|
Главная / Публикации / Р. Тараборелли. «Мэрилин Монро: тайная жизнь самой известной женщины в мире»
Норма Джин в приюте
Следующая глава из жизни юной Нормы Джин всегда трудно давалась биографам Мэрилин Монро. В конце 1935 года Грейс МакКи решила отправить девятилетнюю Норму Джин в Общество сирот в Лос-Анджелесе, 815, Северная Эль-Сентро-авеню в Голливуде1. Всегда возникал вопрос, почему Грейс, с ее ярко выраженным материнским инстинктом в отношении Нормы Джин и столь четкой целью добиться для нее огромной славы, внезапно отправила ее в приют? Некоторые биографы Мэрилин Монро, теоретизируя на эту тему, полагали, что Аткинсоны стали жестоко обращаться с ней, хотя она никогда не давала повода думать так ни в одном из своих интервью. Однако Грейс МакКи однажды сказала Бернис Бейкер, много лет спустя, что она узнала, что они плохо присматривали за Нормой Джин, и она уволила их. Возможно, так и было, а может быть, Аткинсоны почувствовали, что у них открываются некоторые возможности в Лондоне, и решили возвратиться на родину.
Приблизительно в то же время Грейс стала законным представителем Глэдис во всех вопросах, что легло на ее плечи тяжелым грузом дополнительной ответственности. Грейс была сильной женщиной и не боялась сложностей. Одним из первых ее решений было продать дом Глэдис, чтобы заплатить ее долги, главным образом оплатить медицинские расходы. Затем она собиралась узнать о возможности удочерить Норму Джин. Пока это была лишь задумка, но она открыто обсуждала ее со своими друзьями (большая часть которых выступала против этой затеи). Грейс уже давно думала о девочке как о своем собственном ребенке и знала, что Глэдис не будет против. С другой стороны, она знала, что в то время Норма Джин уже не хотела жить ни с кем другим, даже, возможно, с «тетей Идой». Она любила свою «тетю Грейс» и чувствовала, что та не сделает ей ничего плохого.
Тот факт, что Грейс была бесплодна, разрушил все три ее брака, вернее, он был причиной распада одного и вызывал трения в двух других. В четвертый раз она нашла мужчину, у которого уже были свои дети. Ее новым мужем стал Эрвин Силлиман Годдард — известный как Док. Он был моложе Грейс на десять лет, разведен и сам воспитывал трех детей девяти, семи и пяти лет. Это был изобретатель-любитель — отсюда его прозвище «Док». Эта профессия почти не приносила ему дохода. Грейс чувствовала, что ей придется взвалить все заботы на себя. В свои сорок с небольшим она видела в этом браке последнюю надежду на личное счастье. Сильная и самодостаточная личность, она все еще хотела обрести любовь и партнера в жизни. «Я просто не хочу закончить жизнь старой и одинокой», — сказала она. Она также чувствовала, что Норма Джин отлично впишется в ее новую семью. Однако на этом пути неожиданно возникло препятствие.
Поскольку Норма Джин сильно привязалась к Грейс, ей было трудно наблюдать за тем, как она отдает свое время не только какому-то мужчине, но и его дочери, Ноне, единственной из его детей, кто в то время жил с ними. Безусловно, к этому примешивались последствия трудного детства Нормы Джин. За восемь первых лет своей жизни она лишилась столь многого, что теперь отчаянно боялась потерять Грейс. Скорее всего, в результате она внезапно стала очень беспокойной. У нее начались беспричинные истерики и тревожные эмоциональные вспышки. Кроме того, она начала предъявлять Грейс совершенно немыслимые требования и рыдала всякий раз, когда та не могла быть с ней. Иногда она и Нона хорошо проводили время вместе, но чаще всего между ними возникали постоянные трения. Грейс бывала резкой и требовательной, из чего Норма Джин делала вывод, что та ее совсем не любит.
Страх Нормы Джин потерять Грейс вскоре обрел под собой реальную почву. Док чувствовал, что у них недостаточно денег, чтобы содержать и одного ребенка, живущего с ними, а он собирался вскоре привезти двух своих других детей. «Я думаю, что ей надо уйти», — сказал он про Норму Джин. Грейс боялась, что, если ничего не изменится, она снова останется одна. Она определенно не хотела потерять своего нового мужа. Ей хотелось ввести Норму Джин в новую семью и счастливо зажить всем вместе. Не зная, как справиться с этой щекотливой ситуацией, она приняла трудное решение. Она вышла с Нормой Джин погулять и объяснила, что ей придется поместить ее в приют, «но только на некоторое время, я обещаю тебе». Конечно, Норма Джин не смогла ее понять. «Пожалуйста, не отправляй меня, я постараюсь быть хорошей девочкой», — говорила она, рыдая. Грейс пыталась успокоить ее, но все было напрасно.
Неизвестно точно как, но Ида Болендер узнала о том, что Норму Джин собираются отправить в сиротский приют. Один из родственников рассказывал, что ее реакцией было: «Только через мой труп». Она заявила, что не допустит этого. Она позвонила Грейс и сказала: «Пожалуйста, я прошу вас позволить нам, наконец, удочерить ее. Или, по крайней мере, позвольте нам снова о ней заботиться. Не отправляйте ее в приют. Подумайте, ей будет лучше у нас. Ее брат и сестры скучают по ней. Мы любим ее. Здесь ее дом. Не делайте этого!»
Было ясно, что Грейс Годдард не любила Иду. На самом деле, она чувствовала, что мир Иды закрыт для нее. Кроме того, она дала обещание Глэдис, что никогда не позволит Иде снова забрать девочку. Скорее всего, Глэдис рассказала Грейс о своем страхе, что, если они когда-нибудь позволят Иде забрать Норму Джин, они никогда больше не увидят ее. Конечно, эти идеи были следствием болезни Глэдис, но все же Грейс поверила ей. В глазах этих двух женщин Ида Болендер была врагом и, конечно, ничего не могла сделать, чтобы изменить это отношение.
Ида Болендер написала Грейс Годдард длинное письмо, напоминая ей обо всем, что она сделала для Нормы Джин в то время, когда девочка жила у нее. «Мы любили ее, мы заботились о ней [...], когда она была больна, мы были с нею. Мы с мужем чувствуем, что мы были единственной семьей, которую она знала, и мы будем счастливы забрать ее снова. Нам страшно подумать, что ее отправят в такое ужасное место».
«Я благодарю Вас за Ваше доброе предложение, — ответила Грейс в письме Иде, — но мы уже сделали все необходимое для Нормы Джин».
13 сентября 1935 года Грейс собрала вещи Нормы Джин в чемодан и хозяйственную сумку, а затем отвезла девочку в ее новый дом.
«Мне казалось, я попала в тюрьму, — вспоминала Мэрилин много лет спустя. — Что я такого сделала, что они избавились от меня? Я боялась всего и боялась показать, насколько я испугана. Все, что я могла тогда, — плакать».
Норме Джин было девять лет, когда она оказалась в Лос-Анджелесском сиротском приюте. Став взрослой, Мэрилин Монро описывала время, проведенное там — примерно полтора года, с 1935 года до середины 1937-го, — как один из самых мрачных периодов своей жизни. «Вы брошены в неизвестность», — как-то сказала она. Она также вспоминала, что совершенно не считала себя сиротой, потому что ее мать была еще жива, и у нее была ее тетя Грейс. Она не хотела идти в приют и стояла на ступеньках перед входом, выкрикивая: «Но я же не сирота. Я не сирота». Это был еще один жестокий поворот судьбы, в которой и без того уже было много горя. Приемные семьи, в которых она жила, сменяли одна другую, и она не чувствовала себя желанной ни в одной из них. «У семей, в которых я жила, было нечто общее, — скажет она много позже. — Это потребность в пяти долларах». Она никогда толком не знала свою мать и только начала приспосабливаться к возможности жить и воспитываться в любви приемной матерью, как оказалась в приюте. Правда, не только у нее были подобные проблемы, подобные судьбы были практически у всех детей, оказавшихся в приюте.
Сводный брат Магды Бернард, Тони, жил в Лос-Анджелесском приюте для сирот приблизительно в то же время, что и Норма Джин. Она вспоминает:
«Наши семейные обстоятельства были таковы, что Тони пришлось на некоторое время остаться в приюте, пока мы не смогли забрать его, но каждую неделю мы приходили навещать его. Я хорошо помню Норму Джин — симпатичная, благородная голубоглазая девочка, которая очень хотела быть любимой. Она была красивой, но очень грустной.
Приют не был таким ужасным местом, как вы могли бы подумать, если судить только по рассказам взрослой Нормы Джин. Лично я думаю, что там довольно хорошо обращались с детьми. В приюте жило около 60 детей, из них 25 были девочки. В комнате стояло по 12 кроватей, и там жили дети от 6 до 14 лет.
Были праздники, дети ездили на целый день на пляж. У приюта был свой дом на берегу, так что дети выезжали туда довольно часто и играли в песке у океана. Были подарки на Рождество. У них было даже немного карманных денег, чтобы купить конфеты. Они ходили в цирк, им устраивали другие развлекательные поездки на целый день... Например, они ездили в обсерваторию Гриффит-Парка. Они ходили в кино, видели различных знаменитостей. Они ходили в школу на Вайн-стрит в своих полосатых форменных костюмах, а по воскресеньям одевались в свою лучшую одежду и ходили в методистскую церковь на Вайн-стрит. Думаю, что этим детям было не так уж плохо.
Я знаю, что, став взрослой, Мэрилин жаловалась на необходимость выполнять в приюте различные хозяйственные работы. Я читала в ее воспоминаниях, что ей приходилось перемывать сотни тарелок и долгими часами заниматься стиркой. Она писала, что ей приходилось чистить туалеты и мыть полы. Это явное преувеличение!»
После того как Мэрилин стала знаменитой, одна из руководителей приюта, миссис Ингрэхем, процитировала эти воспоминания, добавив: «Не знаю, зачем мисс Монро рассказывает эти ужасные истории о нашем приюте. И люди печатают их, веря ей на слово. Эта история о том, как Мэрилин мыла горы посуды, просто глупая. Она никогда не мыла никаких тарелок. Она никогда не чистила туалеты. Она вытирала тарелки всего-то час в неделю. И это все. Она должна была стелить свою собственную кровать и убираться в своей комнате вместе с другими девочками, и это все».
«Я часто просыпалась и думала, что я умерла, — рассказывала однажды Мэрилин своему другу об этом времени. — Как будто я умерла во сне и больше не находилась в своем теле. Я не ощущала себя и думала, что мир исчез. Все было невероятно далеким, и, казалось, ничто не могло задеть меня».
«Это было тем, чем это было, — приютом, — добавляла Магда Бернард. — И дети, конечно, чувствовали себя не такими, как другие. Я помню, что поблизости была расположена школа, в которую ходили все дети, она стояла на Вайн-стрит. Другие ученики показывали пальцем на приютских и говорили: «Смотрите, это приютские!» В некотором смысле эти дети были изгоями. Я знаю, что Норма Джин переживала из-за этого. Однако они также чувствовали, что сотрудники приюта любили их, это совершенно точно».
Возможно, самое интересное в описании этих ужасных дней ее детства в том, как Мэрилин проводила свободное время. Она уходила в мир своих фантазий. Она мечтала стать избранной, особенной. «Я мечтала о том, что стану настолько красивой, что люди будут оборачиваться и смотреть мне вслед, когда я буду идти по улице, — вспоминала она. — Я мечтала о том, как буду гордо идти в красивой одежде и все будут восхищаться мною — и мужчины, и женщины — и отовсюду будут доноситься слова восторга. Я составляла хвалебные фразы и громко произносила их, как будто это говорил кто-то другой»2.
Примечания
1. Этот сиротский приют был перестроен в 1956 году и в следующем году получил новое название: «Hollygrove».
2. Ее мечта сбылась — ее обожали и мужчины, и женщины. Биограф Мэрилин Монро, Джеймс Хаспил, рассказывал интересную историю. У нее был преданный «Пятница» по имени Петер Леонарди, который возил ее по городу. Его сестра, Мэри, однажды отправилась с Мэрилин за покупками в Sak's на Пятой авеню. Вернувшись в апартаменты Мэрилин в Уолдорф-Тауэр, они начали примерять купленную одежду. Но Мэрилин считала, что, прежде чем примерять обновки, ей надо принять ванну, так что она отправилась в ванную комнату, продолжая разговаривать с Мэри, которая оставалась в гостиной. В конце концов Мэрилин сказала: «Иди сюда, а то я тебя не слышу». Мэри была стопроцентно гетеросексуальной женщиной. Она вошла в ванную комнату и позднее так описывала свои впечатления: «Джимми, я посмотрела на нее и увидела совершенно невообразимо красивую женщину, настолько прекрасную, что я даже не могла поверить в это. Даже пальцы ног были прекрасны. Я почувствовала, как меня тянет к ней в ванну, и сказала: «Мэрилин, я должна уйти. Прямо сейчас!» Я развернулась и вышла. Я чувствовала, что сойду с ума, если немедленно не уйду».
|