Главная / Публикации / М. Морган. «Мэрилин Монро»

Глава шестая. Нормы Джин больше нет

Вернувшись из Лас-Вегаса, Норма Джин была почти свободной женщиной, чего ей давно хотелось. Но жизнь бок о бок с матерью вызывала у девушки смешанные чувства. Она писала Биллу Перселу: «Хорошо снова быть дома, но я немного скучаю по Вегасу. Трудно не полюбить этот город».

Впервые за долгое время Норма Джин много общалась с Глэдис, но даже спокойствие, царившее в доме тети Аны, не помогло избежать натянутости в отношениях матери и дочери. Приезд Билла Персела принес некоторое облегчение. Он остановился у своей тети Луизы в Норт-Голливуде на Бликс-стрит, 11611. О встрече с Глэдис он вспоминал: «Как-то раз около полудня, когда мы с Нормой Джин собирались выезжать от тети Аны, из подвальной комнаты вышла красивая дама. Норма Джин представила ее как свою мать. Дама с улыбкой подтвердила сказанное, а затем сразу повернулась и спустилась на несколько ступенек обратно в подвал. Я спросил, не сказал ли чего-нибудь, из-за чего она так быстро ушла. Норма Джин немного постояла и ответила: "Пойдем". Больше я не задавал вопросов, хотя знал: что-то тут не так. Дама была опрятно одета, на вид ей было за сорок, и она была худощавая, вполне симпатичная, но явно застенчивая, и, когда она уходила, мне показалось, что она забыла что-то. Я понятия не имел, что у матери Нормы Джин проблемы с психикой, мне бы такое и в голову не пришло, я думал, она просто сердилась на дочь за то, что та встречается с кем-то, не успев получить развод. Норма Джин ничего не объяснила, и это только сильнее меня запутало. Лезть в чужие дела я не захотел и не стал ни о чем спрашивать, решив оставить все как есть».

Хотя Джим Догерти и не рассказывал об этом в своих воспоминаниях, он встречался с Биллом Перселом, когда тот приезжал в Лос-Анджелес. Билл сообщил: «Я познакомился с Джимом Догерти, когда он пришел к тете Ане, чтобы забрать у Нормы Джин какие-то ключи. Когда он переступил порог, она уже стояла с ключами наготове. Тетя Ана пригласила его в дом, и Норма Джин очень спокойно меня представила, не заостряя особого внимания на моей персоне. Он дружелюбно пожал мне руку, был очень вежлив. Вроде бы, сказал мне "Рад знакомству" и поблагодарил ее... В нем не было ни враждебности, ни ревности, я не почувствовал неловкости или агрессии. Поговорив с Нормой Джин, он тут же ушел.

Я только заметил (и это важно, так как в августе 1950 года то же самое произошло со мной), что Норма Джин стояла там, смотрела Джиму Догерти прямо в глаза, мило улыбалась, но ничего не говорила, кроме обычных вежливых фраз. В ее голосе не было обиды, только строгость, можно даже сказать, холод... Мы никогда не обсуждали эту встречу, мне казалось, что тут я не вправе задавать ей вопросы, Норма Джин вообще ничего не рассказывала о Джиме и о своей семье, а я никогда не расспрашивал. У нее была ранимая душа, но держать лицо она умела; она любила смеяться, умела просто быть счастливой. Я не стал лезть в ее прошлое, нас больше занимало настоящее и будущее, и мне это нравилось».

Многие замечали, что Норма Джин не любила распространяться о своей личной жизни. Например, никто из семьи Догерти, кроме Джима, не был в курсе, что у нее есть сестра. Подруга Нормы Джин Дороти Мюер рассказывала в интервью для «National Tattler»: «Мы знали только то, что она сирота: отец умер, мать находится в больнице. Когда ее спрашивали о здоровье матери, она уклонялась от ответа. Она много смеялась, любила поболтать, но никогда не рассказывала о личном».

В июле и августе Норма Джин не только сжигала последние мосты, связывающие ее с прошлым. Это было время надежд и новых начинаний, важнейшим из которых было начало карьеры в кино. Пока Норма Джин была в Лас-Вегасе, ее фотографии появлялись на обложках различных журналов, в частности в издании «Laff». Предприниматель Говард Хьюз заметил молодую модель и попросил своих работников позвонить Эммелин Снивли и узнать о возможности сотрудничества. Снивли пришла в восторг и позаботилась о том, чтобы новость появилась во всех газетах. Так имя Нормы Джин впервые оказалось в светской хронике, однако ни Хьюз, ни кто-то другой из его компании больше не связывались с моделью. Тем не менее газетная шумиха привлекала к Норме Джин внимание нескольких киностудий, и не успела она оглянуться, как уже была приглашена на встречу с Беном Лайоном, который занимался подбором актеров для киностудии «Twentieth Century Fox».

Многие полагают, что встреча Нормы Джин с Лайоном произошла 17 июля (а 19-го состоялись кинопробы), но на самом деле она оставалась в Вегасе до 18 июля. Встреча же состоялась неделей позже: 25 июля 1946 года Лайон отправил своему коллеге напоминание о том, что для Нормы Джин нужно подготовить дополнительный договор. Кинопробы были назначены на 14 августа. Билл Персел вспоминал: «Норма Джин приехала с коротким сценарием, роль из него она репетировала у моей тети Луизы в Норт-Голливуде. Не знаю, разыгрывала ли она эту сценку в студии или сценок было несколько, но в сценарии, который мы читали, было две роли: женская и мужская».

Пара репетировала четыре или пять часов, Билл помогал Норме Джин вжиться в роль. Уже в это время Норме Джин стоило большого труда выучить текст. Сестра Билла Джин вспоминала: «Билл рассказывал, что он выучил слова Нормы Джин гораздо быстрее, чем она сама, она запоминала их куда медленнее». Билл подтверждает: «Она вдруг застыла и замолчала, хотя была ее реплика. Это случилось так внезапно, что я спросил, все ли в порядке. Мне кажется, она испугалась, так что мы закончили репетировать».

14 августа Норма Джин отправилась на киностудию «Twentieth Century Fox», а Билл и тетя Ана с нетерпением ждали ее возвращения на Небраска-авеню. «Вернувшись, Норма Джин была сама не своя от волнения, — вспоминал Билл, — она бегала по дорожкам, а в дом просто впорхнула. Она улыбалась и прямо-таки светилась счастьем, потому что после черно-белых проб ее отправили на пробы в "Technicolor", которые, по ее словам, были очень важными».

Эти пробы действительно сыграли в жизни Нормы Джин большую роль и принесли ей первый контракт, который она подписала 24 августа 1946 года. Только имя «Норма Джин» совсем не подходило для «звезды», и она решила сменить его. Бен Лайон сказал ей, что она напоминает ему актрису Мэрилин Миллер и предложил ей назваться Мэрилин. Фамилию она выбрала сама: Монро — девичья фамилия ее матери.

Билл Персел вспоминал свой разговор с Нормой Джин о новом имени: «В разговоре она старалась показать, что ей все равно, но ее саму такая перемена не очень радовала. Ей не нравилось имя Мэрилин (она даже не знала, как это пишется), но фамилией Монро она была довольна, это было семейное имя или вроде того. Ее очень раздражало то, что имя изменили, не посоветовавшись с ней. По-моему, она хотела оставить "Джин", потому что любила Джин Харлоу. Я поздравил ее со смелым дебютом, но она навсегда осталась для меня Нормой Джин, имя Мэрилин казалось и кажется мне чужим».

Тем же вечером пара отправилась отметить успех Нормы Джин. «Мы выпили по три бокала, что, между прочим, немало — ведь, когда мы познакомились, Норма Джин не курила, не пила и не употребляла наркотики. Душа ее была чиста, и она бережно хранила эту чистоту». Некоторое время спустя Норма Джин попрощалась с Биллом и вернулась домой. Она встала перед зеркалом, достала помаду и написала на нем: «Нормы Джин больше нет».

Родилась Мэрилин Монро.

После того как контракт с «Twentieth Century Fox» был подписан, жизнь Мэрилин начала стремительно меняться. Для нее даже сочинили биографию: в ней говорилось, что Мэрилин сирота, талант которой руководитель киностудии заметил, когда нанял ее нянькой для своего ребенка. Конечно, все это было выдумкой, но она с легкостью согласилась на такую легенду, а то, что и ее мать, и отец были живы, будущую звезду ничуть не смутило. Каждое утро в 8 часов она приезжала в киностудию, где училась разным дисциплинам: три раза в неделю были уроки пантомимы и танцев, а также актерского мастерства, музыки и риторики. Кроме того, Мэрилин много времени проводила в так называемой «галерее», где позировала для рекламных фотографий, иногда участвовала в парадах, бывала на банкетах, но по большей части она просто бродила по студии, стараясь впитать как можно больше информации.

Проведя целый день в студии, Мэрилин возвращалась к тете Ане, там она повторяла все, чему научилась за день, и при этом ей приходилось выслушивать постоянную критику матери, которая всячески показывала свое недовольство новым увлечением дочери. Сестра Бернис (она приезжала в гости летом 1946 года) попыталась убедить мать в том, что Мэрилин нужно поддерживать, но уговоры не возымели успеха. «Мне не нравится эта затея», — то и дело повторяла Глэдис.

Вскоре после контракта с «Fox» Мэрилин довелось поучаствовать в рождественском голливудском параде. Алан Янг занимался подготовкой платформы. Он недавно переехал в Калифорнию и почти ничего не знал об этом празднике, поэтому он позвонил Бену Лайону, который посоветовал актеру нанять несколько девушек и посадить их на платформу. Янгу мысль понравилась, и по счастливому стечению обстоятельств одной из этих девушек оказалась Мэрилин (тогда она еще представлялась Нормой Джин), которая вместе с остальными должна была сидеть на платформе, улыбаться и махать рукой зрителям. Янг вспоминал: «После парада мы отправились в "Brown Derby", но ни я, ни Норма Джин не пили, так что мы решили пойти выпить по чашке какао. Я пригласил ее на вечеринку, которая должна была состояться через пару недель, и она согласилась. Сначала она выглядела как напуганный кролик, я и понятия не имел, что она росла без родителей. Она мне очень приглянулась». У Янга и Нормы Джин было мало свиданий. Один раз они увиделись на вечеринке у друзей: «Я забрал ее из дома тети Аны, причем тетя посмотрела на меня с большим подозрением, ведь я уводил на свидание ее "дочь", вдобавок я был немного старше Нормы Джин, но все-таки тетя Ана ее отпустила. У них в доме была фотография церкви, Норма Джин рассказывала, что это была церковь "христианской науки", а она сама очень любила ее и даже посещала там воскресную школу. В машине мы долго об этом разговаривали.

По пути на вечеринку мы заблудились, и я понял, что придется вернуться, чтобы уточнить маршрут. Норма Джин насторожилась, и, когда мы подъехали к моему дому, отказалась заходить со мной внутрь. Я сказал, что мои родители дома, так что она все же зашла, и все прошло замечательно. Конечно, родители решили, что у нас все серьезно, раз я привел девушку домой! Мама тоже исповедовала "христианскую науку", так что им с Нормой Джин было о чем поговорить».

Встреча с родителями прошла прекрасно, и затем Мэрилин с Янгом сделали несколько совместных фото для рекламы, где они позировали с волынками. Но последнее их свидание вышло неудачным: «Ну, я решил, что будет правильно поцеловать ее на прощание, — рассказывал Янг, — мне ведь не хотелось, чтобы она сочла меня слишком правильным. Я хотел поцеловать ее в щеку, но она отвернулась, и я попал в ухо. Мне было так неловко, что больше я не звонил ей».

Так закончился их короткий «роман», но спустя несколько лет, когда Мэрилин уже стала знаменитостью, они вновь встретились: «Я тогда работал на киностудии. Однажды я сидел в гримерке, и вдруг в комнату влетела блондинка и закричала: "Алан!" Она меня поцеловала, начала расспрашивать про родителей и просила ей позвонить. Когда она ушла, гример спросил, давно ли я знаю Мэрилин Монро, и я ответил: "Примерно две минуты!" Это была наша последняя с ней встреча».

13 сентября Мэрилин ненадолго вернулась в Лас-Вегас, чтобы завершить развод с Догерти. В присутствии тети Минни она ответила на несколько вопросов своего адвоката С. Норманна Корнуолла и соврала о том, что все это время находилась в Лас-Вегасе и намеревается остаться в этом городе навсегда. Когда ее попросили объяснить, в чем заключалась психологическая жестокость, в которой она обвиняла Догерти, Мэрилин ответила: «Прежде всего муж не поддерживал меня, запрещал мне работать, насмехался над моим стремлением сделать карьеру. У него вздорный характер, временами он просто впадал в ярость. Три раза он бросал меня одну, он ругал меня и заставлял краснеть перед друзьями, кроме того, у нас как не было, так и нет дома».

Выслушав это заявление и опросив Минни Уиллетт, юристы удовлетворили просьбу Мэрилин о разводе, и она вернулась в Лос-Анджелес свободной женщиной.

Вскоре из Лос-Анджелеса уехала Бернис, Глэдис тоже решила покинуть Калифорнию и вернулась в Орегон. Примерно в то же время Мэрилин решила съехать от тети Аны, чтобы стать независимой, и принялась искать себе жилье.

Она нашла небольшую квартиру на Келтон-авеню, 3539 и тотчас же ухватилась за полученную впервые возможность пожить самостоятельно. Она стала завсегдатаем кафе «Schwabs», которое было и магазином, и неизменным местом встреч начинающих актеров. Мэрилин подружилась с газетным репортером Сидни Сколски, офис которого находился в «Schwabs», и Стивом Хейсом, который впоследствии основал по соседству кофейню «Googies».

Хейс вспоминает, что его Мэрилин представил Сидни Чаплин, брат которого, Чарли Младший¹, когда-то недолго с ней встречался. В 2008 году вышла книга Нейса «"Googies": звездная кофейня» («Googies: Coffeeshop to the Stars»), где он писал: «[Мы с Сидни] болтали в баре в "Garden of Allah", а когда народу стало слишком много, перешли через бульвар Сансет, чтобы поужинать в "Frascati's". В юности Мэрилин частенько захаживала сюда и в "Garden", так что, увидев Сидни, она присоединилась к нам».

У Мэрилин и Хейса были общие интересы, они часто случайно встречались в городе и скоро подружились. «Мэрилин уж точно нельзя было назвать глупой, — вспоминал Хейс. — Ее главной проблемой было то, что она не могла сосредоточиться на нескольких вещах одновременно и не могла долго удерживать внимание на чем-то одном. В итоге она хваталась то за одно, то за другое, надеясь, что никто этого не заметит».

Мэрилин продолжала учебу на студии, но энтузиазма у нее поубавилось, так как результат проб всегда был одинаков: ей не перезванивали. Глава киностудии Дэррил Ф. Занук, казалось, вообще не помнил о ее существовании и явно не спешил задействовать молодую актрису в каких-либо картинах. Но вряд ли он не замечал ее растущей популярности, которая была очевидна во время путешествия в Касторвилль и Салинас, где должно было состояться несколько общественных мероприятий.

Когда, просидев несколько часов в автобусе рядом с итальянцем-рыбаком, Мэрилин наконец прибыла в пункт назначения, она столкнулась с неимоверным количеством почитателей, что ее в немалой степени потрясло. Стэнли Сидмэн, хозяин магазина «Carlyle's», куда Мэрилин должна была нанести визит, заказал 200 ее фотографий, но скоро понял, что их не хватит даже самой маленькой группе поклонников, которые собрались, чтобы поприветствовать свою любимицу. Сидмэн заказал еще фотографии, а впоследствии поделился своими впечатлениями с репортером Кеном Шульцем: «Мы не представляли, насколько они будут популярными. До конца недели мы продали то ли 1000, то ли 1200 карточек».

Поездка принесла Мэрилин большой успех, и ее стали награждать различными титулами вплоть до комичных вроде «Королевы артишоков». Занук не мог больше игнорировать растущую популярность Мэрилин: в феврале 1947 года студия продлила с ней контракт, и она получила роли в двух фильмах — «Скудда-у! Скудда-эй!» и «Опасные годы».

В первой картине у Мэрилин были не обозначенные в титрах роли в двух сценах, одну из которых впоследствии вырезали, а другая была такой короткой, что только очень внимательный зритель заметит в ней Мэрилин. Во втором фильме Мэрилин начала играть 30 июля 1947 года и провела неделю на съемочной площадке. За свои старания она получила роль официантки со словами, хотя чуть позже написала сестре: «Я там есть, но ради бога не смей даже моргать, а то меня пропустишь».

В это время Мэрилин и Шелли Уинтерс начали посещать уроки в лаборатории актерского мастерства, организованной Моррисом Карновски и его женой Фиби Брэнд и расположенной на Лорел-авеню, 14355. Мэрилин так искренне верила в пользу этих занятий, что спустя несколько лет даже попыталась убедить Билла Персела посещать их. Билл рассказывал: «Она пыталась записать меня в лабораторию актерского мастерства, ей хотелось, чтобы я стал актером, вроде я даже играл в каких-то школьных постановках. Без моего ведома она назначила мне встречу и очень расстроилась, когда я не пришел, но я не намеревался растрачивать на это свой выпускной год: в колледже Вудбери меня ценили, я был одним из лучших студентов в своей специальности».

Воодушевленная занятиями в лаборатории актерского мастерства, Мэрилин ухватилась за возможность посещать уроки Чарльза Лоутона, который консультировал учеников у себя дома на Карсон-авеню. Правда, здесь начинающую актрису ждало разочарование: ей катастрофически не хватало опыта и знаний, она боялась других учеников, да и интенсивность занятий была ей не по плечу, поэтому вскоре она бросила курс. Однако учиться в лаборатории актерского мастерства она продолжала, к тому же увлеклась литературой и покупала книги в магазинах «Pickwick Books», «Martindales» и «Marian Hunter's».

Но этого Мэрилин было недостаточно, и она начала посещать занятия преподавательницы из «Twentieth Century Fox» Хелены Скорелл у нее дома в Беверли-Хиллз. Почти пятьдесят лет спустя в том самом доме побывала любительница кино Кристин Крогулл. Вот что она рассказала: «Там почти ничего не изменилось. Казалось, в этом месте поселилась сама история. На одной из фотографий Мэрилин стоит в гостиной у Хелены, а рядом на стене висит картина, так вот, эта картина все еще на своем месте!»

Кристин несколько часов разговаривала с Хеленой, и та поделилась с гостьей воспоминаниями о Мэрилин. «Она сказала, что Мэрилин была очень талантливой ученицей. Она всегда принимала к сведению ее советы, много репетировала и занималась, а еще была очень приятной в общении. Как-то в одной из сцен нужно было, чтобы Мэрилин съела бутерброд с мясом. Хелена тогда играла вместе с ней. Когда дело дошло до бутерброда, Мэрилин замерла, начала что-то искать, потом взяла воображаемые солонку и перечницу и сделала вид, что приправляет мясо — ей казалось, этого не хватало в сцене. Хелена удивилась, насколько естественным был этот жест Мэрилин, но на следующий день ей пришлось удивиться еще больше: ученица принесла настоящие солонку и перечницу — в форме кошки и собаки».

15 апреля 1947 года Мэрилин появилась на Ежегодной церемонии и презентации почетных полковников, которая проходила на голливудском стадионе «Legion», где она и еще семнадцать «пташек со студии» получили награды. Летом 1947 года Мэрилин и других старлеток отправили в Лас-Вегас, где они должны были посетить мероприятие в отеле «Flamingo». Так Мэрилин снова встретилась с Биллом Перселом. Он вспоминал: «Норма Джин назначила встречу в этом отеле, но, когда я приехал, меня не пустили внутрь. Дверь была закрыта шторами; я сказал охраннику, что внутри меня ждет девушка, он усмехнулся: "Ага, конечно", но шторы приоткрыл, и я разглядел девушек, которые танцевали на сцене. Норма Джин и еще несколько человек сидели в центре зала за длинным столом прямо возле сцены. Она заметила меня, крикнула что-то и помахала рукой. Я жутко смутился, особенно в тот момент, когда вошел в зал и свет направили прямо на меня! Она заняла для меня место, и когда я наконец добрался до него и обнял Норму Джин, все вокруг зааплодировали».

Они вышли к бассейну, чтобы спокойно поболтать, но спустя буквально десять минут к ним выбежал человек из группы Мэрилин и потребовал, чтобы та немедленно вернулась в зал. «Парень был такой агрессивный, что я даже пригрозил, что скину его в бассейн, чтобы он поостыл, — рассказывал Билл. — Он замолчал и ушел, а Норма Джин сказала, что ей нужно быть в зале с остальными "подставными" девушками ["подставные" люди играют на деньги казино для привлечения новых игроков]. Я так разозлился, что схватил ее и затащил обратно в зал». Некоторое время Билл просидел в баре с актерами Дэвидом Нивеном и Сонни Тафтсом, затем он извинился и направился к выходу. «Я увидел Норму Джин и помахал ей рукой перед уходом».

Когда Персел рассказал о случившемся своей сестре Джин Кретьен, она была в ужасе. «Билл сказал, что они распоряжались Нормой Джин, как хотели, — я была в шоке! — вспоминала Кретьен. — Это же кошмар! Она такая милая девушка». Билл же ответил ей: «Пока я рядом, никто не посмеет обращаться с ней, как с дрянью».

11 июня контракт Мэрилин с «Twentieth Century Fox» был продлен, а через месяц, 20 июля, она появилась в Брентвудском загородном клубе на ежегодном турнире по гольфу, устроенном компанией «Fox». Это событие никак не отразилось на ее карьерном росте, но другой турнир по гольфу, проходивший 17 августа, сыграл в жизни молодой актрисы большую роль: Мэрилин предложили побыть кедди² у актера Джона Кэрролла и его жены Люсиль Райман, которая занималась подбором начинающих актеров для студии «Metro-Goldwyn-Мауег». Супруги прониклись сочувствием к молодой и полной решимости актрисе и быстро подружились с ней.

Их поддержка оказалась как нельзя кстати, ведь едва у Мэрилин появилась уверенность в своем будущем, компания «Twentieth Century Fox» бесцеремонно бросила начинающую актрису на произвол судьбы. Ее агенту Гарри Липтону было поручено сообщить Мэрилин неприятную новость, которая ее, конечно, шокировала. Липтон рассказывал: «В этот момент мир для нее рухнул: она была совершенно подавлена, а в глазах блестели слезы. Но затем она, верная своему характеру, взяла себя в руки и произнесла: "Это не имеет значения. В конце концов, все решают спрос и предложение"».

Однако нельзя не придавать значения тому, что, пока контракт Мэрилин был в силе, она продолжала репетировать выступление для ежегодного шоу на киностудии «Twentieth Century Fox». Но, преданная своей цели, она не ушла из шоу, несмотря на то что киностудия отказалась от нее. Кэтлин Хьюз Рубин вспоминала: «На девяносто девять процентов актерский состав был сформирован из девушек-секретарей, работниц почтового отдела и так далее, но в нем всегда участвовало хотя бы несколько артистов, с которыми был подписан контракт. Моя двоюродная сестра играла в этой постановке, и она рассказала мне о Мэрилин — безумно талантливой девушке, которую недавно уволили. Она была уверена: стоит только людям из руководства увидеть шоу, они тут же возьмут ее обратно.

Мэрилин выступала в соблазнительном платье и пела песню "I never took a lesson in my life". Эта сцена до сих пор стоит у меня перед глазами! Она пела и немного танцевала. Текст песни был слегка двусмысленным, а она исполняла ее просто блестяще... но несмотря на то, что Мэрилин выступала прекрасно, руководство не не приняло ее назад».

Когда Мэрилин лишилась работы на студии, ее доход резко уменьшился, денег катастрофически не хватало: иногда ей нечем было заплатить за жилье и продукты. В этом сыграла свою роль и покупка магнитофона, на который она потратила первый гонорар от киностудии «Fox». Впоследствии Мэрилин вспоминала: этот «умопомрачительный» магнитофон мог делать что угодно, разве что омлет не жарил. Он обошелся актрисе в 1500 долларов и был выполнен на заказ. Ее агент Гарри Липтон считал, что она повредилась в уме, раз решилась на такую покупку. В конце концов ему пришлось внести часть денег за этот магнитофон из своего кармана.

Однажды, спустя некоторое время после того, как киностудия отказалась от услуг Мэрилин, она вернулась домой и обнаружила, что ее ждет человек, который должен был увезти магнитофон. «У меня сердце кровью обливалось, когда он забирал его. Это был самый красивый магнитофон из всех, что я видела в жизни», — вспоминала она. Хотя позже Мэрилин уверяла, что горький опыт был ей наукой, ей еще не раз пришлось столкнуться с денежными проблемами, так что друзья молодой женщины даже начали беспокоиться о том, что она не умеет распоряжаться средствами.

Долгое время Мэрилин не могла найти работу, и это только усугубляло ее неуверенность в себе. Иногда молодая актриса тоскливо бродила по комнатам своей квартиры, недоумевая, почему ей так не везет и ничего у нее не получается. Иногда она читала и находила себе занятие: посещала лабораторию актерского мастерства, брала уроки вокала, находила подработку в качестве модели. Общение с друзьями она почти свела на нет, желая сосредоточиться на новом карьерном старте. Конечно, пришлось во многом жертвовать отношениями с близкими. Билл Персел рассказал о том, как она отменила одну из их встреч: «Я был в университете Невады, а Норма Джин собиралась приехать туда на танцы, но за несколько дней до нашей встречи она позвонила и сказала, что не приедет из-за фотосессии, от которой не может отказаться. Я расстроился, да и она тоже, но мы не могли ничего с этим поделать: в то время карьера для нее была на первом месте».

Иногда Мэрилин все же удавалось отодвинуть работу на второй план, и она ходила на вокзал Юнион-Стейшн, чтобы «посмотреть на людей», и бывала в Голливуде, где можно было поглазеть на звезд. Джонни Грант, почетный мэр Голливуда и друг юности Мэрилин, вспоминал: «Ей нравилось сидеть в фойе отеля "Roosevelt", смотреть на других, заводить знакомства. Она с ума сходила по Кларку Гейблу и подолгу стояла под окнами его дома, надеясь увидеть, как актер выходит или возвращается к себе. Еще она частенько прикладывала руки и ноги к отпечаткам, оставленным звездами в Китайском театре Гаумана». К сожалению, в то время ее мечта о славе казалась Мэрилин такой же недосягаемой, как в детстве.

Некоторые биографы заявляют, что, столкнувшись с безработицей и одиночеством, Мэрилин стала «девушкой по вызову». Но сама актриса в 1953 году очень красноречиво опровергла эти слухи, рассказав о том, как ей позвонил некий мужчина, желающий «помочь» бедняжке: «Он в деталях расписал то, что от меня потребуется. Он говорил очень откровенные вещи, я даже думала посоветовать ему не распространяться на подобные темы, если звонишь из автомата. Положив трубку, я рассмеялась, потому что тут до меня дошло, как глупо звучали его слова».

С трудом верится, что молодая женщина, которая постоянно жаловалась на то, как ее достают «бабники», стала бы торговать собой. Но еще смешнее звучит сплетня о том, что Мэрилин забеременела, родила ребенка и отдала его на усыновление. Билла Персела развеселили обе «теории»: «Ого! Я ни за что в такое не поверю. Насколько я знаю, все это байки. После того как она превратилась в Мэрилин Монро, у нее появились завистницы. Кроме того, "девочки по вызову" хорошо зарабатывают, а у нее таких денег не водилось. Так что верить этим сплетням не стоит. Это все чепуха... вздор... чушь... плод чьего-то больного воображения. Вообще меня это вроде как бесит. Когда мы общались, беременной она не была, может, потом у нее были какие-то парни, но когда начинают болтать о беременности или лезут в личную жизнь, это уже ни в какие ворота. Не в ее духе было встречаться с кем попало. По крайней мере, я так считаю».

Перселу вторит Гарри Липтон в своей статье для майского номера «Motion Picture» 1956 года. В ней он рассказал о том, как на вечеринке один из мужчин, занимавший высокий пост, предлагал Мэрилин подарки в обмен на определенного рода услуги. Она отказалась, подошла к своему агенту, потребовала, чтобы он немедленно увел ее оттуда, и всю дорогу в машине проплакала. «Как мне отвечать таким типам, Гарри?» — спросила она агента. На что он ответил: «Еще научишься». Это совсем не похоже на поведение искушенной, а уж тем более жадной до денег проститутки.

Мэрилин не приходилось сидеть на месте. Одно время она жила у тети Энид и дяди Стэна Нейблкэмп, чтобы сэкономить деньги на поездки в Голливуд и обратно. Много времени она провела в дешевых квартирах, в одной из них, на Эйвон-стрит, как рассказывала актриса впоследствии, с ней произошло несчастье, которое подорвало ее силы. Существует несколько версий того, что с ней тогда произошло, но суть такова. Мэрилин получила чек с последней выплатой от «Twentieth Century Fox», а поскольку банк был закрыт, она стала искать другой способ обналичить его. Молодая женщина пыталась спросить совета у менеджера одного их ресторанов, когда к ней подошел полицейский и предложил проводить до магазина одежды на другой стороне улицы. В магазине Мэрилин написала на чеке свое имя и адрес, обналичила его, поблагодарила полицейского и ушла.

Ночью Мэрилин проснулась от того, что полицейский ломился к ней в дверь и пытался проникнуть в дом. «Я чуть с ума не сошла от страха, — говорила актриса в 1953 году. — Я выскочила через парадное крыльцо и побежала к соседям». К сожалению, многие отказались впустить ее, потому что не хотели «впутываться». В конце концов кто-то вызвал полицию, грабителя арестовали, и выяснилось, что он действительно служил в органах охраны порядка. Происшествие потрясло Мэрилин, она часто рассказывала об этом случае в интервью, также о нем говорил Гарри Липтон, который впоследствии отмечал, что очень за нее беспокоился и сам звонил в полицию.

На следующее утро Мэрилин позвонила Люсиль Рэйман и Джону Кэрроллу, с которыми она подружилась на игре в гольф и которые, начиная с сентября 1947 года, часто одалживали ей деньги. Когда она рассказала супругам о ночном вторжении, они ужаснулись и убедили ее переехать к ним в дом на Фаунтин-авеню, 8497, а сами в это время решили пожить на ранчо в долине Сан-Фернандо.

«Там было чудесно, — вспоминала Мэрилин в 1952 году. — Впервые я жила в таком дивном доме, я чувствовала себя по-настоящему независимой и была уверена, что моя жизнь изменится к лучшему». К несчастью, новый дом не помог ей забыть об ужасе, пережитом той ночью, и Гарри Липтон рассказывал, что актриса боялась жить одна и стала очень подозрительной. Она часто оставалась ночевать на ранчо Рэйман и Кэрролла в Сан-Фернандо и часто мучилась мыслями о том, как плохо обошлись с ней соседи, когда в дом вломился грабитель. Липтон считал, что это очень расстраивало Мэрилин, потому что напоминало ей о трудном детстве.

Несмотря на печальные детские воспоминания, Мэрилин по-прежнему была в хороших отношениях с семьей Грейс Годдард и часто встречалась с сестрой Грейс, Энид Нейблкэмп, и ее подругой Кэтрин Ларсон, чтобы выпить в обед чашечку кофе. Кэтрин и Мэрилин были представлены друг другу, когда будущая звезда босиком гуляла во дворе возле клумб. Теперь три подруги регулярно встречались у Энид, и вскоре у Кэтрин сложилось вполне определенное впечатление об актрисе. По словам Джеймса Глэга, Кэтрин думала, что Мэрилин «достойна восхищения», но не считала ее красивой и сколь-нибудь исключительной. Она рассказывала Джеймсу: «Ее так и хотелось обнять», но прибавляла, что ей часто хотелось уговорить Мэрилин бросить работу актрисы — Кэтрин была уверена, что ей никогда не удастся пробиться в Голливуд. «Так что меня ждал сюрприз», — призналась Кэтрин позже.

Дела Мэрилин пошли на лад, когда она получила роль в пьесе «Гламур лучше всего», которую ставили в театре Блисс-Гайден. Спектакль шел с 12 октября по 2 ноября, и Мэрилин досталась роль леди Бонни Тауин, молодой актрисы, которая пытается увести мужа у главной героини. Эту пьесу, написанную Флоренс Райрсон и Колином Клементсом, нельзя назвать захватывающей, но для Мэрилин это была возможность заниматься любимым делом, и она блистательно играла свою роль. Кто-то из труппы даже заметил, что, стоило актрисе появиться на сцене, взгляды всех зрителей были прикованы только к ней.

Благодаря этой постановке Мэрилин наконец по-настоящему познакомилась с Аннабелль Стэнфорд, моделью и актрисой, с которой они когда-то участвовали в одной фотосессии в Лас-Вегасе и которая была девушкой Дика, брата Билла Персел а. Аннабель вспоминала: «Дик говорил, что мы с Нормой Джин, подругой Билла, очень похожи внешне, да и фотографы это замечали. Познакомились мы в "Bliss-Hayden". Она сидела в зрительном зале, и ей представляли нового актера. Я взглянула на нее, и мы одновременно воскликнули: "Это ты!" — ведь братья Персел нам обеим рассказывали, как мы похожи. Она была само очарование. У нее было прекрасное чувство юмора, все от нее были в восторге. Никто никогда не сказал о ней дурного слова, я не слышала никаких пошлых слухов или ужасных подробностей. Никто бы не назвал ее дрянью. Дрянной девчонкой она могла быть только в мечтах парней».

Примечания

1. Сидни Эрл Чаплин и Чарли Чаплин Младший — сыновья великого комика Чарли Спенсера Чаплина. — Примеч. ред.

2. Кедди — человек, который подносит игрокам в гольф клюшки. — Примеч. перев.