и обняла Андрея за шею. — Ой, какой ты теплый, хороший... Вообще я по утрам тоже всех ненавижу. Но ты, кажется, будешь исключением. Слушай, а кофе в этом доме дают?

Андрей собирался сказать: дают. А еще сок, тосты, джем, сыр, йогурт.

Слушаю и повинуюсь — ваш личный персональный джинн сейчас доставит завтрак в постель; прекрасной госпоже стоит только сделать заказ.

Однако ничего этого он сказать не смог.

Потому что смотрел в окно, где торчала какая-то рожа. Рожа, это сразу стало понятно, была тупой и типично американской, с такой же идеальной улыбкой, как у Катиного кренделя.

Идиотски улыбаясь, рожа производила фотосъемку! В руках у рожи был большой фотоаппарат.

Андрей машинально хрустнул костяшками, разминая кулаки.

И бросился к окну...

* * *

Осмотревшись по сторонам, Майкл Фриман решил, что подготовка к полету проходит в полном соответствии с правилами. И даже при желании придраться здесь совершенно не к чему.

Воздушный шар (какая у него красивая расцветка, сияют-переливаются на белоснежном полотнище яркие радуги!) расстелили на огромной брезентовой подстилке. Помощники пилотов выкатили из ангара большие вентиляторы-фены, нагнетающие в шар воздух. Корзина еще лежит на боку. Больше всего не везет парню из техперсонала, который «держит вход», основание воздушного шара, через которое вентиляторы накачивают воздух. Мальчишку обдувают мощные прохладные потоки, а ведь день сегодня не жаркий.

Пассажиры, оживленно обсуждающие неподалеку будущий полет, тоже представляют собой типичную группу, в которой обязательно имеются мисс/мистер Всезнайка и мисс/мистер Трусишка. Первый всегда готов с радостью дать совет, как управлять воздушным шаром. С Трусишкой проще: визжит себе, как резаный; шума, конечно, больше, зато раздражения меньше.

Молодая полненькая девушка уже с полчаса оглашает окрестности звонким:

— Мне страшно! Я умру от страха!

— Не бойся. Управлять шаром — проще простого. — Мистеру Всезнайке около пятидесяти, и он смотрит на мисс Трусишку явно не отеческим взором. — Видите, там два таких разноцветных каната. Дернешь за левую веревочку — шар летит влево, за правую — вправо.

«Я тебе подергаю, — Майкл улыбнулся, чувствуя взгляд туристки, невысокой брюнетки лет сорока, смотрящей на него с явным интересом. — Я тебе так подергаю, что мало не покажется! Это хорошо, что туристы не знают, сколько опасностей подстерегает во время путешествия. В принципе, шары стараются поднимать только рано утром или на закате, когда сбалансированы температурные потоки. Но это же погода, предсказать точно тут никто не берется! Даже небольшой поток теплого воздуха от раскаленного асфальта может привести к крушению. Еще очень опасно огибать холмы. За ними встречаются течения воздуха; так в океане подводные течения огибают скалы. Попадая в такой поток, корзина с шаром закручивается, словно в тайфуне, только летит не вверх, а вниз; штопором ввинчивается в землю. Следующий кошмар всех пилотов — линии электропередачи. Они практически не заметны сверху. Неосторожное касание — и шар превратится в факел. Это с земли кажется, что шар висит в воздухе. Ничего подобного, он движется со скоростью резвого спортивного велосипеда. Но командам подчиняется с задержкой, в этом проблема. Шар надо просто чувствовать, как любимую женщину. Без этого нечего и подниматься в воздух...»

— Прошу на посадку! — Старший пилот махнул рукой и, предупреждая вопросы туристов, торопливо добавил: — Да, сначала мы будем лежать в корзине. Потом я включу горелку, и через две минуты корзина примет вертикальное положение, шар оторвется от земли. Пересаживаться из одной ячейки в другую во время полета запрещено. Также нельзя садиться на борт корзины.

Дождавшись, пока туристы улягутся в корзину, Майкл быстро забрался внутрь, немного радуясь, что пока в экипаже выполняет функции второго пилота.

Это значит, сажать шар не придется. Посадка на шаре будет посложнее, чем на самолете. У шара нет мотора, поэтому пилоту приходится учитывать множество нюансов: температурные потоки, их скорость, направление. Причем надо заранее прогнозировать, как отреагирует на эти условия шар; ведь если будет допущен просчет, быстро изменить курс шара невозможно. Начинающие пилоты при посадке часто «скачут лягушкой» — жесткая посадка провоцирует шар снова подниматься вверх, и так несколько раз. Можно напороться на дерево, получить разрывы внутренних органов... Впрочем, несмотря на высокую степень риска, такая работа вызывает массу положительных эмоций. Когда каждый день приходится преодолевать себя, бороться со стихией, рисковать и побеждать — в организме вырабатывается столько адреналина, что любое другое занятие уже кажется пресным и скучным.

— Я боюсь, — заныла мисс Трусишка, когда шар набрал высоту. На взлете она сидела с закрытыми глазами, вцепившись в скамейку побелевшими пальцами. Потом, оглядевшись, не могла произнести ни звука; только слышалось, как ее зубы выбивают негромкую дробь. — А мы не упадем?!

— Нет, — мягко заметил Майкл, потихоньку выпуская из «карманов» шара воздух, чтобы обеспечить корзине правильное положение. — Сегодня отличная погода, и, даст бог, все пройдет замечательно. На самом деле, в каждой группе бывают такие люди, как вы, — с сильной боязнью высоты. Не думаю, что на вашем месте решился бы на полет.

— Вы так ловко управляете этой штукой. — Туристка-брюнетка прищурилась и медленно провела языком по полной верхней губке. — Наверное, вы все делаете ловко...

«Твою мать! Обалдеть! — Майкл вежливо улыбнулся, хотя внутри все закипело от возмущения. — Никто из туристов уже не любуется потрясающей панорамой Бич-сити. Все подслушивают — а как я отреагирую на флирт этой женщины. В принципе, она ничего, симпатичная... Надо же, пристает ко мне вот так запросто — и совершенно не смущается... Я бы так не смог, все-таки постарался бы улучить момент, когда никого поблизости не окажется...»

Через пару минут он уже не улыбался.

Брюнетка окончательно сошла с ума — принялась поглаживать себя по бедрам, прикасаться к груди...

Никто из туристов не решался сделать женщине замечание.

Но вокруг все просто, казалось, искрило от ее неприкрытого сексуального желания.

Конечно, с учетом того, что все это эротическое шоу проходило в ограниченном пространстве корзины, пилоты не могли не нервничать.

«Я переборщил с выпусканием воздуха, шар летит слишком стремительно, — ругал себя Майкл, отвернувшись от своей поклонницы. — Только бы посадка прошла хорошо. У меня наполеоновские планы на ближайшие дни, не хватало еще получить проблемы из-за этой сумасшедшей женщины. Честно говоря, не знаю, зачем она платила за полет, все равно по сторонам не смотрит, только на меня пялится. Полет стоит пятьсот долларов! Думаю, жиголо обошелся бы намного дешевле!»

Посадка прошла как по маслу.

Вместе с туристами Майкл поаплодировал старшему пилоту, посадившему шар так мягко, что корзину даже не тряхнуло в тот момент, когда она касалась земли.

Краем глаза заметив, что брюнетка пишет на карточке номер телефона, он быстро выскочил из корзины и бросился в домик для персонала.

Конечно, нужно было еще переделать много работы, помочь коллегам со складыванием шара. Однако пусть прежде навязчивая туристка уйдет.

Убедившись, что в комнате никого нет, он достал сотовый телефон, набрал номер и с волнением заговорил:

— Джулия, привет, дорогая! Как там поживает моя конфетка?..

Ближе к вечеру Майкл то и дело поглядывал на часы.

Не терпелось скорее увидеть Кейт, обнять ее хрупкое красивое тело, заглянуть в сияющие от любви глаза. А стрелка, как назло, словно приклеилась к циферблату...

И вот наконец все позади: подписание какие-то бумажек, в которых каждый из членов экипажа должен оставить автограф; летящая с превышением скорости по шоссе машина; поход в супермаркет за любимым Катиным вином; снова автомобиль, заезд на площадку перед гаражом, и...

— Твою мать, — выругался Майкл, заметив в зеркало заднего вида, как по участку промелькнула человеческая тень. — Я чуть его не задавил. Кто бы это мог быть?

Но через секунду он уже радостно улыбался.

Никаких визитов неизвестных людей!

— Рад видеть тебя, Дэни. — Майкл протянул приятелю руку. — Хорошо сделал, что зашел. А что это у тебя? Старые катушки? Послушаем музыку?

Друг кивнул:

— Обязательно. Я думаю, это будет самая интересная запись, которую ты когда-либо слышал...

* * *

— У тебя нос красный, — рассмеялась Катя, закалывая волосы. — В тон купальнику!

— Слушай, а похолодало сегодня. Я пока до душа добежала, озябла. — Лика подплыла к бортику, махнула рукой. — Давай сюда! Вода такая теплая, наверное, нагрелась за вчерашний день.

— Просто этот бассейн с подогревом. И кто-то утром нажал на нужные кнопочки. — По металлической лестнице Катя опустилась в воду и красивым кролем заскользила по дорожке.

Подставив спину под массажные струйки, бьющие под бортиком, Лика наблюдала за подругой. И понимала только одно: в собственных мыслях царит полный разброд и шатания. События стали развиваться настолько стремительно, что она даже забыла позвонить домой, узнать, как там Дарина.

Мамаша, называется...

Совсем голову потеряла со своей любовью!

А любовь эта — тот еще кадр. Палец в рот не клади, чуть что не понравится — давай вперед с кулаками морду бить.

«Вообще-то я интеллигентный человек, — объяснил Андрей свое рукоприкладство после того, как странный бесцеремонный американец с фотоаппаратом был изгнан с участка. — Но америкосов я не люблю и спуска им не даю. Лика, согласись: это же свинство полное — залазить на дерево с фотоаппаратом и снимать валяющихся в постели людей. Но все-таки у соотечественника я бы сначала поинтересовался: «Что за дела?» С америкосами я никаких разговоров не веду по идеологическим соображениям. В табло и без предупреждений! А они что, предупреждали нас, когда Союз разваливали?»

Появление странного американца, явно бывшего фоторепортером, позже разъяснилось. Позвонил сосед, Стивен, и рассказал печальные новости. Оказывается, убили журналистку, а в доме спрятаны пленки, записи бесед известной актрисы Мэрилин Монро со своим психиатром.

Потом было терзание Интернета, и каждая подробность только усугубляла страх.

Оказывается, смерть журналистки Линды Грин — не единственная. Раньше убили бойфренда девушки, который предоставлял ей информацию.

Пленки стоят кучу денег.

У полиции нет никаких версий о том, кто так жестоко расправляется с людьми, имеющими хоть малейшее представление о записях.

Вывод после просмотра сайтов можно было сделать только один: все, прощай, спокойная жизнь...

В лучшем случае жителей особняка атакуют журналисты с вопросами. В худшем — сумасшедшие фанаты или жулики-авантюристы, которые перевернут тут все вверх дном, пытаясь отыскать катушки.

Может, было бы логичнее собраться всем вместе и обыскать дом самостоятельно?

Найти пленки, сделать с ними что-нибудь — отдать в полицию, продать, передать в музей? Сделать с ними что угодно, обеспечивая себе спокойную жизнь, возможность просто валяться в постели, не боясь, что на дереве окажется фоторепортер?

Единственный плюс всей этой устрашающей информационной лавины, пожалуй, заключается в том, что можно хоть как-то объяснить наличие понатыканных по всему дому видеокамер. Наверное, кто-то узнал о том, что в доме хранится такая ценность, и решил понаблюдать за жильцами: а вдруг найдут те самые аудиозаписи?..

В любом случае, надо что-то срочно со всем этим делать. Потому что люди, охотящиеся за пленками, шутить не намерены...

«Прекращай включать автопогрузчик, — распорядилась Катя, выдергивая из решетки шнур от ноутбука. — Я никому не позволю портить себе жизнь! Ни полицейским, ни журналистам! Сейчас Мишутки нет дома. Вот он появится, мы все обсудим и придумаем, как поступить. Пока — никакой паники на корабле. И вообще, слушайте мои команды. Андрей, я думаю, ты по достоинству оценишь то оборудование, которое мы заказали для нашего тренажерного зала. Между прочим, Мишутка торопил поставщика, чтобы все было готово именно к твоему приезду. Так что не все американцы такие вредины, как ты думаешь... А мы с Ликой пойдем плавать. И пусть все репортеры мира за этим наблюдают, мне плевать. Нам с нашими фигурами стесняться нечего...»

Подруга оказалась права: вода успокаивает. Она растворила страх и панику. Но вопросы все равно остались. Надо что-то решать...

Катя слишком полагается на своего мужа. А у него ведь есть любовница. Придется набраться смелости и рассказать об этом подруге. В конце концов, лучше горькая правда, и...

— У тебя такое лицо, как будто бы ты решаешь все проблемы мирозданья. Причем одним махом! — брызнув на Лику водой, рассмеялась Катя. — Я уже две дневные нормы проплыла. А ты тут все стоишь, хмуришься, губы кусаешь! А я, между прочим, видела, в какую спальню сегодня утром мой братик понес завтрак...

— И часто он это у тебя так? Завтрак не в свою спальню подает? — хмуро поинтересовалась Вронская, чувствуя, как мучительная ревность сдавливает дыхание. Вот только подобных глупостей не хватало, особенно с учетом серьезности ситуации! Но контролировать себя невозможно, в глазах темнеет... — Я понимаю, с его внешностью можно коллекцию девушек собрать! Да, я сопротивлялась изо всех сил. Но теперь в любовном списке твоего братика есть и вот такая галочка — писательница-блондинка. Ты молодец, что волосы не красишь. Вообще у меня свой цвет — достаточно темный, пепельно-русый. Но, похоже, активное использование блондирующих тюбиков действительно сказывается на умственной деятельности, и...

Договорить Лика не успела.

Катя изловчилась и макнула подругу головой в воду.

— Ты чего балуешься? — Вронская насилу отфыркалась. Глаза, в которые попала хлорка, отчаянно щипало.

— Я не балуюсь, — Катя снова вцепилась в Ликину шею. — Я тебя жизни учу! Ты у меня прекратишь паниковать! Ты у меня перестанешь наезжать безо всяких оснований. Да, братик у меня красавец!

Лика сбросила Катину руку и взмолилась:

— Эй, только не топи меня. Я все выслушаю. Просто я реально воды нахлебалась, у меня во рту солено и горько одновременно...

— Ничего, тебе полезно. Да, Андрюха — красавец. Весь в сестричку. Работает, как каторжный, поэтому ты у меня его никогда в гостях и не заставала. По гостям рассиживаться — денег особо не заработаешь, а Андрюха у меня трудоголик, честный и правильный. Парень — не монах. Но это и к лучшему. Не монах — значит, здоров. Только, знаешь... я никогда у него такого идиотского выражения лица, как сегодня, не наблюдала.

Лика радостно улыбнулась:

— Точно? Ты не врешь?

— Я не вру. Но чего ты на него так вызверилась? Он что, тебя обидел?

— Я... — Лика запнулась, пытаясь сформулировать свои мысли. Тут просто столько всего навалилось: тяжелый перелет, новые отношения; страх душевной боли — ведь что-то может не сложиться; просто страх из-за того, что в доме происходят непонятные события... — я, это... Для профилактики... Или, может, у меня ПМС?

— Я покажу тебе профилактику! Я тебе дам ПМС! — закричала Катя, снова пытаясь опустить Ликину голову под воду. — Все проблемы — это от нашего неправильного отношения. Я займусь твоим воспитанием! В голове все проблемы! Я тебя отучу включать автопогрузчик!

— Это я займусь твоим воспитанием! — Вронская одной рукой отбивалась от подруги, а второй шарила вдоль бортика. Катя как раз находилась под металлической планкой, откуда лилась мощная струя водопада. Где же включается этот проклятый фонтан?! — Может, я — паникерша. Но ты не хочешь видеть реальность! Ты не умеешь просчитывать ситуацию на пару ходов вперед!

Нужная кнопка нашлась, и ответ Кати заглушил шум воды.

— Так тебе и надо! — прокричала Вронская.

Но радоваться пришлось недолго — через секунду Катя уже втащила ее под мощную прохладную струю...

Через десять минут, отфыркавшись от воды, выбравшись из бассейна и растеревшись полотенцем, Лика пробормотала:

— Ну, все, Катерина. Кажется, я устала от всей этой возни настолько, что у меня теперь создалась полная душевная гармония. А может, даже и нирвана.

— Нирвана? — Катя отклонила в сторону полотенце, которым она подсушивала длинные волосы. — Ты стала так мудра?

— Нирвана — это в смысле полного отсутствия желаний, и...

Лика прикусила язык.

К бассейну приближался Майкл, рядом с ним вышагивал незнакомый симпатичный мужчина. Майкл улыбался во все свои идеальные тридцать два зуба и посылал жене воздушные поцелуи.

Ох, а ведь подруге так ничего и не известно о том подслушанном разговоре на пляже; о том, что Майкл обнимал какую-то девушку...

Катя до сих пор ничего не знает. Смотрит на своего Мишутку настолько влюбленными глазами, что просто сердце разрывается от жалости.

Может, рассказать ей все прямо сейчас? И что будет делать Катя, вернется в Москву? Андрей говорил, что она продала свою большую квартиру; выходит, ей и жить негде, в прямом смысле этого слова...

— Лика, познакомься, это мой друг, Дэниэл Смит. Дэн, — Майкл толкнул приятеля в бок, — видишь, у моей красивой жены и подруги красивые. Между прочим, Лика не замужем! Дэниэл, ты не теряйся!

— Как поживаете, Дэни? — безо всякого энтузиазма поинтересовалась Вронская.

— Прекрасно, — отозвался мужчина. — Вот кое-что нашел в гараже вашего дома.

У Лики перехватило дыхание: «Отвалилась челюсть — это не художественное выражение, это проза жизни. Я прямо чувствую, как нижняя часть лица вытянулась и онемела. Невероятно... Не может быть...»

В руках симпатичного мужчины были пять круглых катушек с пленкой!

Тем временем он как ни в чем не бывало продолжил:

— Думаю, с учетом последних новостей нам надо поскорее все это прослушать.

— Да это же те самые пленки!!! А где мы возьмем магнитофон?! — возбужденно поинтересовалась Катя. Забывшись, она откинула мокрые густые волосы, и на всех присутствующих полетели брызги. — Ох, простите... У нас в гараже полно всякого хлама. Представляете, есть даже старый автомат, куда надо было бросить монетку, и можно выбрать песню. Но автомат сломан... А магнитофона я там не видела.

— Дорогая, не беспокойся. Я думаю, через полчаса у нас уже будет магнитофон. — Майкл пододвинул к жене пластиковый стул. — Присаживайся, отдохни. Или, может, вам лучше отправиться в гостиную, выпить аперитив? А я пока займусь поиском магнитофона. В Интернете можно отыскать все. Уверен, купить такую технику — это не проблема. — И он прижался губами к виску жены.

«Какой актер, — пронеслось в голове у Лики. — Он выглядит таким влюбленным, словно не тискал девицу на пляже!»

Майкл оказался прав.

Пусть не через полчаса, а через полтора, но нужный магнитофон оказался в распоряжении всех, кто собрался в особняке на Двадцать пятой улице.

Даже присутствие Андрея рядом не так волновало Лику, как гулкое чавканье, с которым включился магнитофон. Легонько поскрипывая, начала мотаться пленка.

Пленка перематывалась, но... но звука не было.

— Мишутка, ты купил какую-то фигню! — Катя вскочила с дивана и раздраженно заходила по гостиной. — В этой бандуре явно не работает звук!

Она ругалась по-русски, но муж прекрасно ее понял.

— Я проверял, магнитофон работает, — тихо сказал Майкл, снимая найденную в доме катушку. — Тот парень, который продал его, захватил с собой запись «АББА». Он оставил мне кассету.

И действительно, уже через минуту в гостиной зазвенели задорные женские голоса.

— Может, в гараже было сыро, и кассеты размагнитились? — предположила Вронская, разглядывая катушки с пленками. Те, которые нашел приятель Майкла, в сравнении с записью «АББА» выглядели не очень — какие-то затертые, светлые, с трещинками на корпусе. — В любом случае, сами мы не в состоянии восстановить записи. Предлагаю поставить в известность полицию и передать катушки экспертам.

— Отличная мысль! — воскликнул Андрей и, наклонившись к Вронской, добавил: — А еще было бы неплохо, если не избавиться от папарацци, то, по крайней мере, закрывать жалюзи. Сегодня утром мы вели себя на удивление прилично. И это просто непростительно неприлично!

* * *

— Предлагаем вашему вниманию специальный репортаж, подготовленный нашими корреспондентами об убийстве Линды Грин, а также о доме в Бич-сити на Двадцать пятой улице. Сегодня там были обнаружены кассеты, на которых предположительно содержатся записи бесед известной актрисы Мэрилин Монро со своим психиатром. Журналистка Линда Грин была убита вчера вечером...

— Люди! Все сюда, нас сейчас по телевизору будут показывать! — закричала Катя, раскладывая диван, стоящий перед закрепленной на стене «плазмой». — Мишутка, принеси из сада шезлонги! На диван все мы не поместимся. А полицейские нас всех так достали, хочется принять горизонтальное положение! И захвати на кухне красное вино и бокалы. Не знаю, как кому, а мне надо срочно расслабиться.

«На самом деле мне требуется напиться и забыться, — мысленно продолжила Катя, наблюдая, как по лестнице со второго этажа спускаются Лика и Андрей. Причем оба появились из комнаты Вронской, у обоих счастливые и слегка утомленные лица. — Меня обманули. Я проиграла. Нет никакой красивой истории любви, нет американской сказки. Есть обычное кидалово-разводилово. Все, как на родине. Хотя... почему здесь должно быть по-другому? Козлы и мошенники не имеют национальности, и они всегда творят свои гнусности примерно одинаковыми методами, врут, преследуют свои интересы, плюют на окружающих...»

— Дорогая, твое вино. — Вручая бокал, Майкл нагнулся, намереваясь поцеловать Катю в губы, но та как бы случайно отвернулась, сделала вид, что потрясена жутким зрелищем застреленной прямо в автомобиле девушки. В итоге муж ткнулся носом в щеку. — Успокойся, любимая, теперь нам ничего не угрожает. Мы правильно сделали, что избавились от этих пленок.

— Какой я мордатый! — прокомментировал брат свое появление на экране. — Жрать надо меньше!

Вронская заулыбалась:

— Андрей, ты красивый. Просто камера все-таки прибавляет пару килограммов. А еще оператор взял специально самый стремный ракурс, снизу. Лицо так снимать нельзя. Но он, наверное, решил сделать тебе гадость.

Журналистка тем временем бодро рапортует: недавно дом на Двадцать пятой улице был куплен молодой семьей, американским мужчиной и женщиной из России. Они не знали о том, что в доме хранятся такие уникальные записи, а также не имели никаких контактов ни с Линдой Грин, ни с Джейкобом Уинсли. После появления информации о пленках они стали обыскивать дом и нашли те самые записи, о чем сразу же поставили в известность полицию.

— Ну, не совсем сразу же, — прокомментировала Вронская и, зажмурившись от наслаждения, сделала глоток вина. Поставив бокал рядом с шезлонгом, она продолжила: — Сначала мы сами попытались их прослушать. Жаль, не вышло.

Глаза Кати застилают слезы.

«Только бы никто ничего не заметил! Не хватало еще разрыдаться прямо при всей компании!»

Через мутноватую пелену слез изображение на экране телевизора кажется нечетким. Хотя различить, что происходит, все-таки можно. К тому же съемки ведь проходили в родной гостиной, знакомый интерьер...

Вот полицейский сидит в кресле, делает вид, что о чем-то беседует с Ликой.

Теперь Майкл передает симпатичной девушке в полицейской форме записи, та ослепительно улыбается.

На самом деле, и допросы, и передача катушек проходили раньше. Просто журналисты были допущены в дом спустя пару часов; после того, как полицейские задали все свои вопросы, а также провели осмотр гаража. Журналисты попросили немного подыграть для съемок сюжета, пришлось всем присутствующим попробовать себя в качестве актеров...

— К сожалению, записи повреждены, и их восстановить невозможно, — вдруг заявила появившаяся на экране женщина.

— Кто она? — поинтересовалась Катя, тревожно прислушиваясь к собственному голосу. Слава богу, вроде бы не дрожит. — Я не успела разобрать подпись.

— Криминалист, — лениво отозвался Дэни. — Слушай, а удобные у вас шезлонги. Я сейчас засну!

— Восстановить записи нельзя, — продолжила криминалист, старательно глядя мимо камеры. Вообще, лицо ее было напряженным, нервным. — Они хранились в ненадлежащих условиях, и теперь узнать, о чем именно говорила Мэрилин Монро со своим психиатром, невозможно. Однако я уполномочена опровергнуть распространенную некоторыми СМИ информацию о том, что якобы Мэрилин Монро убили. Материалы по вскрытию ее тела хранятся до сих пор. В них нет ни малейшего намека, свидетельствующего о насильственном характере смерти. Всякие спекуляции на теме якобы убийства актрисы преследуют одну цель — просто заработать себе популярность на известном имени!

— Слушайте, что-то как-то подозрительно мне все это, — пробормотала Лика, почесывая затылок. — Слишком много эмоций. И записи якобы восстановить нельзя, и никакого убийства не было. Такая поспешность и категоричность обычно свидетельствуют — все в точности наоборот. А еще, знаете, мне жутко не понравилась реакция полиции на ту новость, что в доме были найдены видеокамеры. Помните, Катя им показала ту камеру, которую она нашла в ванной? Полицейский сказал, что во всем разберется, но у него при этом было такое лицо — сто пудов ничего делать не станет.

— Камеры — ерунда. Но послушайте: если полицейские ездят нам по ушам, а на самом деле восстановили пленки — то, получается, они могут огрести кучу деньжищ? — поинтересовался Андрей, вставая с шезлонга. Он приблизился к Лике, стал массировать ей плечи. — Получается, нас слегка обокрали? Я не согласен! Не надо позволять себя дурить!

— Я думаю, мы можем попытаться оговорить размеры компенсации, — заметил Майкл, поворачиваясь к Кате.

Та лишь отвела взгляд.

Деньги, деньги...

Всех интересует только это!

Андрей был прав: Мишутка — мошенник, его привлекает исключительно финансовый аспект.

Как же больно в очередной раз обмануться в самом близком человеке.

Он говорит — люблю. А сам закрывается в ванной и любезничает с какой-то другой женщиной. Причем содержание разговора не составляет никаких сомнений — отношения у них очень-очень близкие...

И, наверное, надо прямо обо всем спросить.

Только так страшно, до слез, до прерывающегося дыхания.

Всего пара предложений, и собственный уютный мирок, наполненный ярким солнцем, любовью, приятными хлопотами, может рухнуть.

А что взамен?

Слезы и страдания?..

— Катя! Кейт? О чем ты думаешь? У тебя такое грустное лицо.

Во взгляде коварного мужа-изменщика столько заботы. Из него мог бы получиться хороший актер.

Катя с усилием улыбнулась:

— Все в порядке, дорогой, просто я немного устала.

— Звонила Саманта. Она хочет завтра принести тебе платье для нашей вечеринки. Я знаю, моя жена будет самой красивой девушкой вечера!

— Спасибо, Майкл. Да, пускай приходит завтра.

— Ваш муж прав, вы ослепительно прекрасны, Кейт. — Дэни повернулся на шезлонге, закинул руки за голову. — Ребята, а что вы скажете насчет моей яхты? Может, проведем праздник там?

Майкл едва заметно пожал плечами:

— Не знаю, Дэн. Вообще-то я уже сделал кое-какие заказы именно на дом. Не думаю, что все мои сюрпризы будет удобно перенести на яхту. Может, только если прокатиться потом, поздно вечером.

«Интересно, если вот прямо сейчас спросить: «Майкл, кто та девушка, с которой ты болтаешь, закрывшись в ванной?» — что он ответит? Наверное, скажет: «Дорогая, ты все придумала!» — размышляла Катя, мрачно поглядывая на мужа. — А мне ничего не показалось. Он зовет ее «моя конфетка»! «Моя конфетка уже готова для встречи со мной?» — умилительно шепчет он, уверенный, что я не слышу его разговоров. Конфетка! Меня сейчас стошнит!»