Главная / Публикации / М. Морган. «Мэрилин Монро»

Глава пятая. Модель

Дома Норма Джин вернулась на завод, и в первый же день на работе ее заметили фотографы, снимавшие заводские будни. Им понравился непримелькавшийся образ брюнетки, и, не успев и глазом моргнуть, Норма Джин была освобождена от своих обязанностей, чтобы позировать фотографу Дэвиду Коноверу. Девушка была одета в привычную униформу: серые брюки и зеленую блузку со значком работника «Radioplane», но по ее лицу сразу было видно, что позировать перед камерой куда интереснее и приятнее, чем проверять или опрыскивать парашюты.

Эта фотосъемка превратила Норму Джин из одинокой жены военнослужащего в энергичную и целеустремленную молодую женщину, перед которой открылась масса возможностей. Немного позже Коновер вернулся на «Radioplane» и снимал Норму Джин в разных нарядах. Он сказал, что у нее есть все шансы стать моделью, и предложил познакомить ее с нужными людьми, но Норма Джин сначала подумала, что фотограф с ней просто заигрывает.

Однако когда она увидела снимки и поняла, что за час фотосъемки может зарабатывать 5 долларов, за которые ей приходится десять часов трудиться на заводе, молодая женщина задумалась о новых возможностях. Она поучаствовала в нескольких фотосессиях и к 10 февраля 1945 года заработала достаточно денег, чтобы выкупить у тети Аны рояль «Franklin», принадлежавший ее матери. Правда, в это время как раз приехал в отпуск Джим и Норма Джин решила пока отложить работу модели.

Когда Норма Джин в разговоре с мужем упомянула, что ей предлагают заняться модельным делом, он поддержал эту идею: «Мне показалось, что это проще работы на "Radioplane"», — рассказывал он позднее, но подчеркнул, что после войны хотел бы остепениться и вернуться к тихой семейной жизни. Пара отправилась на неделю на озеро Биг-Беар, и хотя Норма Джин говорила, что это было прекрасное время, не обошлось без проблем: Джим был в ярости от того, что его жена начала пить алкоголь, а она жутко ревновала, когда он играл в блек-джек с девчонками из колледжа, кроме того, супруги ссорились из-за желания Джима завести детей.

Вскоре после возвращения домой Джим вернулся на корабль, а Норма Джин начала позировать фотографам. В письме Грейс от 4 июня 1945 года она говорила, что перестала работать на «Radioplane» в январе. Правда, она забыла упомянуть, что официально была оформлена на заводе вплоть до 15 марта, однако руководству надоело выслушивать по телефону ее отговорки о плохом самочувствии, и Норму Джин уволили. Это принесло облегчение — однообразный заводской труд изматывал ее, и она говорила: «Когда я так устаю, мне уже плевать на все остальное».

Благодаря Дэвиду Коноверу она познакомилась с Поттером Хьютом, который согласился сделать с ней несколько фотографий «на удачу», то есть при условии, что ей заплатят, только если для снимков найдется покупатель. Норма Джин тут же согласилась, она поняла, что работа модели идеально для нее подходит: это весело, фотографам она нравится и получает от позирования море удовольствия.

К сожалению, ее восторга по поводу новой карьеры не разделяла Этель Догерти — она волновалась за брак Нормы Джин и Джима. Ее ужасало, что невестка проводит так много времени с другими мужчинами, а частые ссоры между супругами, свидетельницей которых она стала во время отпусков Джима, только усугубляли ее беспокойство.

Проблемы возникли и из-за того, что теперь Норма Джин не успевала ухаживать за своей собакой Маггзи. Прежде она купала, выгуливала и расчесывала ее, но теперь времени у хозяйки стало мало, и животное оказалось заброшенным. «В последний раз я видел Маггзи привязанной к дереву, и она была очень грязная. Вскоре она умерла», — вспоминал Джим Догерти.

В конце концов Норме Джин стали невыносимы скандалы у Догерти, и она решила вернуться в уютный дом тети Аны на западе Лос-Анджелеса. Однако это не решило всех проблем. Пол Кэнтмэн рассказывал об одном неприятном случае: «Дядя Джим приехал в отпуск и позвонил мне, чтобы позвать на рыбалку на несколько дней. Назавтра он приехал за мной, но тети Нормы не было, потому что она в этот день фотографировалась для обложки журнала. Нам все равно нужно было собрать удочки и снасти, так что за этим занятием мы и провели время. На следующее утро тетя Норма заявила, что снова не может поехать с нами, потому что они не закончили снимать. Дядя Джим не очень-то обрадовался, ведь ему хотелось побольше времени провести с ней. Мы отправились на побережье, остановились недалеко от пирса Малибу. Она оставила нас там с удочками и едой, но пообещала вернуться во второй половине дня. Часы шли, вечер уже подходил к концу, а тети Нормы все не было... Было почти одиннадцать вечера, когда к нам подъехал небольшой "форд". Мы забрались в машину и поехали. По пути в западный Лос-Анджелес к тете Ане мы почти не разговаривали. Помню, я поднимался к себе, и когда проходил мимо комнаты тети Нормы, я услышал, что она плакала. Я спустился вниз и рассказал об этом дяде Джиму. Он сразу пошел выяснить, что случилось, ведь мы не говорили о том, что произошло за день. Она рассказала, что снималась для обложки журнала ко Дню благодарения. Они работали в настоящем деревенском амбаре, где было много сена. Прежде чем фотографироваться, ей пришлось снять обручальное кольцо, потому что на обложке должна была быть незамужняя женщина, но потом кольцо потерялось в сене, которого там было почти десять тонн. Она весь день искала кольцо, но оно нашлось, ко всеобщему облегчению, только назавтра».

Отношения между Нормой Джин и Джимом становились все хуже и хуже, дошло до того, что каждый раз, когда они встречались, неизбежно вспыхивала ссора. Когда 18 мая 1945 года Ли Буш из «Schwarz Studio» фотографировал ее, она позировала в купальнике, несмотря на просьбу Джима не надевать такой откровенный наряд. Она всегда отвечала одно и то же: ей нужно сниматься, потому что необходимы деньги на ремонт машины. Джим терпел это, но ясно давал понять, что в скором времени хочет устроить семейную жизнь, а Норму Джин это совершенно не интересовало.

Когда Джим уезжал (и по большей части тогда, когда он был дома), ее мысли были сосредоточены на карьере. Как-то раз Норма Джин заявилась в кабинет известного фотографа Пола Пэрри в розовом свитере. В комнате было еще двое мужчин, и когда она спросила мнения Пэрри о том, сможет ли она стать моделью, их реакция была вполне предсказуема. Как выяснилось, когда Пэрри задействовал ее в модном показе, руководитель рекламного отдела сказал ему, что карьера манекенщицы ей не светит, но это не остановило Норму Джин: она искала другие пути и других фотографов. Вскоре после большой фотосессии у Коновера Норма Джин получила шанс добиться своего.

Уильям Кэрролл из ателье по проявке пленок и печати фотографий «Ansco Color» искал модель, фотографию которой можно было бы поместить на витрину. По счастливому совпадению Дэвид Коновер и Поттер Хьют были завсегдатаями его магазина, и как-то раз Хьют принес туда несколько фотографий Нормы Джин, снятых Коновером. «Девушка на тех фотографиях Коновера была само очарование, — писал Кэрролл в своей книге "Норма Джин: Мэрилин Монро 1945". — Ее красота не была канонической, но это был свежий, непримелькавшийся, идеальный образ соседской девчонки. Именно такую я искал для рекламы моей лаборатории».

Хьют дал Кэрроллу номер телефона Нормы Джин, и тот сразу же позвонил ей. Он вспоминал: «Норма Джин говорила спокойным голосом и очень серьезным тоном спросила, откуда у меня ее номер и как я связан с Поттером и Дэвидом. Думаю, ей хотелось знать, занимаюсь ли я фотографией профессионально, чтобы избежать возможных проблем, возникающих при работе с фотографами-любителями, которые просто ищут знакомств с хорошенькими девушками».

Одним прекрасным летним утром, когда было еще довольно рано, Кэрролл приехал в дом тети Аны и, к своему удовольствию, обнаружил абсолютно готовую к работе Норму Джин, которая, к тому же, превзошла все его ожидания. Она захватила несколько нарядов, положила рядом с собой на сиденье машины косметичку со всем необходимым, и пара отправилась к морю в Малибу. Кэрролл рассказывал: «Она взяла с собой приличный набор собственных вещей, вся одежда была выглажена и готова для съемки. Замечу, что это не была "модельная" одежда, у нее такой, думаю, и не водилось. Просто хорошие вещи, почти все из них нам пригодились в работе».

Пока они ехали, Кэрролл объяснил, какой образ ему нужен, а Норма Джин предложила сделать довольно простые фотографии и, чтобы реклама не смущала посетителей его магазина, не снимать ее в купальнике. Они остановились в Касл-Рок, Мэрилин принялась за макияж, а Кэрролл делал снимки. Фотографии получились очень красивые: и хотя на солнце волосы Нормы Джин выглядели светлее, чем обычно, девушка излучала естественную красоту.

«Она еще не выучилась профессиональным приемам, — вспоминал Кэрролл. — Это сильно отличало ее от других моделей, которых я тогда фотографировал. Норма Джин была весьма способной и очень хотела помочь мне сделать хорошие снимки. Мы много смеялись, запросто делились друг с другом идеями, она была обычная молоденькая женщина, которая изо всех сил старалась, чтобы у нас получились отличные фотографии. Заметьте, тогда у нее почти не было профессионального опыта, не считая двухнедельной поездки с Дэвидом [Коновером], который ее фотографировал всего за несколько месяцев до меня».

Норма Джин все еще носила обручальное кольцо, но с Кэрроллом она поделилась своими семейными проблемами. Фотограф до сих пор отказывается обсуждать то, что она тогда сказала: «Мы прервались на обед и долго беседовали о наших горестях и радостях. Я тяжело переживал недавний развод и (видимо) считал, что, поговорив с человеком, непричастным к этой истории, вроде Нормы Джин, почувствую себя лучше. Норма Джин отнеслась ко мне с большим участием, но то, что она говорила о себе, касается только ее и не должно становиться достоянием общественности».

Закончив съемку, Кэрролл отвез модель домой, заплатил ей 20 долларов за день работы, а спустя месяц снова ей позвонил. «Она сказала, что подписала договор с агентством "Blue Book". Теперь ей платили 50 долларов в день. Такая сумма была для меня непосильной, поэтому больше я с Нормой Джин не работал».

Модельное агентство «Blue Book», расположенное в отеле «Ambassador», возглавляла Эммелин Снивли. Несмотря на сотрудничество с Поттером Хьютом, 2 августа 1945 года Норма Джин пришла в офис Снивли в надежде на то, что ей удастся подписать договор. Рассматривая висящие на стене фотографии, она мечтала когда-нибудь тоже стать девушкой с обложки. Снивли говорила: «Она была симпатичная, но совсем ничего не знала о том, как ходить, держать осанку, сидеть, позировать. Это была обычная калифорнийская блондинка, из тех, что зимой темнеют, а летом светлеют»

Еще она заметила, что с кудрявыми волосами Нормы Джин невозможно ничего сделать, так что, если девушка хочет стать успешной моделью, волосы ей придется осветлить и выпрямить.

«Когда она наклонилась, ни один волосок у нее на голове не пошевелился, — вспоминала Снивли. — Волосы необходимо было выпрямить, но это было для нее слишком дорого».

Однако руководительница агентства увидела потенциал в этой «круглолицей девушке с поразительным бюстом, из-за которого казалось, что ее платья 12-го размера¹ ей малы». Снивли попросила показать ей фото и получила одну из карточек Дэвида Коновера, столь впечатлившую ее, что она порекомендовала Норме Джин пройти трехмесячные курсы моделей, которые стоили 100 долларов и которые она могла оплатить из своего гонорара. Норма Джин была сама не своя от радости и сразу же заполнила анкету, где она приврала насчет своего возраста (допускались только девушки от 20 лет) и написала, что у нее светлые кудрявые волосы и рост 5,6 футов (около 167 см). Про свою мечту об актерской карьере она не упомянула, зато написала о том, что немного танцует и поет.

Когда Норму Джин успешно зачислили в школу моделей, она пришла на свой первый урок и была очень приветлива со всеми, несмотря на то что остальных девушек сопровождали матери и только она была одна. По этой причине Снивли уделяла ей особенно много внимания, и юная модель впитывала знания, как губка, она запоминала, как правильно держать руки, позировать и наносить макияж на уроках Марии Смит и миссис Гэвин Бирдсли. Она изучала собственные фотографии, которые ей отдали Поттер Хьют и Боб Фарр, спрашивала фотографов, что она делала неверно, чтобы исправить это в дальнейшем. Она никогда не совершала одних и тех же ошибок, не пропускала занятий, и Снивли признала, что с такими способностями Норме Джин суждено стать настоящей звездой.

Но хотя Норма Джин была очень талантливой и отлично работала на камеру, Снивли заметила, что для начинающей модели большой проблемой является одежда. Казалось, у нее было всего два наряда: белое платье с зеленой кокеткой и синий матросский костюм, который «был ей не к лицу». Позднее, к большому неудовольствию Снивли, Норма Джин надела этот синий костюм на одну из первых фотосессий для агентства: на съемку Лэрри Кронквиста для каталога «American Airlines», которая проводилась в здании компании «Douglas Aircraft».

2 сентября 1945 года в отеле «Ambassador» сделали несколько пробных снимков Нормы Джин и восьми других девушек, а 5 сентября Снивли нашла ей работу: она должна была представлять отдел с каталожными шкафами «Holga Steel» на выставке — демонстрировать устройство шкафов и раздавать листовки. Норма Джин блестяще справилась, заказчики были в восторге. Получив 90 долларов за десять дней, Норма Джин сразу же отдала деньги Снивли в качестве платы за обучение. В этот момент Снивли поняла, что имеет дело с «порядочной, честной и очень приятной девушкой», и решила давать ей как можно больше работы.

Норма Джин посещала одни пробы за другими и подружилась со всеми фотографами, с которыми ей доводилось сотрудничать, включая Лазло Уиллинджера, Джона Рэндольфа и Лэрри Кронквиста, снимавшего ее для рекламы «American Airlines». Снивли вспоминала: «Она была очень энергичной. Каждый, с кем она говорила, чувствовал себя исключительной личностью. У нее это выходило без тени притворства».

После провальных проб для буклета «Montgomery Ward» Снивли задумалась, не сделать ли специализацией Нормы Джин стиль пинап: она подходила для этого стиля идеально, особенно когда позировала в купальнике. Однако красота не помогла девушке избежать критики, ее фотографии на удивление плохо продавались: рекламщики жаловались на ее слишком длинный нос и на то, что, когда она улыбается, на лице появляется некрасивая тень. Впоследствии Снивли отмечала: «Проблема была в том, что, улыбаясь, она слишком высоко поднимала верхнюю губу, и возле носа появлялись глубокие складки. Мы объяснили ей, что следует открывать нижние зубы и улыбаться не так широко».

Тем временем семейные проблемы все еще преследовали Норму Джин, но она никогда не обсуждала свою личную жизнь со Снивли, хотя та и была в курсе происходящего. Снивли считала, что Норма Джин хранила верность мужу и не встречалась с другими мужчинами: «Многие из моих моделей несколько раз за неделю бегали на свидания, пока их мужья были в плавании. Но только не Норма Джин».

Сама Мэрилин рассказывала об этом в 1953 году: «Среди заказчиков часто встречались бабники... Но я без проблем их отшивала. Я поняла: если сделать глупый вид или притвориться, будто не понимаешь, на что они намекают, вскоре им остается только скорчить презрительную мину и отстать».

Кроме того, Норма Джин самостоятельно ездила с фото-сессий домой, чтобы избежать неприятных ситуаций с фотографами, но вождение однажды чуть не привело к ее гибели, когда она попала в аварию, сидя за рулем их с Джимом «форда». Тем вечером она позвонила Элиде Нельсон и смеясь рассказывала обо всем, но было понятно, что она с трудом сдерживает слезы. «Похоже, я снова замечталась, — говорила она, — потому что въехала прямиком в трамвай. Видела бы ты нашу бедную машину, она вся изувечена». К счастью, Норма Джин выжила, отделавшись только шишкой на голове. «Это чудо, что я осталась жива», — сообщила она своей невестке, которая пришла в ужас, узнав о происшествии.

Среди друзей Снивли было много фотографов, которые хотели открыть новую модель, так что Эммелин с Нормой Джин ухватились за эту возможность, и, несмотря на то что девушка стала уже довольно известной, часто приходили в студии для «пробной съемки». В результате у модели появилось множество «первооткрывателей», но Снивли не считала это обманом: стиль Нормы Джин постоянно менялся, она все время была разной.

Когда в 1945 году незадолго до наступления Рождества Джим приехал в отпуск, Норма Джин заявила, что собирается в длительную поездку на побережье для съемок у фотографа Андре де Дьена. Муж справедливо возмутился и пытался вынудить ее отказаться, но она настаивала на своем: если она не поедет, то потеряет не только эту работу, но и все будущие возможности. Они снова поссорились, Норма Джин ушла из дома и, к ужасу супруга, провела несколько следующих недель в обществе другого мужчины.

Норма Джин познакомилась с де Дьеном, когда он попросил «Blue Book» найти ему модель, которая согласилась бы позировать обнаженной. Она приехала в его гостиничный номер в розовом свитере, с бантом в волосах, и, хотя на пальце у нее все еще было обручальное кольцо, она, по утверждению де Дьена, заявила, что разводится с мужем. «А вы любите своего мужа?» — спросил фотограф. «Нет», — ответила она.

Де Дьен провел фотосессию Нормы Джин на пляже, во время которой она позировала ему в купальнике, а затем фотограф пригласил молодую женщину в поездку, где он собирался заниматься натурной съемкой. Норма Джин познакомила его с тетей Аной, и та одобрила мероприятие. Вместе с де Дьеном они проехали на машине пустыню Мохаве, побывали на водопаде Дарвина, в Лас-Вегасе, государственном парке Кафедрал-Гордж, Йосемитском национальном парке, Портленде и Долине Смерти, откуда 15 декабря Норма Джин отправила Джиму открытку с признанием о том, как сильно по нему скучает.

Судя по открытке (адресованной «Дражайшему папуле» с подписью «С любовью, твоя крошка»), отношения супругов были замечательными, но интересно заметить, что в послании ни слова не было сказано о самой поездке. Возможно, Норме Джин не хотелось подливать масла в огонь, затрагивая эту тему, либо дело было в том, что путешествие оказалось не таким уж прекрасным, как его представляла себе молодая женщина. И действительно, было похоже, что в пути Норма Джин и де Дьен умудрились собрать все возможные и невозможные несчастья: в парке Кафедрал-Гордж к ним пристал какой-то странный тип, несколько раз спускалось колесо машины, фотограф забыл кошелек в номере одной из гостиниц, а в другой их обокрали, пока Норма Джин ходила за покупками. Она была так расстроена последним происшествием, что решила позвонить Джиму и вернуться домой, но де Дьен ее остановил: к этому моменту он был безумно влюблен в девушку и умолял ее выйти за него замуж. «Я хотел жениться на этой милой девчушке. И что такого? Да я и сам очень милый парень», — говорил де Дьен в 1962 году.

Норма Джин была замужем, они с фотографом почти не знали друг друга, поэтому сложно представить, что могло заставить де Дьена сделать ей предложение, к тому же новое замужество в планы Нормы Джин тогда не входило. Но отсутствие интереса со стороны молодой женщины не охладило пыл фотографа, и, по утверждению самого де Дьена, они с Нормой Джин провели ночь вместе после неудачного визита к ее матери (Глэдис тогда едва заметила, что к ней кто-то пришел).

На следующий день они снова занимались любовью, после чего совершенно опьяненный чувствами де Дьен отвез девушку обратно к тете Ане и пообещал, что скоро на ней женится. Он третировал Норму Джин письмами, на которые она не отвечала, бесконечно звонил ей, пока наконец не осознал, что замуж за него девушка не собирается: «Когда я позвонил ей из Нью-Мексико, она сказала: "Андре, пожалуйста, не приезжай [в Голливуд]. Я за тебя не выйду. Прости"».

1946 год принес Норме Джин множество перемен как в личной жизни, так и в карьере, и начались они с того, что она наконец решилась выпрямить и осветлить волосы. Эммелин Снивли долгие месяцы уговаривала модель что-нибудь сделать с этой «непослушной бесформенной копной», убеждая ее, что кудри не только не позволяют ей правильно носить шляпки, но и мешают реализовать себя, ведь в моде были именно блондинки. Норме удавалось устоять перед искушением, ведь если бы она осветлила волосы, потом ей пришлось бы красить их постоянно, а это было ей не по карману.

Однако в феврале 1946 года девушку убедили пойти в салон Фрэнка и Джозефа, где ей выпрямили волосы, чтобы их было легче укладывать, на кончиках сделали перманентную завивку и осветлили по всей длине. Результат превзошел все ожидания и увенчался успешной работой в рекламе шампуня.

Когда проблема с прической была решена, Снивли решила, что Норму Джин необходимо «открыть заново» и 6 марта отправила ее на пробную съемку к Джозефу Джазгуру. Джазгур не горел желанием работать с моделью: он считал, что у нее слишком широкие бедра, слишком тесная одежда и некрасивая фигура, но ему понравились ее глаза, поэтому он сделал с ней несколько фотографий на улице за бульваром Беверли, а потом повел ее пообедать. Снивли вспоминала, что Норма Джин казалась фотографу тощей и несексуальной и, когда ему казалось, что она хочет есть, всегда кормил ее гамбургерами.

Модель, представшую в новом образе, стали засыпать предложениями о работе. 10 марта она снова снималась у Джазгура, на этот раз в Дон-Ли-Тауэрс, над надписью «Голливуд», а 11 марта она позировала Эрлу Морану, который написал ее портрет для потенциальных заказчиков рекламы. 12 марта 1946 года Норму Джин снимал начинающий фотограф по имени Ричард Миллер (с ним она работала весь март и апрель), а 18 и 23 марта она отправилась вместе с Джазгуром на пляж Зума, где он фотографировал ее одну и вместе с работниками местной компании «The Drunkard». (Спустя много лет Джазгур выпустил книгу под названием «Рождение Мэрилин». Может показаться, что на одной из фотографий Нормы Джин, помещенных в ней, у девушки на ноге шесть пальцев. Снимок вызвал большой резонанс в СМИ, который не утих и по сей день, но на самом деле «лишний палец» на снимке Джазгура — это всего лишь песок.)

Норме Джин говорили о том, что она могла бы не останавливаться на карьере модели и попробовать свои силы в кинематографе. Это заставило молодую женщину задуматься о следующем этапе ее карьеры, и она обмолвилась Эммелин Снивли, что была бы не против сыграть роль в кино. Правда, мужу она об этом говорить не стала, и тот был просто поражен, когда случайно нашел дома ее сценарий для кинопроб.

Посчитав, что жена читает сценарий просто из любопытства, Джим попытался убедить ее, что трудно пробиться в кино, в то время как тысячи молодых женщин мечтают стать звездами, но она не хотела его слушать. «Иногда я делилась с мужем своими детскими мечтами о том, чтобы стать актрисой. Он смеялся и уверял, что у меня ничего не выйдет», — вспоминала она. Некоторое время спустя Джим неохотно отвез ее на кинопробы, просто чтобы показать ей, что на самом деле все предложения от кинопродюсеров — фикция. Действительно, оказалось, что «продюсер» проводил пробы в кабинете своего друга. Он попросил Норму Джин прочитать отрывок из ее роли, при этом наклоняясь в разные стороны. «С каждой минутой он выглядел все глупее и глупее, и в конце концов я повернулась и ушла, хлопнув дверью», — рассказывала она в 1953 году. Вернувшись к Джиму, она упала на сиденье автомобиля, посмотрела на мужа и произнесла: «Ты прав. Это всего лишь кучка развратников».

В том же году между Нормой Джин и вернувшимся из армии Бобом Стоттсом снова проскочила искра. Когда они встретились, он увидел, что Норма Джин превратилась в прекрасную женщину, но также заметил едва уловимые изменения в ее характере: она словно разыгрывала перед ним какую-то роль. Норма Джин рассказала Бобу о том, что работает моделью и хочет стать киноактрисой. «Она только и мечтала об этом, но не считала кино своей конечной целью. В киосках я видел полдюжины журналов с ней на обложке, она сама говорила, что позировать куда веселее, чем играть. Кинопробы давались ей труднее, чем работа модели». Прежде Норма Джин никогда не рассказывала Стоттсу о своем желании сниматься в кино: «Никто не слышал, чтобы она увлекалась театром. Казалось, ее заветная мечта — быть хорошей домохозяйкой».

«Работа киноактрисы — последнее, о чем бы я подумала на ее счет, — писала мать Стоттса Дороти. — Она неплохо танцевала, но играть в кино...»

В тот вечер Норма Джин позвала Боба на ужин, но зная, что ее муж сейчас в море, он не принял приглашения. Это был последний раз, когда Норма Джин общалась с кем-то из семьи Стоттсов. «Мы часто жалеем, что не поддерживали отношений, — писала Дороти. — Возможно, это бы ни на что не повлияло, но друзья, если они настоящие, всегда могут что-то изменить».

В это время Норма Джин утопала во внимании мужчин, мечтавших сделать ее звездой, что заставило Снивли познакомить ее с Хелен Эйнсуорт, которая была театральным агентом в «National Concert Artists Corporation». Не успела будущая звезда войти к ней в кабинет, как на ее шляпной коробке лопнула веревка и по полу покатились шпильки, помада, бигуди и рассыпалась косметика. Коллега Эйнсуорт Гарри Липтон оторвался от своего журнала и увидел молодую женщину, которая покраснела, смутилась и выглядела как «свеженький кусок клубничного пирога». Собирая вещи обратно в коробку, он постарался свести все к шутке и был очень рад, когда увидел, что Норма Джин улыбнулась и вроде бы перестала нервничать.

Собеседование прошло хорошо, хотя она говорила мало и сразу меняла тему, когда речь заходила о ее личной жизни. Она призналась только в том, что всегда мечтала стать актрисой. После собеседования Эйнсуорт и Липтон согласились, что у девушки есть способности, и включили ее в списки агентства. Вести ее дела взялся сам Липтон. Так было положено начало пути Нормы Джин в кино, теперь у нее было все, о чем она мечтала, хотя бы в профессиональном плане.

А дома дела шли все хуже. Они с Джимом продолжали ссориться, и когда 9 марта он снова отправился в плаванье, то оставил для жены записку: «Я уехал. Когда вернусь, мы можем начать все сначала, если захочешь. У меня никого нет, не волнуйся, но я говорил тебе о том, что чувствую».

Решив бороться за семейное счастье, Джим уехал в надежде, что отношения с женой могут наладиться, однако этого не произошло.

В апреле 1946 года Норма Джин впервые появилась на обложке «Family Circle» и вскоре после этого стала искать причину для развода с Джимом Догерти. «Муж меня не поддерживает, — писала она. — Он меня стыдится, смеется надо мной и обращается со мной как с ребенком». В конечном счете она решила поехать в Лас-Вегас, где оставалась с мая по июль с тем, чтобы официально развестись с Джимом², который пребывал в блаженном неведении по поводу того, насколько далеко все зашло.

За месяц до поездки Норма Джин сблизилась со своим агентом Гарри Липтоном и часто звонила ему среди ночи просто потому, что ей нужно было с кем-то поговорить. Из их разговоров Липтону стало ясно: Джим, по ее мнению, женился на ней только потому, что иначе ей было бы некуда идти. Но она всегда отзывалась о нем как об «очень хорошем человеке». В итоге Липтон помог ей устроить поездку в Вегас, но когда он посадил ее в вагон, он не заметил в ней «ни облегчения, ни радости, ни отвращения по поводу развода. Было ощущение, что она расстается с едва знакомым человеком, а не с мужем».

В Лас-Вегасе Норма Джин поселилась на 3-й Саут-стрит, 406, у тетки Грейс Годдард, Минни Уиллетт, вдовы дяди Кирби, который погиб в автокатастрофе почти десять лет назад. Минни, которой к тому моменту исполнилось шестьдесят девять лет, была уважаемым человеком в Лас-Вегасе, принимала активное участие в гражданских делах и общественных начинаниях, была участницей благотворительной организации Ребекки Лодж и помощником в Клубе консерваторов, а также занималась многим другим.

Она была в хороших отношениях со многими респектабельными семействами Лас-Вегаса, а после смерти мужа с головой ушла в общественную деятельность.

Несмотря на то что Минни была занятым и целеустремленным человеком, нельзя сказать, что все в ее жизни было гладко. До того, как выйти замуж за дядю Кирби, она родила мальчика, которого назвали Фрэнком и которого Уиллетт затем растил как собственного ребенка. Фрэнк был спортивным пареньком, играл в баскетбол, занимался боксом, но, бывало, сбегал из дома на несколько недель, и родители в попытках его отыскать давали в газеты объявления о пропаже ребенка.

В 1931 году он женился на Энни Бидли, но брак не был счастливым и закончился очень печально: в 1928 году супруги поссорились, Фрэнк в сердцах выбежал из дома, а жена застрелилась из его дробовика. Грейс, которая жила в Лос-Анджелесе, знала обо всех этих событиях, так что можно с уверенностью говорить, что Норма Джин, которая воспитывалась в ее доме, также была в курсе скандальной истории этого семейства.

Фрэнк уехал, и до 1946 года Минни долго жила одна, занимаясь общественными делами и организуя разные мероприятия. Когда к ней приехала Норма Джин, молодую женщину сразу стали приглашать в дома известных в Лас-Вегасе семей, но, несмотря на это, ей совсем не хотелось все лето просидеть в Неваде. Она не желала оставлять работу модели и не отказалась от намерения попасть в кино, к тому же ее здоровье в это время сильно ухудшилось. В письме к одному из своих друзей она жаловалась: «Я дважды была в больнице, сначала из-за сильного воспаления во рту (мне вырвали четыре зуба мудрости). Я вернулась домой, и на следующий день меня снова забрали в больницу, на этот раз с корью. Ну и времечко».

Однако скоро удача вернулась к Норме Джин. Как-то раз она вышла на крыльцо дома Минни, одетая в белые шорты и топ с завязками на шее, волосы ее тогда собраны в хвост и стянуты лентой.

Неподалеку стоял молодой человек по имени Билл Персел и разговаривал с бывшей одноклассницей, которая заравнивала граблями землю во дворе. «Подруга представила меня ей, она спустилась с крыльца и пожала мне руку. Нас разделял забор, но мы не могли оторвать глаз друг от друга. Первое, что она произнесла, было: "Рада с вами познакомиться", а я ответил: "И я рад". Мы продолжали стоять и смотреть друг на друга. Наконец я сказал: "Может, прогуляемся?", а она: "Конечно", и мы пошли гулять».

Парочка зашла в ресторан «Corey's». Норма Джин рассказала Биллу, что приехала сюда, чтобы получить развод с Джимом Догерти. «У меня сложилось впечатление, что она хотела свободы, — говорил Билл. — Расстроенной она не была». Вечером они вдвоем отправились в кино и с этого момента стали неразлучными друзьями.

Билл вспоминал: «Она была красавицей. Мы, как двое взрослых, часто проводили время вместе, ходили в кино, бывали на озере и в других разных местах. Мы ездили к горе Чарлстон, в западную часть Лас-Вегаса, к дамбе Гувера и на озеро Мид (купаться, рыбачить и кататься там на лодке — сплошное удовольствие). Иногда мы просто сидели вдвоем в тихом кафе. Она любила смотреть мне прямо в глаза, а я нервничал, ведь она была такая красивая. Когда мы обедали, мы писали друг другу записки на салфетках и обменивались ими.

Как-то в воскресенье мы поехали на юг штата Юта в национальный парк. Народу было полно, и я заметил, что многие девушки смотрят на нас во все глаза. Выяснилось, что женщина, служившая там егерем, видела Норму Джин на обложке одного из журналов и узнала ее, поэтому мы и привлекли такое внимание.

В другой раз мы поехали в национальный парк Брайс-Каньон, где было снято много вестернов. Там Норма Джин и рассказала мне, что хочет быть актрисой, и, кажется, именно там мы впервые поцеловались».

Норма Джин не только проводила много времени с Биллом, но и хотела познакомиться с его семьей и два раза была в гостях в доме его родителей на 3-й Саут-стрит, 952.

«Она была такая милая-милая, просто лапочка, — вспоминала сестра Билла Джин Кретьен. — Обыкновенная девчонка. Маме она была по душе, а ей сложно угодить! Маме нравилось, что Билл встречается с Нормой Джин. Они потом даже переписывались и созванивались, а мама с кем попало по телефону не разговаривала. А Норму Джин она любила». Джин была замужем, и они с мужем частенько подтрунивали над отношениями Билла с его новой подругой. «Такая красавица! Как ты только ухватил такую куколку?» — вот одна из их добродушных шуточек. За обедом, правда, все вели себя серьезнее. «Она была очень практичной, — рассказывала Кретьен. — Помню, что она была образованная, умная, довольно милая и порядочная. Ей нравились стихи, и она много рассказывала о поэте Карле Сэндберге».

«Она очень любила его поэзию, — вспоминал Билл Персел. — Ей нравилось читать стихи вслух, и чаще всего она читала Сэндберга».

Билл описывал взаимоотношения Нормы Джин с его матерью: «Маме всегда было любопытно, с кем я и мой брат встречаемся. С Нормой Джин она сразу подружилась, особенно маму впечатлило, что она помогала ей готовить ужин и убирать со стола. Я поражался, как быстро они поладили». Однако, даже несмотря на всю свою симпатию, миссис Персел не забыла потребовать, чтобы Норма Джин вымыла руки перед тем, как прикасаться к продуктам, чем крайне удивила всех собравшихся. Перселам очень понравилась Норма Джин, и они ей тоже. В письме к Биллу она говорила: «Вы все чудесные, мне было у вас очень хорошо».

Ходило много слухов о том, что Норма Джин то и дело ездила в Лос-Анджелес, хотя, чтобы получить развод, ей необходимо было все время находиться в Лас-Вегасе, но Билл Персел отрицает это: «Я не знаю, ездила ли она тогда в Лос-Анджелес и обратно, но сильно в этом сомневаюсь, потому что мы с ней виделись почти каждый день. Она звонила мне в мастерскую и привозила на ремонт свой "форд". Думаю, она все шесть недель прожила в Лас-Вегасе на 3-й Саут-стрит».

Норма Джин совершенно точно находилась в Лас-Вегасе, когда ей позвонил Джим Догерти. Когда он был в плаванье, ему пришли документы о разводе от юриста Нормы Джин, и это потрясло его до глубины души. Он не отправил бумаги обратно и не стал писать жене, вместо этого он отменил выплату ей пособия, которое полагается членам семьи военнослужащего. Добравшись до суши, Джим выяснил адрес жены в Лас-Вегасе и позвонил ей. Он все еще был в шоке от того, что прочел в письме, и не мог поверить в происходящее, а когда услышал от жены в телефонной трубке радостное «Привет, Билл!», то перепугался еще больше. Когда Норма Джин поняла, что говорит с Джимом, а не с Биллом Перселом, она начала ругать мужа: он отобрал у нее деньги, как раз когда она лежала в больнице! Никак не желая верить в случившееся, Джим решил поехать к жене, как только плаванье закончится.

Норме Джин нужно было находиться в Лас-Вегасе до 10 июля 1946 года, но она провела там на неделю больше и уехала 18 июля. Билл Персел вызвался сопровождать ее, и они вместе отправились в путь на ее «форде». «Мы проехали 90 миль к югу от Лас-Вегаса и добрались до городка Бейкер. Когда мы ехали по Бейкер-грейд, машина стала барахлить... нам едва удалось дотянуть до мастерской. Я понял, что сломался топливный насос, и сообщил об этом механику... затем мы прошли пешком по дороге почти милю, пока не добрались до места под названием Фейлингс. Когда мы вернулись в мастерскую, то увидели, что механик разобрал машину и повсюду валяются запчасти. Мы снова пошли гулять, и по дороге Норма Джин пожаловалась, что ноги у нее просто горят. Я нес ее почти сорок ярдов до ресторана».

В кафе Билл написал веселое стихотворение об их злоключениях. Норма Джин поблагодарила его за помощь с машиной, сложила листок со стихотворением и убрала его в карман блузки. Они вдвоем еще несколько часов провели в кафе, прежде чем вернуться в мастерскую и продолжить путешествие. «Мы поехали и скоро добрались до контрольно-пропускного пункта в Йермо. Пограничники спросили, не везем ли мы фрукты или овощи. Норма Джин была в майке и шортах, а волосы завязала лентой. Офицер попросил достать из машины чемоданы и заставил открыть весь багаж — три больших чемодана и небольшую сумку, — что привело Норму Джин в ярость. Она ругалась и плакала, пока они рылись в ее вещах и косметике, но в конце концов они все положили на место и отпустили нас. Мы поехали дальше, но она все продолжала плакать, и я притормозил у обочины. Она обвиняла меня в том, что я не помешал обыску, но я ведь ничего не мог сделать, и когда я объяснил ей это, она успокоилась. Я сказал ей, что она особенно красива, когда злится, и, честное слово, не соврал!»

Для того чтобы прийти в себя, они остановились в парке Сан-Бернардино и сели на берегу пруда, опустив в воду босые ноги. По воспоминаниям Персела, Норма Джин была счастлива, она радовалась, как ребенок, и била ногами по воде. Наконец она была свободна и с надеждой глядела в будущее.

«У меня не было денег, чтоб заплатить за номер в мотеле или купить ужин, и я сказал Норме Джин, чтобы она ехала дальше в Лос-Анджелес, а сам решил вернуться в Вегас на автобусе. Она перебила меня, заявив, что я могу остановиться у ее тети Аны, но мне было неудобно, к тому же мне нужно было на работу к шести утра. Я спросил, знает ли она, куда ехать, она сказала, что знает, и заплакала. Я обещал скоро навестить ее, посадил ее в машину, поцеловал на прощание, и она поехала. Через двадцать минут я уже сидел в автобусе и внезапно понял, что скучаю по ней. Мне жутко ее не хватало».

Настроение Нормы Джин по пути в Лос-Анджелес испортилось еще больше, когда она обнаружила, что ее преследует какой-то мужчина. В письме к Биллу она жаловалась: «Когда я оставила тебя и выехала на автостраду, за мной погнался какой-то тип. Он был прямо психованный, прижался к моей машине и все повторял: "Когда же мы будем вместе?" Бабник на колесах — что-то новенькое!» В письме она благодарила Билла за компанию и просила не пропадать: «Я буду очень ждать от тебя вестей, Билл, расскажи, как ты добрался до дома, как идут твои дела, чем ты занимаешься и т. д. Пожалуйста, черкни хоть пару строк. Если будешь в Лос-Анджелесе, ты всегда можешь остановиться у меня».

Норма Джин приглашала к себе Билла, но к ней явилась гостья, которую она никак не ожидала увидеть: ее мать Глэдис переехала в дом к тете Ане на Небраска-авеню. В июле 1945 года ее выписали из психиатрической лечебницы с условием, что она будет жить у своей тети Доры Грэхэм в Орегоне. Ей нужно было привыкнуть к новой жизни за стенами больницы, и через год она смогла бы ухаживать за собой самостоятельно.

Глэдис крепко вцепилась во вновь обретенную свободу и проводила много времени, «исцеляя» людей обрядами «христианской науки». Однако скоро ей стало скучно у тети Доры и, не прожив у нее положенного года, Глэдис решила поехать в Лос-Анджелес. На автовокзале ее встретили Норма Джин и Джим, который тогда еще был ее мужем. Затем Глэдис переехала к тете Ане, и, когда ее дочь вернулась из Лас-Вегаса, оказалось, что теперь они живут в одной комнате.

Для Нормы Джин и ее сестры Бернис это было время больших перемен, которым они очень радовались, но которые, увы, не оправдали их ожиданий.

Примечания

1. Соответствует российскому 46-му. — Примеч. ред.

2. В это время в Америке развод по собственному желанию был трудным и долгим процессом. Власти штата Невада упростили процедуру для жителей Лас-Вегаса (тех. кто проживал в Лас-Вегасе не менее шести месяцев). Впоследствии минимальный срок проживания сократился до шести недель. — Примеч. перев.