Главная / Публикации / М. Морган. «Мэрилин Монро»

Глава восьмая. Взлеты и падения

Весной 1949 года у Мэрилин снова начались проблемы с деньгами: она с трудом оплачивала не только ренту, но и машину, взятую напрокат. Фотограф Том Келли, который помог ей во время аварии на бульваре Сансет, за несколько месяцев до этого предлагал актрисе позировать ему обнаженной, но она отказалась. Однако теперь она боялась, что у нее отберут машину, и в конце концов позвонила ему.

27 мая 1949 года Мэрилин приехала в студию Келли на Норт-Сьюард-авеню, 736. Все знали, что Келли — человек чести, но, чтобы соблюсти приличия, Мэрилин попросила его жену Натали Граско присутствовать при съемке. Из магнитофона звучала мелодия «Begin the Beguine», Мэрилин сняла одежду и откинулась на красное бархатное покрывало. За работу в тот день она получила 50 долларов. Когда годы спустя у Мэрилин спросили, как это было, она ответила: «Было очень просто... И холодно!» Сейчас эти снимки кажутся вполне целомудренными, но тогда Мэрилин не хотела, чтобы кто-то узнал о них, и даже подписала релиз именем «Мона Монро».

Сначала Мэрилин спокойно относилась к съемкам в обнаженном виде: ей были очень нужны деньги, к тому же она наивно полагала, что фотографии никто не увидит. Однако со временем она забеспокоилась, особенно когда поняла, что Келли хочет продать снимки фирме, выпускающей календари. Она поделилась своими тревогами с Биллом Перселом, который вспоминал: «Она сказала, что сделала что-то, чего стыдится. И она хотела, чтобы я узнал это от нее, а не от кого-то другого.

Она просила прощения и плакала. Потом она объяснила, что позировала обнаженной, так как ей не хватало денег, чтобы заплатить за жилье. Она спросила, хочу ли я взглянуть на фотографии, и, когда я согласился, принесла их. Я уверил ее, что снимки ничуть не похожи на порнографию, и вообще очень хорошие. Она ответила, что фотограф обещал не продавать их, но я возразил, что, скорее всего, он нарушит слово, потому что снимки для него — источник дохода. Я подтвердил, что фотографии сделаны с большим вкусом, а когда она спросила, не стыдно ли мне за нее, я, конечно, сказал "нет". К тому же ни я, ни она не могли изменить того, что уже сделано, да и не мог я сказать о фотографиях что-то плохое».

Мэрилин рассказывала, что в начале 1949 года к ней подошел агент Луи Шурр. Она вспоминала: «Он сказал, что Лестеру Коуану, продюсеру фильма "Счастливая любовь", для съемок в дополнительных сценах нужна девушка "вроде меня". Я бросилась к нему и тут же получила роль. Я не просто попала в кино, меня должны были показывать целую минуту. Это было невероятно!» Фильм оказался комедией братьев Маркс. Актрисе досталась небольшая, но заметная роль в эпизоде с Граучо Марксом: она играла женщину, которая хотела нанять детектива Граучо и сказала ему: «Меня преследует мужчина». Детектив закатил глаза, пожал плечами и воскликнул: «Да неужто?! Как я его понимаю!»

Роль походила на камео Мэрилин, но имела для нее большое значение: благодаря появлению в этом фильме летом 1949 года актрису пригласили в рекламную поездку, и она побывала в Нью-Йорке, Чикаго, Детройте, Кливленде, Милуоки, Нью-Джерси, Рокфорде и Оук-Парке, штат Иллинойс. Поездка стала большим шагом для актрисы, но она не могла понять, почему ее пригласили: «Меня показывали меньше минуты и все же взяли на пять недель в тур, рекламирующий фильм в пяти крупнейших городах. Мне было стыдно выходить на сцену, ведь у меня была такая скромная роль, но публику это не заботило»

Утром 21 июня она отправилась в Уорренсбург, Нью-Йорк, чтобы от имени журнала «Photoplay» подарить дом мечты миссис Вирджинии Макаллистер и ее сыну Расти. Муж миссис Макаллистер скончался в 1945 году от полиомиелита, и женщине пришлось переехать к родителям, чтобы начать новую жизнь. Мэрилин и актеры Дон Дефор, Дональд Бука и Лон Маккаллистер приехали на Джеймс-стрит и на глазах пятисот местных жителей вручили миссис Макаллистер ключи от нового дома. Кроме того, актеры дали интервью представителям прессы, познакомились с местными жителями и позировали для множества фотографий возле дома и внутри. Это была прекрасная реклама для Мэрилин, а фотографии появились в ноябрьском номере «Photoplay» за 1949 год, что стало для начинающей актрисы большим достижением.

По чистой случайности во время тура в поддержку «Счастливой любви» в Нью-Йорке оказался Андре де Дьен. Он пригласил Мэрилин на Лонг-Айленд, чтобы сделать несколько ее снимков в купальнике на пляже. Кроме того, актриса дала интервью журналисту Эрлу Уилсону, который впоследствии написал об их встрече в своей колонке от 27 июля 1949 года. Двадцатитрехлетняя актриса не впечатлила его, и многое сказанное ею он счел работой ее агентов по рекламе. Зрители «Счастливой любви» называли ее «Девушка Мммм», и большая часть интервью была посвящена этой кличке, однако журналист задал ей несколько вопросов о детстве и о съемках. Вообще Уилсон отнесся к Мэрилин с презрением, за что ему позднее пришлось извиниться.

Поездка оказалась нелегким делом: нужно было выходить на сцену перед показом фильма, появляться на публике, давать автографы и постоянно позировать фотографам. Очевидно, что уже в Чикаго душевные и физические силы Мэрилин были на исходе. Она стала носить браслет рабыни на лодыжке. Впоследствии она признавалась: «Я носила его, потому что не принадлежала никому, и это одиночество меня мучило». Одиночество действительно изнурило ее, ей ужасно хотелось домой. Билл Персел вспоминал, как она однажды позвонила ему из Винди-Сити: «Она плакала и кричала, что обольет лицо кислотой, чтобы ее наконец перестали фотографировать. Я старался ее успокоить и говорил, что, хоть она и не должна им ничего, таковы правила игры. Я велел ей немедленно позвонить агенту, чтобы тот вмешался и приструнил этих негодяев, а если он откажется, немедленно его уволить.

Я велел ей сказать агенту, что она не кусок мяса, и, хотя фотосъемки очень важны для ее карьеры и она старается из всех сил, иногда ей нужно побыть одной, и это время настало. Я хотел прилететь в Чикаго, но она сказала, что в этом нет необходимости, потому что через несколько дней она должна была вернуться домой. Она наконец перестала плакать и успокоилась».

Через несколько дней Мэрилин вернулась в Лос-Анджелес и снова позвонила Биллу. Он вспоминал: «Мы встретились, вечер прошел очень спокойно. Ее взгляд на карьеру в кино поменялся: ей хотелось быть актрисой, а не объектом сексуального влечения. Мы обсуждали учебу, репетиции и то, что многие хорошенькие девушки мечтают стать звездами, но лишь единицам удается пройти этот трудный путь до конца».

Впоследствии он начал догадываться, почему Мэрилин так расстраивало постоянное внимание: «Позволю себе заметить, что Норма Джин была очень привлекательной женщиной, мужчины к ней так и липли. Ей просто проходу не девали, ведь кроме симпатичного личика и отличной фигуры всем нравился ее характер: она была очень доброй и деликатной. Красота и доброта, окутанные гламурным антуражем, действовали на мужчин как взрыв, но на самом деле это был внутренний свет — яркий, но при этом спокойный».

Хотя Мэрилин посещали мысли о том, чтобы бросить кино, вскоре она взяла себя в руки и отправилась на пробы для фильма компании «Twentieth Century Fox», который назывался «Билет в Томагавк», где принимали участие Дэн Дэйли и Энни Бакстер. Мэрилин досталась небольшая роль: она играла Клару, девушку из ансамбля, исполнявшего вместе с Дэном Дэйли песню «Какой же ты нахальный парень». На эту роль также претендовала актриса Кэтлин Рубин, которая рассказывала: «Я плохо танцевала и, даже прозанимавшись с тренером весь день, с трудом могла повторить простенькое па. Мы репетировали до шести вечера, и в конце концов тренер сказал, что это бесполезно. Тогда было решено позвонить Мэрилин, потому что она танцевать умела. В основном съемки происходили на натуре, но танцевальную сцену снимали на студии. Я пришла посмотреть, как все получается: Мэрилин была великолепна. В перерывах Мэрилин, Дэн Дэйли и другие обычно болтали. Мэрилин была очень милой, она мне понравилась».

Роль была небольшой, но она дала актрисе возможность познакомиться с натурными съемками, которые происходили в Сильвертоне, штат Колорадо. Местные газеты трубили о приезде съемочной группы, 29 июля 1949 года в них было объявлено, что в город прибыл режиссер Ричард Сэйл. К 19 августа Эмпайр-стрит превратилась в Америку 1900-х годов: по ней гуляли актеры и актрисы, на улице появились салуны, деловые конторы, магазинчики со всякой всячиной, тюрьма и многое другое. Съемки продолжались до середины сентября, но так как роль Мэрилин была эпизодической, она, скорее всего, покинула площадку раньше.

Примерно в это время Мэрилин познакомилась и начала встречаться с джентльменом по имени А.К. Лайлс, который работал на студии «Paramount». Почти шестьдесят лет спустя он рассказывал об их первой встрече: «Когда я был в Сент-Луисе на презентации одного из фильмов "Paramount", я прочитал в колонке Эрскина Джонсона о молодых и, по его мнению, перспективных, актерах и актрисах. Среди них была Мэрилин Монро. В то время мы не были знакомы с Мэрилин. Я попытался связаться с ней через Гильдию киноактеров. Когда я вернулся, на студии мне передали сообщение, что я могу ей позвонить. Она пришла на студию, мы пообедали вместе, и так началась наша дружба. Мое первое впечатление о ней совпало с мнением Эрскина. Это была красивая женщина и яркая личность, актриса с большим потенциалом. Потом мы несколько раз обедали в кафе на студии "Paramount", ходили в Китайский театр Граумана смотреть кино, обедали в ресторане "Brown Derby"».

Вскоре после съемок в фильме «Билет в Томагавк» Мэрилин решилась постричь волосы, оставив длину до плеч. С новой стрижкой она приобрела и новый образ, гораздо более изысканный, чем тот, что создавался длинными волнистыми волосами «соседской девчонки». В это же время Джонни Хайд продолжал выводить ее в свет, стараясь, чтобы ее заметили нужные люди. А.К. Лайлс вспоминал: «Было очевидно, что он очень увлечен Мэрилин. Как агент он пользовался большим уважением и делал все, что в его силах, чтобы помочь ей в карьере. Ей Джонни тоже очень нравился. Ее друзья его любили и были ему благодарны за теплое отношение к Мэрилин. Не знаю, предлагал ли он Мэрилин выйти за него. Мы все его любили, уверен, что и Мэрилин в том числе».

Первая роль, которую Мэрилин получила после того, как сменила образ, была предложена ей в конце 1949 года. Она должна была играть Анджелу, любовницу героя Луиса Калхерна, в фильме Джона Хьюстона «Асфальтовые джунгли». Люсиль Рэйман и Джонни Хайд выдвинули Мэрилин на эту роль, но окончательно решили дело все-таки пробы. Мэрилин три дня готовилась к ним вместе с Наташей Лайтесс, и хотя актриса очень сильно нервничала, она постаралась настроиться и показать лучшее из того, на что была способна. Во время проб Мэрилин сидела на полу, а когда закончила сцену, стала умолять режиссера позволить ей переиграть ее. В этом, однако, не было необходимости: Хьюстон был впечатлен ее талантом и взял ее на эту роль, которая была самой важной в карьере актрисы на тот момент.

В процессе работы в «Асфальтовых джунглях» Мэрилин во многом полагалась на поддержку Наташи Лайтес, и та постоянно присутствовала на съемочной площадке. Порой она бросала свои дела на студии «Columbia», чтобы все свое время посвящать Мэрилин. Для режиссера это был сущий кошмар, ведь молодая актриса спрашивала совета у своего педагога по актерскому мастерству, а не у него. Так, в одном из эпизодов можно заметить, как Мэрилин украдкой бросает взгляд на свою преподавательницу, чтобы удостовериться, что все делает правильно. Но несмотря на это в своих четырех сценах Мэрилин сыграла блестяще, и когда 23 мая 1950 года фильм вышел на экраны, хвалебные рецензии говорили не только об актерах, исполнявших главные роли, но и о ней.

28 октября 1949 года Луэлла Парсонс в своей колонке рассказывала о том, как Мэрилин позвонила ей сама не своя от счастья и рассказала о своей роли в «Асфальтовых джунглях». Она с благодарностью говорила о Джозефе Шенке, который первым дал ей работу в кино, о Джонни Хайде, который подписал с ней контракт, и о Джоне Хьюстоне, который взял ее на эту роль. «Я так всем благодарна», — задыхаясь от восторга, восклицала женщина, которую Парсонс называла «одной из прелестнейших на свете». Теперь ничто не напоминало о той отчаявшейся, несчастной актрисе, которая всего пару месяцев назад звонила Биллу Перселу, — сейчас Мэрилин наслаждалась своим успехом и старалась извлечь максимум пользы из своей новообретенной популярности.

В начале 1950 года Мэрилин пробовалась на несколько ролей в новом театре Плейерз-ринг на бульваре Санта-Моника, 8351. Ни одну из них она так и не получила, но в это же время ею снова заинтересовалась студия «Twentieth Century Fox», и 5 января 1950 года актриса начала сниматься в фильме «Огненный шар», а в апреле 1950 года получила небольшую, но заметную роль в картине «Все о Еве». Этот фильм был основан на реальной истории из жизни легендарной актрисы Бетт Дэвис. В съемках приняли участие Энн Бакстер, Джордж Сандерс и Селеста Холм — для Мэрилин это был первый фильм с таким звездным составом. «У меня была крошечная роль, — говорила она, — но я была жутко рада работать вместе с Сандерсом, Бетт Дэвис и Энн Бакстер». Конечно, без волнения не обошлось, но актриса прекрасно справлялась с ролью, и, хотя контракт с ней был подписан всего на неделю, она провела на съемочной площадке целый месяц.

Правда, новых друзей Мэрилин не завела, возможно, потому что каждый раз, когда нужно было снимать сцену с ее участием, она умудрялась сильно опаздывать. Селеста Холм впоследствии вспоминала, как актер Грегори Ратофф однажды заявил: «Эта девчонка станет звездой!» Холм поинтересовалась: «Почему? Потому что она заставляет всех ее ждать?», на что актер ответил: «Нет, у нее определенно талант». Эту точку зрения явно не разделяла жена Джорджа Сандерса Жа Жа Габор: ходили слухи, что у актера роман с Мэрилин. Неизвестно, правдивы ли были эти сплетни, но они сыграли свою роль несколько месяцев спустя на вечеринке у фотографа Энтони Бешампа. Рассказывали, что Жа Жа увидела, как Мэрилин разговаривает с ее мужем, и убежала в спальню, где просидела вместе с матерью до тех пор, пока Сандерс не собрался уходить.

Правда, Мэрилин не очень заботили чувства жены Сандерса, актриса была полностью сосредоточена на карьере. Кроме того, ей по-прежнему поступало множество предложений от фотографов. 17 мая 1950 года Эрл Лиф приехал в дом Хайда на Норт-Палм-драйв и фотографировал ее играющей в саду с чихуахуа Джозефой и позирующей в окружении деревьев и кустов. Вскоре после этого Мэрилин пробовалась на роль для фильма «Холодный прием», продюсером которого выступал Джордж Джессел. Пробы привлекли внимание прессы, и 18 июля 1950 года Луэлла Парсонс объявила, что Мэрилин получила роль и будет сниматься вместе с Ричардом Конте и Виктором Мэтьюром. Роль все еще обсуждалась в августе, но сыграть ее актрисе так и не удалось: по распоряжению главы киностудии Дэррила Ф. Занука съемки фильма были отложены на неопределенный срок.

На этом плохие новости, однако, не закончились. Из-за новой прически и эпизодических ролей в «Асфальтовых джунглях» и «Все о Еве» такие журналисты, как Шейла Грэхэм и Луэлла Парсонс, стали сравнивать Мэрилин с кинозвездой Ланой Тернер. Сравнение должно было польстить молодой актрисе, но она изо всех сил отрицала любое сходство. «Я не считаю себя новой Ланой Тернер, — говорила она. — У меня есть индивидуальность».

Летом 1950 года стало известно, что кинокомпания «Twentieth Century Fox» купила права на сценарий Аниты Лус под названием «Джентльмены предпочитают блондинок». Узнав об этом, Луэлла Парсонс 2 сентября написала в своей колонке о том, что руководство студии должно непременно рассмотреть кандидатуру Мэрилин на роль Лорели Ли. Через два года желание журналистки сбылось: Мэрилин выбрали на эту роль. Но пока актрисе приходилось довольствоваться ролями эпизодическими. Большую часть 1950 года Мэрилин старательно трудилась и получила возможность играть в фильмах «Правый крест» и «Из жизни родного города». Кроме того, она снималась в телерекламе компании «Royal Triton Gasoline».

Горя желанием стать звездой Голливуда, Мэрилин долгое время наблюдала за актрисами на студии «Twentieth Century Fox», одной из которых была Бетти Грейбл. В интервью, которое Селеста Холм дала критику театра и кино Майклу Торнтону через восемь лет после смерти Мэрилин, она вспоминала о том, что старлетка бредила Бетти Грейбл, повсюду за ней ходила, несколько раз пересматривала фильмы с ее участием и мечтала добиться такого же успеха. «Она хотела стать Бетти Грейбл», — уверяла Торнтона Холм.

Несколько лет спустя Бетти Грейбл в разговоре с Торнтоном подтвердила, что Мэрилин действительно преследовала ее так, «что иногда становилось жутко». Однако впоследствии она поняла причину этого фанатизма: по словам Грейбл, Мэрилин сама по себе была яркой личностью, и все, что она делала, отражало ее поиск индивидуальности.

Вскоре эти упорные поиски начали оправдывать себя: в рубриках светской хроники, переполнявших лос-анджелесские газеты, имя Мэрилин стало появлялось все чаще. Ее личная жизнь также сделалась достоянием общественности. Так, 12 октября Шейла Грэхэм написала, что Мэрилин была замечена на пляже с Питером Лоуфордом, актером, благодаря которому одиннадцатью годами позже состоялось ее знакомство с семьей Кеннеди. Мэрилин отрицала все слухи об их романе: «На самом деле у нас с Питером никогда не было свиданий. Как-то в ночном клубе мы сидели за одним столиком, может, я даже танцевала с ним, но свиданием это точно назвать нельзя, а уж романом тем более».

Несколько лет Лоуфорд прямо-таки преследовал Мэрилин. Билл Персел вспоминал, как задолго до упомянутого случая он приезжал навестить Мэрилин, которая тогда еще жила у тети Аны: «Когда я подъехал к дому тети Аны, неподалеку стоял кабриолет. В машине сидел Питер Лоуфорд: он высунул руку из окна и размахивал ею, разговаривая с Нормой Джин. Она заметила меня, бросилась ко мне через дорогу и, улыбаясь, запрыгнула ко мне в машину. "Привет, Билл!" Мы уехали, а Лоуфорд так и остался в своем кабриолете. Я спросил Норму Джин, не помешал ли я им, а она ответила: "Нет... Ты только что спас меня от пляжного приставалы". Она засмеялась и сказала, что он и раньше к ней подкатывал».

Но несмотря на то, что в 1947 году Билл «спас» Мэрилин от Питера Лоуфорда, лето 1950 года стало финалом их отношений с актрисой. Одно из их последних свиданий состоялось в открытом кинотеатре. Персел вспоминал: «Это был двойной сеанс, а до этого Норма Джин весь день работала с фотографом на острове Каталина. В тот вечер все было как никогда похоже на любовь. Она положила голову мне на колени и уснула, я чувствовал ее близость, тепло ее тела. Потом мы ужинали, я посмотрел ей в глаза и сказал, что, кажется, я влюбляюсь в нее. Она улыбнулась и ответила: "Это моя реплика, хоть ты и сказал ее первым". Мы наклонились друг к другу через стол и поцеловались. Тут подошел официант и поинтересовался, не желаем ли мы заказать десерт, и это ужасно нас рассмешило».

Возможно, тогда это действительно была любовь, но несколько месяцев спустя, когда Билл выпустился из колледжа, Мэрилин поняла, что их отношения себя исчерпали. Для Билла это стало полной неожиданностью: ведь они даже говорили о свадьбе и присматривали себе дом, когда ездили в Сан-Диего на выходные.

В последний раз они с Нормой Джин виделись вечером накануне его поездки в Лас-Вегас. Он вспоминал: «На следующий день рано утром я должен был ехать домой. Примерно в полвосьмого вечера я позвонил ей, чтобы попрощаться. Она сказала, что у нее есть для меня несколько фотографий, и попросила заехать за ними утром. Я согласился и утром приехал к ней. Она открыла дверь, улыбнулась и сказала: "Привет!" На ней был белый купальный халат. Она не пригласила меня войти, и прежде чем я успел что-то сказать, выпалила: "Я сейчас", — и исчезла за дверью, а я остался стоять в коридоре. Дверь была открыта, и в квартире я увидел два больших чемодана, возле ручек на каждом были серебряные инициалы "R. R."

Норма Джин вернулась и спросила, нет ли у меня ручки. Ручки у меня не оказалось, а в ее закончились чернила, но она хотела попробовать ее расписать. Она снова убежала в квартиру, а я опять остался в коридоре. Она вернулась с двумя большими фотографиями. Я поблагодарил ее, а она ответила: "Надеюсь, тебе они понравятся". Я подтвердил, что они прекрасны. Она задвинула назад чемоданы и произнесла: "Я правда надеюсь, что они тебе нравятся, Билл". Я сказал, что очень, и мы так и стояли, глядя друг на друга. Ее взгляд заставил меня остолбенеть: точно так же она смотрела на Джима Догерти в 1946 году, когда он приехал к ней за ключами от машины. Наконец я сказал: "До свидания", а она ответила: "Пока" и помахала мне рукой. Я повернулся и стал медленно спускаться по лестнице. Я был так зол, что едва не разорвал те фотографии. Когда я был в самом низу, то услышал, как медленно закрылась ее дверь. Это был последний раз, когда мы виделись. Я ушел, чувствуя себя незваным гостем. Наверное, я им и был».

Эта дружба была важна для обоих, они вместе переживали радости и неудачи, но пришло время расставаться, и увидеться им было больше не суждено. Однако Персел всю жизнь испытывал теплые чувства к Норме Джин, и даже шестьдесят лет спустя говорил о ней с искренней нежностью: «Это было лучшее время моей жизни. После двадцати двух месяцев войны в Европе я наконец-то обрел спокойную жизнь, я хорошо учился в колледже, взрослел, рядом со мной была потрясающая блондинка, но... я с самого начала знал, что этому волшебству суждено закончиться: Норма Джин была одержима голливудской славой, а я во всем поддерживал ее. Я хотел закончить колледж, и хотя она уговаривала меня записаться в лабораторию актерского мастерства и начать играть, я стремился к другому. Время, проведенное с Нормой Джин, много для меня значило, хотя я знал, что мне придется ее отпустить. Это случилось внезапно, но я не был удивлен. Через несколько лет ее ждал большой успех, и больше мы не общались. Я не хочу приукрашивать наши отношения, достаточно сказать, что мы были очень близки и вместе нам было хорошо».

В то время Мэрилин жила в квартире на Норт-Харпер-драйв вместе с Наташей Лайтесс, ее дочерью Барбарой и кухаркой Кларой. Для Мэрилин это были великолепные условия: теперь она могла работать со своим педагогом в любое время дня и ночи. Правда, Наташа далеко не всегда была довольна. Ей надоело убирать за любимицей Мэрилин — чихуахуа Джозефой, она даже пригрозила, что пожалуется в Общество защиты животных, если актриса не научится должным образом заботиться о собаке.

В августе Мэрилин и Наташа Лайтесс отправились в отпуск в Палм-Спрингс, а в первых числах сентября Лайтесс начала работать на студии «Twentieth Century Fox». Конец месяца выдался для Мэрилин очень бурным: 28 сентября она подписала договор на участие в рекламе парфюма от «LeGalion»; 1 октября актриса отправила некоторые личные вещи в хранилище компании «Janis Van and Storage», а также подписала чек на 10 долларов для Грейс Годдард, которая вернулась в Калифорнию и теперь исполняла роль неофициального ассистента Мэрилин.

Дела шли хорошо, но вскоре в жизни молодой женщины снова случилось несчастье: в начале ноября Джонни Хайд попал в больницу. 7 ноября Луэлла Парсонс написала о том, что он подхватил простуду, но в действительности это было не так. Старые проблемы с сердцем дали осложнения, и жить мужчине оставалось недолго. В газетах появлялись заметки о «самозабвенной преданности Мэрилин своему агенту и лучшему ухажеру»; рассказывали, что она днями напролет просиживала у его постели. Однако впоследствии Наташа Лайтесс опровергала эти мнения: она говорила, что Мэрилин никогда не успевала прийти в больницу к назначенному времени, так что Хайд даже звонил Лайтесс, спрашивая, где же Мэрилин, и жалуясь на то, что эгоистичная актриса заставляет его так долго ждать.

В 1952 году Мэрилин призналась: «Я очень нежно к нему относилась, но влюблена в него не была». Она знала, что Хайд мечтал на ней жениться, но не могла пойти на этот шаг. Они оба знали это, но Хайд продолжал стоять на своем. Возможно, здесь и кроется объяснение ее опозданий в больницу: она проводила часы, делая прическу и макияж, и тем самым оттягивала трудный разговор о свадьбе, так как знала, что ей снова придется ответить отказом.

Ее друг и любовник Элиа Казан писал Мэрилин: «[Джонни] привязал тебя к себе, хотя ты его не любила, так, как он, порядочные люди не поступают. Ты была словно раненый зверек, а он предложил тебе убежище». Мэрилин признавалась Казану: чем настойчивее Хайд предлагал ей руку и сердце, тем меньше она его любила. Он так настойчиво предлагал ей руку, что в конечном итоге актриса начала избегать своего поклонника.

Хайд же не мог сопротивляться своим чувствам и умолял Мэрилин стать его женой. Однажды, когда она вновь ему отказала, он заявил, что с него хватит и он больше не хочет иметь с ней ничего общего. Мэрилин не хотела делать ему больно и на следующий день позвонила ему, причем Хайд разговаривал с ней очень грубо. В тот же день актриса отправилась к нему, и каково же было ее удивление, когда Хайд попросил ее хотя бы притвориться его невестой. Естественно, она тут же отвергла это предложение.

В декабре стараниями Хайда Мэрилин прошла пробы для очередного фильма студии «Twentieth Century Fox», который назывался «Моложе себя и не почувствуешь». Все перипетии отошли далеко на второй план, когда у Джонни Хайда случился сердечный приступ. 18 декабря 1950 года он умер. Впоследствии Мэрилин рассказала репортеру Джиму Хэнагану о том, как Джонни говорил ей: «Если я умру, тебе стоит просто обнять меня, и жизнь ко мне вернется». По словам самой актрисы, когда в больничном коридоре ей сообщили о его смерти, Мэрилин ворвалась в палату, прижала его бездыханное тело к груди, не отпускала его целых полчаса и только потом сдалась. Эта история, однако, кажется неправдоподобной. Родные Хайда в тот день были в больнице и не позволили ей войти в палату: Мэрилин им не нравилась. Она говорила: «Они считали меня ужасной». Неприязнь была такой сильной, что складывалось впечатление, будто после смерти Хайда они запретили подпускать Мэрилин к его дому на Норт-Палм-драйв и не разрешили ей присутствовать на похоронах, которые состоялись 20 декабря. «Они были жутко расстроены», — вспоминала актриса Аннабелль Стэнфорд.

Не обратив внимания на запреты семейства, 19 декабря Мэрилин купила в магазине «Magnin» траурный наряд. Ночью, как она сама признавалась, ей удалось проникнуть в дом на Норт-Палм-драйв, где лежало тело Джонни. По словам Элиа Казана, Мэрилин всю ночь просидела воле покойного, а утром выскользнула из дома, чтобы подготовиться к похоронам, которые происходили в мемориальном парке Форест-Лаун.

Ходили слухи, что на похоронах у Мэрилин случилась истерика, а сын Хайда вспоминал, как она много раз выкрикивала имя его отца. Потом Мэрилин рассказывала репортерам: «Мне было так грустно, я упала на гроб и думала: лучше бы мне умереть вместе с ним».

Потеряв своего покровителя, актриса чувствовала себя совершенно опустошенной: только после его смерти она поняла, насколько сильными были ее чувства к нему. Впоследствии она поведала о них Джиму Хэнэгану: «Когда-то я полюбила одного мужчину. Он годился мне в отцы, а люди считали меня тупой блондинкой, потому что ничего не понимали. Я знала, что они ничего не понимают, и боялась говорить о своих настоящих чувствах. А потом он умер».

Несмотря на то что Мэрилин считали вымогательницей, Хайд ничего ей не завещал, так что на память об их отношениях у актрисы осталось лишь постельное белье да пара полотенец. Смерть наставника повергла ее в глубочайшую депрессию. Наташа Лайтесс говорила о том, что через пару дней после похорон Хайда Мэрилин пыталась покончить с собой. Лайтесс нашла пришпиленную к подушке Мэрилин записку: «Завещаю машину и меховую накидку Наташе». А на двери в спальню висело другое послание: «Не впускайте сюда Барбару [дочь Лайтесс]». По словам педагога, актриса лежала в постели, а рот ее был чем-то набит. Лайтесс позвала ее, и когда та не ответила, Наташа силой открыла ей рот и вытащила горсть таблеток.

Эту историю обиженная Наташа рассказала, когда пути женщин разошлись, и вполне возможно, что все описанное в ней сильно преувеличено. Еще интереснее то, что Наташа, радостно сообщившая всем о попытке самоубийства Мэрилин, умолчала о том, как она сама 23 февраля 1943 года наглоталась таблеток.

Удивительным образом ее история слово в слово повторяет рассказ, который девять лет спустя она приписывала Мэрилин: будто бы друзья обнаружили Лайтесс без сознания в ее доме на Норт-Харпер-драйв. Ее срочно отправили больницу Вест-Голливуд, где была диагностирована передозировка снотворного. Женщину поставили на ноги и выписали. В полицейском отчете сказано, что Наташа объяснила произошедшее тем, что «была расстроена по личным причинам» и «хотела отдохнуть, но случайно приняла слишком много таблеток». Рассказ об этом был опубликован в «Лос-Анджелес Таймс» 25 февраля 1943 года, но до сегодняшнего дня никто об этой истории не вспоминал.