Главная / Публикации / К. Делэ. «Мэрилин Монро. Нелюбимая»

Гибельный омут психоанализа

Тысяча девятьсот шестьдесят первый год — год ее официального развода. И в работе у Мэрилин простой. Вопрос о роли Сэди Томпсон в телевизионной постановке пьесы Сомерсета Моэма «Дождь» повис в воздухе. Требование Мэрилин утвердить Ли Страсберга в качестве режиссера на телевидении отклонили, вновь проявив в отношении Страсберга, непризнанного гения, ледяную враждебность. Мэрилин, верная дружбе, поддержала наставника: «Или Ли, или вообще никто» — и потеряла контракт на несколько сотен тысяч долларов. Роль в фильме о Джин Харлоу, кумире ее детских грез, Мэрилин не досталась, хотя она и купила права на сценарий. Джин Харлоу умерла в двадцать шесть лет по вине матери, исповедовавшей учение Научной церкви Христа и не позволившей ей вызвать врачей во время приступа уремии.

В том же году Мэрилин перенесет две хирургические операции: в мае в Лос-Анджелесе гинекологическую — у нее непроходимость фаллопиевых труб, осложнение после неудачного аборта, — а через месяц в Нью-Йорке ей удалят желчный пузырь. Кроме того, Мэрилин страдает частыми маточными кровотечениями и язвой ободочной кишки. Из-за хронических запоров — эта проблема сопровождала ее всю жизнь — Мэрилин постоянно, иногда и без острой необходимости, делает клизмы, которые, как она считает, помогают поддерживать фигуру. У нее не бывает ремиссий, ей незнакомо чувство приятного облегчения. Мэрилин зажимается, терпит. В больницу она легла под именем Норма Джин Бейкер. Снова, как в самом начале, она несчастна и беспомощна.

После операции над Мэрилин опять колдует парикмахер Джордж Мастерс. Ему неприятно видеть актрису в рваном махровом халате. Мэрилин ест только икру, яйца вкрутую и пьет шампанское. Она может две недели подряд не ухаживать за собой, не причесываться, испытывая удовольствие от того, что выглядит отталкивающе. Чистоту, напоминавшую ей о строгих правилах гигиены в приюте, она ненавидит. «Только я приступил к работе, она стала меняться, почти как хамелеон. Мало-помалу и голос зазвучал по-другому, и манеры изменились. У меня по коже мурашки побежали, когда на моих глазах начала появляться Мэрилин Монро».

Ее двойник... она досконально знает, как создать его образ. «Я тащу за собой Мэрилин Монро, словно альбатрос крыло...» Уайти, визажист Мэрилин, считает ее настоящей профессионалкой, но между той, что приходит к нему в туфлях без каблука, без чулок, в платке и черных очках, и звездой первой величины, в которую она превращается после его манипуляций, всегда будет неизмеримая пропасть. Мучительный процесс преображения длится порой от пяти до девяти часов. Исчерпывающе наглядно сцену «рождения двойника» описывает Трумен Капоте. Однажды в ресторане Мэрилин пошла подправить макияж. После бесконечного ожидания Капоте толкнул дверь дамской комнаты: его подруга неподвижно сидела перед зеркалом «Что ты делаешь?» — «Я смотрю на Нее». Норма Джин не играла в куклы. Мэрилин с лихвой наверстает упущенное, подберет Норме Джин гардероб, чересчур откровенные, облегающие платья должны привлекать внимание к ней, сногсшибательно красивой и сексуальной, и пусть себе подсмеиваются, если хотят, над ее гламурностью, пышной грудью, выставленной напоказ, и приоткрытыми алыми губами. Но то бессознательное, что сильнее Мэрилин, даже под яркой внешностью не скроешь. Ее опоздания говорят о многом. Страсберг интерпретировал их как своеобразную позицию: «Я опаздываю, потому что вы меня не любите» и на уверения Мэрилин: «У меня не получается прийти во время» — отвечал: «Хорошо, тогда приходите раньше». Возникает вопрос, пыталась ли она полюбить саму себя... Опоздания превратятся в ее фирменный знак и будут доводить режиссеров до бешенства и даже до серьезных психосоматических срывов. Мэрилин провоцирует не нарочно: она принимает бесконечные ванны, нежится, забывая о времени, ей необходимо отдохнуть, расслабиться, прийти в себя. Воды в плодной оболочке надежно защищают нежеланный зародыш... Гипнотическое обаяние Мэрилин безгранично. Никакими похвалами и просьбами Мэрилин не переубедить, Она хочет заставить всех ждать, чтобы отомстить за Норму Джин, которую никто и нигде не ждал. Прошлое не отпускает ее. «Мы никогда не живем, а только надеемся жить», — писал Паскаль.

Мэрилин вернулась в старую квартиру на Доэни-Драйв. Непримечательный малоэтажный дом, на почтовом ящике Мэрилин стоит имя ее нью-йоркской секретарши Марджори Стенгел. Мэрилин по-прежнему ненавидит Голливуд, но в Голливуде есть Фрэнки... Малыш Фрэнк Синатра, ее любимый певец с бархатным голосом. Когда Аве Гарднер намекали на его маленький рост, она говорила: «Да, метр шестьдесят, но секса шестьдесят килограммов!» Ава развелась с ним, и безутешный Фрэнки стал пациентом доктора Гринсона. Как и Мэрилин.

Сразу после первой встречи со своим новым психоаналитиком Мэрилин звонит Лене Пепитоне в Нью-Йорк и радостно сообщает: «Лена, я наконец нашла его! Я нашла Иисуса! Только для себя!» Как тут не вспомнить Норму Джин, певшую в раннем детстве у Болендеров «Иисус любит меня»?

Консультация в бунгало двадцать один, куда вызывали Гринсона, продолжения не имела. Но на этот раз все срослось. Манхэттен, притягательный и вдохновляющий, далеко. В жарком сухом Лос-Анджелесе Мэрилин снова ждут застой и одиночество. Джин Кармен, знакомая Мэрилин по Актерской студии, бывшая «девушка с обложки», оставшаяся без работы в двадцать семь лет (Мэрилин на восемь лет старше), живет рядом, в трех домах от Мерилин. Они вместе проводят бессонные ночи, посещают одних и тех же гинекологов, Леона Крона и Ли Сигела, употребляют таблетки и алкоголь. Зыбучие пески засыпают темную спальню Мэрилин. Повсюду мрак, непроницаемый, как черные воды Стикса.

«...По большей части сны снятся потому, что внутри нас беснуются фурии и распахивают настежь все двери», — писал Трумен Капоте в новелле «Злой дух», истории о нью-йоркском психоаналитике. Мисс Моцарт, секретарша с зеленоватой кожей, одетая в белое, покупает для него сны у оставшейся без гроша девушки, чувствующей себя после этой сделки еще более несчастной.

Методы психоанализа, которыми доктор Ральф Гринсон пользуется в практике с Мэрилин, мягко говоря, очень странные. Она между тем называет его «мой Иисус».