Главная / Публикации / М. Морган. «Мэрилин Монро»

Глава девятнадцатая. «Я строю фундамент»

Январь 1961 года начался очень хорошо: Мэрилин заявила о том, что собирается сыграть в телевизионной экранизации рассказа У. Сомерсета Моэма «Дождь» на канале NBC. «Я сыграю Сэди Томпсон, — сообщила звезда репортеру Маргарет Партон. — Я очень рада, что мне досталась эта роль, потому что [героиня] — это девушка, которая умеет быть веселой, даже когда ей было грустно. А это ведь важно!»

Даже сам Сомерсет Моэм был рад такому повороту событий, о чем написал Мэрилин в январе 1961 года: «Я был счастлив узнать, что Вы хотите сыграть Сэди... Уверен, у Вас получится замечательно».

Велись серьезные переговоры, газеты вовсю обсуждали новость о том, что Мэрилин хочет заняться телевидением.

6 января исполнительный продюсер Энн Марлоу рассказала репортерам: «Идея сделать постановку "Дождя" с Мэрилин Монро появилась у меня год назад. Хотя ее агентам никогда не удавалось уговорить ее работать на телевидении, я предложила ей попробовать, и она заинтересовалась, но ей нужно было время, чтобы закончить съемки в фильме и вернуться в Нью-Йорк. Когда она приехала с побережья, мы начали обсуждать постановку. В данный момент юристы составляют контракты».

Представитель Мэрилин подтвердил эти слова: «Точно пока неизвестно, но, скорее всего, сделка состоится». Газеты сообщали, что Мэрилин намеревается задействовать в производстве фильма Ли Страсберга, а свой гонорар собирается отдать Студии актерского мастерства.

Однако этому проекту не суждено было осуществиться. В январе Мэрилин снова стала встречаться с Джо Ди Маджо, и хотя они старались держать свои отношения в секрете, уже через несколько дней в прессе появились сообщения о воссоединении бывших супругов. Резонанс был таким значительным, что 11 января Джон Спрингер подтвердил, что бейсболист и актриса действительно много времени проводят вместе, но отверг все предположения о романе. Сама Мэрилин впоследствии говорила Луэлле Парсонс о том, что между ней и Ди Маджо не было романтических отношений: «Поверь, неважно, что там плетут газетчики, между мной и Джо не проскочило ни одной искры». На этот раз Джо был счастлив быть хотя бы другом актрисы и не винил Мэрилин за то, что она развелась с ним в 1954 году. «Я бы на ее месте тоже развелся», — сказал он.

Тем временем мысли Мэрилин были заняты новым разводом. 20 января она отправилась с Пэт Ньюкомб в Хуарес (Мексика), чтобы официально расторгнуть брак с Миллером. Стараясь избежать огласки, Мэрилин выбрала день инаугурации президента Джона Ф. Кеннеди: в этот день было проведено специальное вечернее заседание с судьей Мигелем Гомезом и адвокатом актрисы Артуро Соса Агиляром, где она назвала причиной развода «несовместимость характеров». После этого Мэрилин вернулась в Нью-Йорк. «Я очень расстроилась, когда рейс отменили, — рассказала она репортерам. — Мне бы не хотелось сейчас ничего объяснять. Хочу тако и энчиладу».

А в Нью-Йорке Мэрилин угнетала погода. «Прошлой зимой в Нью-Йорке было невыносимо: столько дождя и снега. Кто угодно впадет в депрессию», — говорила она Хедде Хоппер в июле 1961 года. Но несмотря на мрачные мысли, она продолжала заниматься в Студии актерского мастерства, где однажды с удивлением увидела репортера Уильяма Джея Уэтерби, с которым познакомилась на съемках «Неприкаянных». В то время он был поклонником Миллера, поэтому сначала Мэрилин ему не понравилась, но теперь, встретив ее в студии, он пригласил ее в небольшой бар на углу 8-й авеню. Она согласилась пойти с ним, и в течение следующих нескольких недель актриса с журналистом встречались около четырех раз и обсудили многие вопросы, в том числе книги, гражданские права и личные проблемы. Они даже коснулись политики, причем Мэрилин отметила, что Джон Ф. Кеннеди говорит много толкового, и восхитилась жизнерадостностью президента.

Несмотря на интересные разговоры, Уэтерби видел, что Мэрилин грустит. Он всерьез забеспокоился, когда однажды увидел ее с немытыми волосами и почувствовал, что от актрисы слегка попахивает. Порой она не отвечала на его вопросы и объясняла странности поведения воздействием таблеток, которые, по ее словам, иногда «одурманивали» ее. Она с грустью вспоминала о прошлом, сожалела о том, что доставила Миллеру много неприятностей, и даже рассказала о своих переживаниях по поводу смерти Гейбла, отметив, что не пошла на похороны, потому что боялась нервного срыва.

Еще Мэрилин призналась Уэтерби в том, что, хотя она чувствовала себя виноватой, когда Гейбл умер, теперь она поняла: у него было больное сердце, и винить ей себя не в чем. Однако потом она прочитала в газетах, что, по мнению Кей Гейбл, именно из-за поведения Мэрилин на съемках состояние Кларка ухудшилось. Это была всего лишь журналистская утка, но и этого было достаточно, чтобы к Мэрилин вернулось чувство вины и она снова провалилась в глубокую депрессию.

По имеющимся сведениям, в течение двух месяцев Мэрилин приходила на прием к психоаналитику Мэриан Крис целых сорок семь раз. Самым сложным оказался сеанс в начале февраля, на котором актриса призналась, что, узнав о мнении Кей Гейбл, она настежь распахнула окно своей спальни и всерьез думала спрыгнуть. Она удержалась от этого шага только потому, что увидела, как мимо идет ее знакомая. Крис новости не на шутку встревожили. Этот случай и то, что зависимость Мэрилин от таблеток все усиливалась, заставили доктора порекомендовать актрисе лечь в больницу. 6 февраля Мэрилин позвонила Джо Ди Маджо, а 7 февраля, хотя юристы вели переговоры о том, чтобы актриса руководила экранизацией «Дождя», она отправилась в больницу Пэйн-Уитни. Там она зарегистрировалась как миссис Фэй Миллер, а причиной госпитализации назвала «исследование и лечение болезни неизвестного происхождения». По воле рока Пэйн-Уитни оказалась больницей для пациентов в состоянии буйного помешательства, что стало ясно актрисе уже в первые часы пребывания там. По прибытии в больницу Мэрилин была возмущена тем, что психиатр провел ее физическое обследование, включавшее осмотр груди. Против этого актриса резко возражала, на что имела полное право. Как только осмотр был закончен, ее отвели в палату — помещение, напоминающее тюремную камеру с бетонными панелями, решетками на окнах и отметками, оставленными предыдущими пациентами. Все было заперто: ванная, шкафы, выключатели, а в двери было окошко, через которое за Мэрилин могли наблюдать. О том, чтобы позвать медсестру, не было и речи.

В письме от 1—2 марта 1961 года Мэрилин рассказала доктору Гринсону, что ей велели общаться с остальными пациентами и заняться шитьем, вязанием или играть в шашки. Мэрилин, которая всегда мучилась мыслями о преследующих ее семью психических недугах, пришла в ужас, оказавшись в таком заведении, о чем и заявила врачам. «Разве ты не счастлива здесь?» — спросили они актрису. «Только психам может здесь понравиться», — ответила она.

Она решила позвонить Страсбергам, чтобы они вытащили ее из больницы, и выстояла вместе с другими пациентами огромную очередь к телефону, но в итоге охранник сказал, что звонить ей запрещается. В полнейшем унынии Мэрилин вернулась в палату, и тут ей вспомнилась роль, сыгранная ею в фильме «Можно входить без стука», где ее героиня угрожала порезать себя бритвенным лезвием. В отчаянии актриса решила устроить нечто подобное. Не успев опомниться, она уже колотила стулом в дверь. «Пришлось много раз ударить по двери, чтобы от нее откололся кусок стекла», — написала она впоследствии доктору Гринсону. Как только стекло оказалось у нее в руках, ей оставалось лишь дождаться доктора.

Однако появившийся врач и не подумал успокаивать Мэрилин, угрожавшую причинить себе вред. Четыре медицинских работника схватили ее за руки и за ноги и потащили лицом вниз на седьмой этаж в палату для особо буйных пациентов.

Актрисе сказали, что она «очень-очень больна», и насильно оставили в больнице на четыре дня, в течение которых она успела написать письмо Ли Страсбергу, умоляя его о помощи.

Страсберги никак не могли посодействовать ее выписке, но, к счастью для Мэрилин, это смог сделать Джо Ди Маджо. Он заявился в больницу и стал угрожать, что разнесет ее «по кирпичику», если они не выпишут Мэрилин под его опеку. Впоследствии актриса с гордостью рассказывала друзьям о том, как Ди Маджо спас ее, и даже консультировалась у своего юриста Аарона Фроша о том, как составить документ, согласно которому ее не смогут запереть в больнице без ведома Ди Маджо, Фроша и Райс. Перед тем как покинуть больницу вместе с Ди Маджо, она повернулась к врачам, которые ее «лечили», и сказала: «Вы все тут больные на голову».

Актрису отвезли домой, и она, по словам Ральфа Робертса, обрушилась на доктора Крис, «словно ураган». Крис была ошарашена, напугана и очень сожалела о случившемся, но исправить ничего уже было нельзя. Мэрилин так и не простила своего психоаналитика и позднее обратилась за поддержкой к калифорнийскому врачу доктору Гринсону.

Все еще эмоционально расстроенной и истощенной Мэрилин пришлось 11 февраля отправиться в Колумбийскую пресвитерианскую больницу, где, по словам представителя этого лечебного учреждения, она должна была остаться для «отдыха и обследования». Рекламный агент актрисы Джон Спрингер подробно прокомментировал ситуацию журналистам: «Она легла в больницу для полного физического обследования. У нее выдался чертовски тяжелый год. Она истощена и очень подавлена». Пытаясь предупредить слухи о лечении актрисы в Пэйн-Уитни, он добавил: «Ей нужно было отдохнуть и восстановить силы. Но все вышло из-под контроля».

Представители канала NBC были всерьез обеспокоены происходящим и потребовали «конкретных доказательств» того, что актриса физически способна играть в «Дожде». Юристу актрисы досталась незавидная и невыполнимая задача попытаться составить подробный отчет о ее состоянии и указать в нем, сможет ли она появиться на съемочной площадке. 15 февраля канал NBC направил представителям Мэрилин в корпорации MCA письмо, в котором говорилось: «Очевидно, что в связи с недавней болезнью мисс Монро мы не можем в данный момент заключить соглашение касательно ее услуг».

Пока велись закулисные переговоры, Мэрилин находилась в больнице, где ее часто навещал Джо Ди Маджо. «Ее положили в больницу с диагнозом "истощение", вот и все, — рассказал он журналистам. — Эта девушка не покладая рук трудилась над созданием фильмов, а тут еще смерть Кларка Гейбла!»

Журналист и писатель Питер Эванс, который несколько раз встречался с Мэрилин на съемках «Принца и танцовщицы», попал в ту же больницу с диагнозом «обезвоживание». Впоследствии он вспоминал: «По распоряжению Джо Ди Маджо все входящие звонки в ее палату были заблокированы коммутатором, но я обнаружил, что могу позвонить ей из своей палаты. Дружелюбная медсестра помогла мне узнать номер, и я рискнул. В трубке послышался незабываемый голос Мэрилин Монро. "0!" — только и сказала она, когда я объяснил ей, кто я и как достал ее номер. Но вроде бы она не возражала против моего звонка. Голос у нее был слабый, но дружелюбный».

Мэрилин сказала ему: «Они не разрешают мне слушать радио. Новости только расстраивают. Что там в мире происходит?»

Эванс сообщил Мэрилин, что несколько дней назад встречался с Артуром Миллером, и она спросила, как дела у драматурга. Актрису беспокоили его жилищные условия: ей сказали, что Миллеру не очень комфортно живется в отеле. По словам Эванса, Артур собирался съезжать оттуда, хотя считал, что дом в Коннектикуте слишком велик для него. «Он сказал, что ему не нравится одиночество», — заметил Эванс.

«Боже! — воскликнула Мэрилин. — Ему нужно снова жениться».

Позднее Эванс рассказал Мэрилин о том, как Артур жаловался ему, что потерял пуговицу от пальто: «Мне нужен кто-то, кто пришьет пуговицу на это пальто. Уже неделю хожу с оторванной».

По словам Эванса, прежде чем ответить, Мэрилин немного помолчала. «Это так трогательно, — сказала она. — Так красиво. Это так много говорит о том, что случается, когда брак разрушен. Я сейчас заплачу. Я напишу стихотворение об этой оторванной пуговице».

Впоследствии Эванс вспоминал: «Хотел бы я знать, написала ли она это стихотворение».

Во вторник, 7 марта, Мэрилин вышла из больницы на два дня, чтобы присутствовать на похоронах своей бывшей свекрови Августы Миллер, за день до этого умершей от сердечного приступа. Мэрилин приехала неожиданно для всех, она забыла о своих проблемах и старалась поддержать Артура и Айсидора Миллеров. После этого она незаметно уехала к себе домой. 10 марта актриса появилась на благотворительной акции для Студии актерского мастерства. По всей видимости, к этому моменту она чувствовала себя гораздо лучше.

Однако всего через пару дней журналист Руперт Аллан прислал Джону Спрингеру газетные вырезки, в которых говорилось о том, что Кей Гейбл в очередной раз обвинила актрису в смерти Кларка. Это были очередные журналистские измышления, но, зная о ранимости Мэрилин, Аллан посоветовал Спрингеру не показывать ей статьи. 17 марта Спрингер отправил вырезки юристу Аарону Фрошу, у которого Мэрилин их случайно и обнаружила. Актриса пришла в ярость. Она тотчас же написала записку Мэй Райс, требуя, чтобы Форш ей позвонил и обсудил с ней ситуацию. Она накинулась на Аллана с обвинениями в том, что он «скрывал такие вещи» от нее.

«Я должна знать, что происходит, чтобы защитить себя. Скрывая от меня что-либо, они меня не защищают», — объяснила она Мэй Райс.

К этому моменту был установлен график съемок «Дождя»: Мэрилин должна была начать подготовку к работе над фильмом 13 марта, а с 27 марта должны были начаться недельные съемки.

Однако из-за ее болезни руководители NBC не стали настаивать на определенных датах. Чтобы отвлечь актрису, Джо Ди Маджо предложил ей вместо этого поехать с ним во Флориду. Мэрилин согласилась и забронировала номер в отеле «Tides» в Сент-Питерсберге. По приезде туда она заявила: «Мне нужно немного отдыха и солнца. И побыть с Джо». Эта поездка стала для нее возможностью восстановиться после недавних трагических событий.

Мэрилин всегда любила общаться с людьми на улице, поэтому в Сент-Питерсберге она подружилась с Линн Папелло, юной журналисткой, которая в 1961 году получила награду в номинации «Лучший публицист» от Американской ассоциации газетных работников. «Я села рядом с ней [на пляже] и начала разговор, как будто она вовсе не знаменитость, — вспоминала Линн. — Сначала она стеснялась, но моя непосредственность ее подкупила».

Общение с молодой девушкой отвлекало Мэрилин от грустных мыслей, но Ди Маджо присутствие журналистки порой сердило. Папелло рассказала: «Знакомиться с Мэрилин было не страшно. У нее доброе сердце, с ней чувствуешь себя очень непринужденно. А вот Ди Маджо меня не жаловал. Он сказал: "Привет!" — но хотел побыть с ней вдвоем, поговорить спокойно. Как-то она улыбнулась и рассказала мне, что не станет снова с ним встречаться из-за того, как он себя повел в тот вечер в Нью-Йорке, когда она снималась в сцене с взлетающей юбкой».

По словам Папелло, в одной из бесед Мэрилин призналась ей, что знакома с Джоном Ф. Кеннеди. «Она сказала, что уже бывала во Флориде: она приезжала к президенту. Когда речь зашла о нем, у нее глаза засияли. И она сказала: "Он всегда был очень добр ко мне"», — вспоминала Папелло. О своей симпатии к Кеннеди Мэрилин рассказывала и У.Дж. Уэтерби, но она никогда не упоминала о встрече, так что это важное замечание. Ни Папелло, ни Уэтерби актриса не признавалась в том, что Кеннеди нравится ей как мужчина. Однако того, что она уважает его как человека и как политика, она не скрывала.

Почти фазу после возвращения звезды в Нью-Йорк начали ходить слухи, что одновременно с ней во Флориде был Фрэнк Синатра и актриса влюбилась в него. Это интересно, ведь 2 марта 1961 года, находясь в Колумбийской пресвитерианской больнице, Мэрилин написала письмо доктору Гринсону, в котором признавалась, что у нее был роман с мужчиной, чье имя она не назвала (возможно, это был Синатра). Актриса рассказала, что ее любовник был очень ласков в постели, но считала, что Гринсон не одобрил бы ее выбор.

Мэрилин и Синатра встречались несколько раз, и актриса Аннабелль Стэнфорд вспоминала, что во время своей поездки в Палм-Спрингс в конце 1940-х годов звезда была едва ли не очарована им. «Некоторые из нас фотографировались с Голливудским Бернардом, а после этого мы все отправились поужинать. Там был Фрэнк Синатра, и он о чем-то спорил со своим другом. Помню, как Мэрилин оглянулась на них, покачала головой и всплеснула руками. Происходящее ей не понравилось, и, поскольку ссора не прекратилась, она ушла», — рассказала Стэнфорд.

Когда появились намеки на возможный роман актрисы с Синатрой, Ди Маджо пришлось оставить любые надежды на воссоединение с Мэрилин, если они у него, конечно, были. Однако он продолжал с ней видеться как друг и даже 11 апреля сопровождал ее на бейсбольной игре на стадионе «Yankee».

За десять дней до этого, 1 апреля, Кей Гейбл написала Мэрилин письмо, в котором приглашала ее в Лос-Анджелес, чтобы показать своего маленького сына Джона Кларка. Она признавалась, что все еще тоскует по мужу, но намеревается провести лето на ранчо, куда звала в гости Мэрилин и Джо. Тон письма был очень дружелюбным, и все сомнения Мэрилин, действительно ли Кей считала ее виновной в смерти Гейбла, наконец исчезли.

Желая немного отдохнуть, в апреле Мэрилин отправилась в Лос-Анджелес, где она с удовольствием ходила на свидания и проводила время в своем личном патио в отеле «Beverly Hills». Актриса даже нашла время, чтобы поговорить с Хеддой Хоппер об экранизации «Дождя». Она объяснила: «Я давно мечтаю сделать экранизацию этого рассказа для телевидения. Мы хотим, чтобы преподобного Дэвидсона и его жену сыграли Фредрик Марч и Флоренс Элдридж». Однако все сложилось не так, как она себе представляла. Прежде всего, она узнала о том, что, когда переговоры зашли в тупик, другие звезды отказались участвовать в проекте. 24 мая Мэрилин пришлось лечь в больницу, чтобы сделать небольшую гинекологическую операцию. Позже актриса рассказала своей сводной сестре Бернис, что, когда она находилась там, ее отец Стэнли Гиффорд приехал навестить ее. Они немного поговорили, и Мэрилин поняла, что встреча не принесла ей желанного душевного комфорта и поддерживать отношения с отцом ей будет трудно.

Даже если они действительно встречались, Гиффорд никогда в этом не признавался, даже собственному сыну Чарльзу Стэнли Гиффорду-младшему, который очень переживал из-за того, что считал Гиффорда-старшего отцом Мэрилин Монро. В 2001 году Мэри Симс, президент фан-клуба «Бессмертная Мэрилин», взяла у Гиффорда-младшего интервью. Мэри сказала, что он, должно быть, очень горд, что его отец считается отцом Мэрилин Монро. «А чем гордиться? — спросил Гиффорд-младший. — Что он бросил Норму Джин и никогда не признавал ее своей дочерью?»

«Мне показалось, что он расстроен, потому что его отец плохо поступил с Нормой Джин и тем самым заклеймил их семью позором, — вспоминала Симс. — Я сказала, что он не единственный мужчина, который совершил подобный поступок. Он согласился, а потом мы в один голос произнесли: "Такова жизнь"».

Заявив Эрлу Уилсону: «Я люблю свободу. И собираюсь играть на равных», Мэрилин сбросила вес, сделала стрижку и накупила новых нарядов. «Я рада снова стать свободной. Сейчас я счастлива как никогда», — сообщила она Хедде Хоппер. Кроме того, она снова начала выходить в свет и общаться с людьми. Она познакомилась со своим любимым поэтом Карлом Сэндбергом, съездила в Палм-Спрингс, где провела время с Синатрой, а затем ринулась в Лас-Вегас на концерт — в отеле «Sands» должны были выступать Синатра, Дин Мартин, Питер Лоуфорд и Сэмми Дэвис-младший.

Мэрилин стала своего рода талисманом для «Крысиной стаи», как окрестили выступавших. Она провела некоторое время с Дином Мартином и его женой в Ньюпорт-Харбор, обсудила проект фильма с Синатрой и неожиданно для себя поняла, как ей нравится в Лос-Анджелесе. «Мне никогда не было так хорошо в Голливуде, — призналась она Луэлле Парсонс. — Впервые за много лет я могу делать именно то, что мне нравится. Эта свобода сделала меня счастливой. Думаю, не купить ли мне тут дом. Хочу пожить в Беверли-Хиллз».

Об этом же говорил визажист Уайти Снайдер: «Впервые после развода с Артуром Миллером она чувствует себя так замечательно. Она счастлива! Я поражен тем, насколько у нее все хорошо».

В июне 1961 года Мэрилин с радостью отправилась к Кей Гейбл, чтобы увидеть ее сына Джона Кларка. Вечером, разговаривая с Кей, Мэрилин назвала их встречу «замечательной... но в то же время немного печальной» и заявила, что по-настоящему полюбила Джона Кларка. «Он много для меня значит, несмотря на то что он, наверное, слишком молод для меня». Вскоре после этого актрисе посчастливилось присутствовать на крестинах малыша, где она с удовольствием позировала перед фотографами и общалась с гостями в семейном доме Гейблов.

Казалось, Мэрилин безмерно счастлива в Лос-Анджелесе, но она все еще отчаянно пыталась осуществить экранизацию «Дождя». Она переписывалась со своими партнерами в течение полугода, и наконец 13 июня был составлен новый пробный график съемок, согласно которому Мэрилин должна была присутствовать на площадке с 27 июля по 19 августа. Она вернулась в Нью-Йорк и провела несколько совещаний с юристом Аароном Форшем и представителями канала NBC. Кроме того, актриса встретилась с писателем Родом Серлингом в квартире на 57-й Ист-стрит, где они всю ночь обсуждали сценарий. Встреча прошла хорошо, но Серлинга разозлило, что Мэрилин тайно репетировала версию пьесы 1923 года, а не ту, что сделал он.

После разговора с Ли Страсбергом 21 июня Мэрилин решила, что он должен получить больше полномочий, но, когда 26 июня она заявила этом руководству NBC, они сразу же ей отказали. Однако 27 июня актриса сообщила, что подпишет контракт на участие в экранизации, только если вместе с ней будет играть Ричард Бертон, а режиссером выступит Джордж Хилл. Руководители NBC снова отказали Мэрилин и отправили ей письмо, в котором сообщали, что решили остановить работу над проектом.

Мэрилин была разочарована, но еще больше расстроилась исполнительный продюсер Энн Марлоу. Она сразу же отправила актрисе телеграмму: «Я бы хотела снова предложить вам сыграть в постановке "Дождя" для телевидения... Ли Страсберг считает, что вы прирожденная Сэди Томпсон». Это, однако, не спасло положения, так как Мэрилин согласилась рассмотреть это предложение только при условии, что Ли Страсберг будет режиссером. А на такие уступки никто идти не хотел.

28 июня переписка прекратилась, а агенты Мэрилин отметили, что они распрощались с этим проектом до тех пор, пока не появятся какие-нибудь новые детали. Было подготовлено заявление, в котором говорилось, что актриса не будет принимать участие в экранизации. Позже в тот же день Мэрилин пришлось в срочном порядке обратиться в больницу Поликлиник по причине «небольшого кишечного расстройства», как выразился ее представитель. Однако вскоре выяснилось, что дело куда серьезнее, и 29 июня звезде пришлось перенести двухчасовую операцию по удалению желчного пузыря.

Операция прошла успешно, хотя у Мэрилин все же возникли некоторые сложности, особенно после выписки из больницы. «Сразу после операции меня так сильно толкнули в толпе на улице, что у меня разошлись швы», — сказала актриса. По возвращении домой на 57-ю Ист-стрит ей пришлось долго восстанавливаться, но рядом всегда был Джо Ди Маджо, к тому же сестра Мэрилин Бернис приехала из Флориды, чтобы ухаживать за ней, ночевать с ней в ее квартире (что когда-то было заботой Артура Миллера), помогать по дому и выгуливать ее новую собаку Маф, которую звезде подарил Фрэнк Синатра. Но что-то беспокоило Мэрилин, и Бернис начала волноваться не только из-за того, что сестра принимает таблетки, но и из-за того, что ей постоянно приходится сталкиваться с проблемами.

В это время актриса испытывала трудности с деньгами, беспокойство о завещании, которое Мэрилин подписала в январе (но оно явно ее не удовлетворяло), страх перед карьерными неудачами и стресс, под воздействием которого она оказалась из-за многочисленных писем с жалобами от своей матери Глэдис, все еще находившейся в больнице Рок-хэйвен.

Возможно, именно мысли о семье и близких отношениях заставили Мэрилин пригласить к себе свою подругу Линн Папелло из Флориды и предложить ей остаться у себя на все лето. Актриса сказала молодой журналистке то, о чем та никогда не забывала. «Она говорила, что, если бы можно было выбрать кого-нибудь себе в дочери, она выбрала бы меня. Ей нравилось, что я профессионально пишу для серьезной газеты, изучаю археологию, историю искусства, архитектуру, кино, театр, литературу и изобразительное искусство. Мы болтали часами напролет, она рассказывала, как ее расстроил развод, [но еще] говорила, что собирается вернуться в Лос-Анджелес. Она подарила мне несколько ночных рубашек и украшения, которые, как она сказала, мне пригодятся позже, когда придет время выйти замуж».

Еще одни давние отношения возобновились, когда Мэрилин вместе с Ральфом Робертсом и Бернис Миракл отправилась в Роксбери, чтобы забрать что-то из своих вещей, о которых за расставанием и разводом она забыла. Актриса выглядела вполне счастливой, познакомила свою собачку Маф с давним любимцем Хьюго. Она все время улыбалась, как будто долго репетировала эту встречу, была весьма приветлива с Миллером, и, когда он за чаем спросил о ее здоровье, она с радостью продемонстрировала шрам от операции, как будто желала доказать, что действительно все это время болела.

Но, несмотря на внешнюю уверенность актрисы, пребывание в доме, где они так много времени провели с Миллером, больно ранило ее сердце, и она все никак не могла решиться уехать. Из машины она молча помахала рукой, прощаясь не только с Миллером, но и с местом, которое, как она когда-то считала, могло сделать ее счастливой. Она мечтала растить здесь детей, вести тихую жизнь в пригороде, но этому не дано было случиться, и теперь она проезжала мимо деревьев и цветов, которые когда-то помогала сажать, и знала, что никогда больше не вернется в Роксбери. Настало время двигаться дальше.

Когда Мэрилин полностью восстановилась после операции, Бернис пора было возвращаться во Флориду, и актриса снова сосредоточилась на работе. Она отказалась от предложения кинокомпании «Twentieth Century Fox» сыграть в картине «Потерянные розы» (позднее название фильма изменили на «Стриптизерша», и в нем снялась Джоан Вудвард). Однако руководство кинокомпании настояло на том, чтобы звезда сыграла в фильме Джорджа Кьюкора «Что-то должно случиться» — ремейке картины 1940 года «Моя любимая жена». Это предложение и желание встретиться с психоаналитиком Ральфом Гринсоном сподвигло актрису в сентябре вернуться в Лос-Анджелес, где она поселилась в доме 882 на Норт-Дохейни-драйв, в квартире, где жила в 1954 году до того, как вышла замуж за Ди Маджо.

22 сентября Мэрилин должна была ненадолго съездить в Нью-Йорк, но самолету, в котором она летела, пришлось вернуться в Лос-Анджелес, так как при взлете возникли неполадки. Это расстроило актрису, и, едва приземлившись, она послала Ди Маджо телеграмму о том, что задерживается до 17.00. По ее словам, когда в полете что-то пошло не так, она думала только о нем и о том, что не успела изменить завещание. И добавила: «Люблю тебя, кажется, больше, чем когда-либо».

5 октября Патрисия Ньюкомб написала служебную записку своему начальнику, агенту по рекламе Артуру П. Джейкобсу, в которой сообщила новый адрес Мэрилин в Лос-Анджелесе и настаивала на том, чтобы всю почту отправляли на имя Мардж Стенгл (женщина, которая некоторое время работала помощницей Мэрилин). Ньюкомб призывала Джейкобса не указывать на конверте имя Мэрилин и просила, чтобы даже названия улицы, на которой жила актриса, никто не знал. Мэрилин вернулась в Лос-Анджелес, однако в это время она думала далеко не о секретности.

Одним из тех, кому был известен ее адрес, был ее друг Ральф Робертс, который по просьбе Мэрилин приехал к ней в Калифорнию, для чего ему пришлось пересечь всю страну. Он делал актрисе массаж и иногда был ее личным шофером. Они отлично проводили время вместе: ели барбекю, болтали по ночам. Но однажды все закончилось: звезда сказала своему другу, что доктор Гринсон велел ей прекратить общаться со старыми друзьями. Расстроенный Робертс отправился в Нью-Йорк.

Примерно о том же сообщил Уайти Снайдер фан-клубу «Все о Мэрилин»: «Мэрилин несколько раз говорила, что, по мнению Гринсона, ее окружают так называемые друзья, которым нельзя доверять — они просто используют ее. Она посмеялась и ответила, что всегда доверяла своим так называемым друзьям куда больше, чем ему. Я уверен, что доктор Гринсон сделал все, чтобы Мэрилин полностью ему подчинилась».

Перед смертью Мэрилин было много сказано о ее лечении у Гринсона, но их отношения до сих пор окутаны тайной. Мэрилин была самой знаменитой пациенткой Гринсона, но его семья теперь отказывается говорить об актрисе. Возможно, мы так никогда и не узнаем, насколько большое влияние он оказал на жизнь звезды, но совершенно очевидно одно: он сделал нечто, что до него не делал для актрисы ни один психоаналитик, — пригласил ее в свой дом и познакомил со своей семьей.

С детьми своего предыдущего психоаналитика, Мэриан Крис, Мэрилин не была знакома, но с детьми Гринсона, Джоан и Дэниелом, она подружилась, гуляла и болтала с ними. Это был странный метод лечения, но психоаналитик надеялся на успех предприятия, хотя и признавался Анне Фрейд в том, что с Мэрилин он часто импровизировал, не совсем понимая, к чему ведет его терапия, но выбора у него не было.

Доктор Гринсон узнал, что Мэрилин принимала множество таблеток: наркотические анальгетики, фенобарбитал из группы барбитуратов и амитал. У нее была уникальная способность доставать лекарства в больших количествах, обращаясь за ними к разным докторам, которых она никогда не ставила в известность друг о друге и об уже имеющихся у нее таблетках. Гринсон не на шутку встревожился, особенно его беспокоило, что актриса принимает демерол, регулярный прием которого считался опасным.

Анне Фрейд он сообщил, что актриса находится на грани паранойи и страдает от наркозависимости. Он жаловался на то, как трудно лечить человека с такими серьезными проблемами, особенно если это знаменитость, страдающая от одиночества. В связи с этим он нанял для Мэрилин экономку — женщину средних лет по имени Юнис Мюррей, с которой он познакомился, когда купил у нее дом в Санта-Монике. По всей видимости, Юнис была мастером на все руки: она умела шить, готовить, обставлять жилье, переплетать книги и даже увлекалась психологией. Ей доводилось работать с психоаналитиками и их пациентами, которым она старалась оказывать всяческую поддержку. Гринсон считал Мюррей идеальной компаньонкой для Мэрилин, поэтому в ноябре 1961 года женщина начала работать в доме на Дохейни-драйв. Она возила актрису на автомобиле, помогала с покупками и выполняла несложную работу по дому: стирала и убирала. «Я делала все, что было необходимо Мэрилин», — впоследствии говорила Мюррей, вспоминая многочисленные поручения, которые она исполняла для актрисы.

Несмотря на то что Мюррей считала себя надежной компаньонкой, это мнение не разделяли друзья Мэрилин, которые не понимали, почему она находится рядом со звездой и каковы ее настоящие мотивы. «У меня сложилось впечатление, что Юнис Мюррей нельзя доверять и что о каждом шаге Мэрилин она тут же докладывала доктору Гринсону, — рассказал Уайти Снайдер фан-клубу "Все о Мэрилин". — Она вела себя очень тихо, была себе на уме и всегда крутилась возле Мэрилин». Снайдер сомневался, что лечение доктора Гринсона идет актрисе на пользу. «С каждым месяцем становилось очевиднее, что она все больше подчиняется ему», — сказал он. Более того, он считал слишком частые сеансы и то, что доктор был готов уделить звезде внимание в любое время дня и ночи, поведением «непрофессиональным и корыстным».

В это время Мэрилин была очень занята подготовкой к новому проекту киностудии «Fox». Она делилась информацией с журналистами из «Paris Match», «Tempo» и «Redbook», давала интервью Вернону Скопу, Джо Хайамсу и Генри Гризу. Особенно ей запомнилась фотосессия Дугласа Киркланда, который должен был сделать портрет Мэрилин для специального выпуска «Look», посвященного двадцатипятилетию журнала.

Приехав в небольшую квартиру актрисы на Дохейни-драйв, фотограф был приятно удивлен. «Она была очень приветлива и дурачилась, как ребенок, хотя я боялся, что она окажется запуганной, — вспоминал Киркланд. — Она сидела рядом со мной, смеялась от души и болтала, стараясь, чтобы я чувствовал себя как дома. Я был молод и не знал, как попросить ее позировать мне для эротических фотографий, которые я хотел сделать. Она облегчила мне задачу, предложив свой вариант: она ляжет в постель, и на ней ничего не будет, кроме белой шелковой простыни. Мы обсудили детали, и Мэрилин сказала, что хочет включить Фрэнка Синатру и выпить охлажденного шампанского "Dom Pérignon"». На фотосъемку она сильно опоздала, но, когда она вошла в комнату, Киркланд с изумлением увидел настоящую Мэрилин Монро — звезду. Он вспоминал: «Это была невероятная фотосессия. Она была великолепна. Она вся светилась под этим полупрозрачным шелком. Когда она приехала, ее волосы были уже уложены, на лицо нанесен макияж, а ее помощница принесла разные наряды, хотя они не понадобились. Она обратилась ко всем присутствующим и сказала: "Я бы хотела остаться наедине с этим парнем. Мне так легче работать". В студии возникло сексуальное напряжение, которое чувствуется и в самих фотографиях».

Однако на следующий день, когда Киркланд принес Мэрилин диапозитивы, от ее веселости не осталось и следа. «Она казалась подавленной. На ней были темные очки, может быть, она даже плакала. Но в конце концов она оживилась и сказала, что ей нравятся фотографии».

Еще одним фотографом, которому посчастливилось работать с актрисой в конце 1961 года, оказался Эрик Скипси. Он фотографировал звезду с ее маленькой собачкой Маф. Фотограф вспоминал: «Мы с Мэрилин дружили, но мне только один раз удалось удачно снять ее сидящей. Возникли некоторые трудности. Ее агент по рекламе опоздала на сорок пять минут. Все это время мы болтали, шутили и даже выпили немного шампанского. Когда ее агент наконец пришла, то заявила: "Мистер Скипси, у вас десять минут". Но Мэрилин тут же вмешалась: "Работай столько, сколько нужно, Эрик, это мои фотографии, а не ее". Я снимал ее час, причем Мэрилин сказала, что я могу фотографировать дольше, если хочу. В этом была она вся: она не строила из себя суперзвезду, а была хорошим и тактичным человеком».

В декабре 1961 года сеансы Гринсона приносили актрисе как облегчение, так и страдания. Она продолжала их посещать, даже несмотря на боль, которую они ей причиняли. Один из аспектов лечения (желание Гринсона, чтобы Мэрилин снова взялась за работу и учебу) вдохновил звезду 19 декабря написать письмо Ли Страсбергу, в котором она жаловалась, что без его уроков чувствует себя живой только наполовину. Актриса строила большие планы на будущее и очень хотела, чтобы Страсберг приехал в Калифорнию и участвовал в создании новой независимой компании, которую она собиралась организовать. Она так этого хотела, что даже написала Марлону Брандо, спрашивая совета, как выманить Ли в Лос-Анджелес, сокрушаясь, что «время уходит».

Актриса говорила репортерам: «Мне кажется, что я какая-то сложная конструкция, у которой нет фундамента». Когда 1961 год сменился 1962-м, она стала добавлять: «Теперь я строю фундамент». Рядом с Мэрилин вновь был Джо Ди Маджо. Он ходил с ней покупать подарки к Рождеству на Ольвера-стрит, принес ей маленькую елку и даже был с ней на одном из традиционных ужинов с Гринсонами и их друзьями. Правда, не все прошло так гладко, как хотелось. Все мужчины в доме собрались вокруг Ди Маджо и начали забрасывать его вопросами о бейсболе. Мэрилин посмеялась, когда кто-то заметил, что мужчины совсем не обращают на нее внимания, но на самом деле ей было не до смеха.

В январе 1962 года отношения Мэрилин со Страсбергами начали портиться, особенно после того, как стало известно, что у него появилась идея телевизионного проекта с участием актеров из студии, а Ли скрывал это от нее, но в последний момент передумал и все же посвятил звезду в свои планы. Немного позже Мэрилин получила письмо от Полы, которая просила ее подписать соглашение, чтобы можно было начать работать над передачей, и актриса была «в полном недоумении». В середине января она отправила Ли письмо, в котором спрашивала, какая роль должна достаться ей в проекте, каковы замысел и цели передачи, и подчеркнула, что она не собирается ни в чем принимать участие до тех пор, пока ей не ответят на все вопросы.

Возникли сложности и в общении с Фрэнком Синатрой. Как-то раз Мэрилин начала рассказывать ему о своем детстве, и он вдруг выпалил: «О нет, только снова не начинай!» Обидевшись за то, что он так отреагировал, когда она делилась с ним своими переживаниями, Мэрилин через некоторое время, ко всеобщему удивлению, отказалась отдавать Синатре фотографии с недавней морской прогулки. «Он и так слишком много от меня получил», — заявила она друзьям.

Мэрилин была добра к тем, кто ей нравился, но, как она признавалась У. Дж. Уэтерби, иногда она могла превратиться в «чудовище». Одним из тех, кто был свидетелем подобной метаморфозы, был Майкл Селсман, работавший с ней по поручению рекламного агента Артура П. Джейкобса. «Она была клиенткой Пэт Ньюкомб, — вспоминал Майкл. — Но Пэт часто была занята работой с другими клиентами, так что мне пришлось заняться некоторыми делами по рекламе вместо нее. С Мэрилин всегда было трудно работать, даже неприятно. У меня были и другие "сложные" клиенты, но они были хотя бы добрыми и щедрыми, а Мэрилин этим похвастаться не могла. Она ставила мне (да и всем остальным) палки в колеса, как только у нее появлялась такая возможность. Хотелось бы назвать ее избалованной девчонкой, но тут все не так просто. Она могла быть жестокой, злой, грозной, двуличной. Она настолько меня запугала, что я и взглянуть на нее боялся».

Однажды в январе 1962 года Селсман и его жена Кэрол Линли приехали к актрисе домой. «Кэрол была на девятом месяце беременности. Я не мог да и не хотел оставлять ее дома одну, поэтому взял с собой на встречу с Монро. Мэрилин должна была посмотреть фотографии, которые сделал для журнала "Look" новый смазливый фотограф Дуг Киркланд, двадцати одного года от роду. Я постучал в дверь, а Кэрол, дрожа от страха, спряталась за мою спину. Мэрилин открыла дверь и посмотрела на Кэрол, с которой была знакома, так как у них были соседние гримерки в студии. "Ты входи, — сказала она. — А она может подождать в машине". Это было так неожиданно, что на секунду я остолбенел. Мы с Кэрол переглянулись, я сказал жене, что вернусь через пятнадцать минут. Честно говоря, я испугался. Монро была одной из главных наших клиенток, и мне не хотелось с ней ругаться или потерять работу.

Все остальные актеры, с которыми я работал, ставили на неудачных, на их взгляд, негативах крестик красным карандашом. Но Монро поступила иначе. Она взяла ножницы и вырезала все кадры, которые ей не понравились, потом разрезала их на мелкие кусочки и выкинула в мусорное ведро. Эта сложная процедура заняла у нее три часа, в течение которых я постоянно вскакивал с места, намереваясь уйти. Мэрилин каждый раз велела мне сесть на место. Говорят, молодо — зелено. Если бы я снова оказался в подобной ситуации, я бы скорее лишился работы, чем обидел жену. В тот день я впервые понял, насколько жестокой может быть Мэрилин Монро».

Мэрилин подхватила простуду, но, несмотря на это, продолжала заниматься собственными делами. Среди прочего она намеревалась разорвать контракт с корпорацией MCA и нанять нового юриста в лице Милтона «Мики» Рудина, зятя Гринсона. Кроме того, 25 января она встретилась с Аланом Леви из «Redbook», а затем с Ричардом Меримэном, который хотел взять у нее интервью для журнала «Life». Судя по документам агентства Артура П. Джейкобса, Мэрилин была довольно приветлива с Меримэном, но ей совсем не понравилась журналистка, которая присутствовала на встрече и явно была в подпитии. Постоянно перебивая актрису и Меримэна, она разговаривала с Мэрилин как с «ущербной» и впала в истерику, когда узнала о том, что все фотографии, которые звезда не одобряет, должны быть уничтожены. «Да как вы смеете так поступать!» — возмутилась она. На что удивленная Мэрилин ответила: «Вы вот уставились на меня мутными глазами, но все равно вы мне нравитесь».

Вскоре Мэрилин решила, что ей пора обзавестись собственным домом, потому что жить в отелях и на съемных квартирах она устала. Ей хотелось приобрести дом где-нибудь на побережье, в мексиканском стиле, вроде дома Гринсона, которым она восхищалась. Юнис Мюррей была рада помочь актрисе и через несколько недель показала Мэрилин несколько вариантов. К сожалению, удовольствие от поисков было немного испорчено, когда актрису буквально вышвырнула из дома одна из хозяек, которая возмутилась, узнав, что в ее доме хочет поселиться кинозвезда. В произошедшем, как ни крути, было мало приятного, и, по словам друзей Монро, этот случай сильно ее огорчил.

Однако вскоре после этого появился повод для праздника — Мюррей нашла идеальный вариант на 5-й Хелена-Драйв, 12305. Это был небольшой дом в Брентвуде, который стоял в конце переулка. В нем были толстые стены, тяжелые балки и решетки на окнах, выходивших на улицу, что позволяло Мэрилин чувствовать себя в безопасности. На плитке перед дверью было написано «Cursum Perficio», что в переводе с латыни означает «Мой путь окончен». За домом была терраса, бассейн в виде неровного овала и большой сад, разбитый на склоне холма, откуда открывался великолепный вид на город. Мэрилин влюбилась в это место.

Актриса вместе с Ди Маджо осмотрели дом и решили, что нужно переделать кухню и оформить все комнаты в мексиканском стиле. Мэрилин попросила своего юриста Милтона Рудина подготовить документы. Хотя ей было немного грустно, что она покупает дом только для себя, она подписала договор и начала строить планы на будущее. «Этот дом был очень важен для Мэрилин, — рассказала Юнис Мюррей. — Ее доктор считал, что он сможет заменить ей мужа или ребенка».

Сама Мэрилин так выражала свои чувства к дому: «Это мой первый собственный дом. Я купила его потому, что он напоминает мне о тех приютах, в которых я воспитывалась, когда была маленькой». Это замечание может показаться странным, особенно если учитывать все то, что актриса прежде говорила о приютах. Однако эти слова свидетельствовали о позитивном сдвиге в отношении того, как она оценивала свои детские воспоминания.

Для восстановления дома на 5-й Хелена-Драйв было нанято множество людей, среди них были разнорабочий Норман Джеффрис и его брат Кит, а также электрик с киностудии «Twentieth Century Fox» Джеймс Э. Гаф, с которым в один из воскресных дней приехал и его сын Джим. Джим вспоминал: «Мэрилин и миссис Мюррей были очень рады, когда под слоем штукатурки обнаружился настоящий камин с мексиканскими изразцами. Когда мы приехали, они с упоением оттирали изразцы. Мэрилин показала нам дом и сад, и я с удивлением обнаружил, что дом был небольшой. Это был обычный дом 1930-х годов в стиле испанского Возрождения. Мэрилин нравилось работать в саду, хотя раньше она этим никогда не занималась».

В начале февраля 1962 года Мэрилин ненадолго приехала в Нью-Йорк, а 17 февраля отправилась в Майами навестить своего бывшего свекра Айсидора Миллера. Он некоторое время жил в отеле «Sea Isle» и, когда невестка сообщила ему, что приедет, очень обрадовался, так как чувствовал себя одиноко. 19 февраля, проведя с «папой» несколько трогательных дней, Мэрилин поехала в Мексику с Пэт Ньюкомб и другими своими работниками. Там они встретились с Юнис Мюррей, которая прибыла на место за неделю до них и выбирала интересные маршруты для экскурсий, а также навещала своего брата Черчилля Мюррея.

В путешествие они отправились, чтобы приобрести мебель для дома, однако поездка привлекла внимание ФБР, незаметно, но пристально следившего за Мэрилин с 1950-х годов, когда она выразила желание посетить Россию и начала встречаться с Артуром Миллером. Неизвестный информант посылал из Мексики в Вашингтон краткие сведения о том, что Мэрилин тесно взаимодействует с некоторыми членами Американской коммунистической организации в Мексике и что между актрисой и господином по имени Фредерик Вандербильт Филд возникли взаимные чувства. Филд девять месяцев провел в тюрьме за то, что отказался выдать своих друзей-коммунистов, после чего в 1953 году переселился в Мексику. (Хотя его имя стерто в большинстве документов ФБР, существует одна бумага, где оно по ошибке было оставлено, которая позволяет с большой долей уверенности утверждать, что именно о нем сообщалось в отчетах.)

Судя по документам, Мэрилин провела много времени с Филдом. Неизвестно, был ли у них роман, но они действительно часто встречались, например 21 февраля, когда Филд, как говорят, навещал ее в номере 1110 отеля «Continental Hilton», или 24 февраля, когда она отправилась вместе с ним на рынок в Толуку.

Кем бы ни был этот осведомитель, он явно был близок к Мэрилин и ее окружению, в частности к Юнис Мюррей (в документах ФБР она ошибочно названа Юнис Черчилль). Вероятно, этот человек разговаривал с Мюррей и с ее слов рассказал о том, что Мэрилин была сильно огорчена недавней женитьбой Миллер на Инге Морат, фотографе, с которой он познакомился на съемках «Неприкаянных», и чувствовала себя «отвергнутым секс-символом».

Если верить источнику, дружба Филда и Монро вызвала серьезное беспокойство как членов Американской коммунистической организации в Мексике, так и друзей Мэрилин, например Юнис Мюррей, считавшей, что Мэрилин становится слишком зависимой от этого мужчины и находится в очень уязвимом положении из-за несложившихся отношений с Артуром Миллером, Джо Ди Маджо и Фрэнком Синатрой.

Истину об их отношениях мы, вероятно, никогда не узнаем, но Филд в то время был женат, а его супруга Ньевес была в городе в то время, когда Мэрилин приехала в Мексику. Впоследствии, когда Филд с женой отправились в Нью-Йорк, они прожили в квартире Мэрилин, когда та была в Лос-Анджелесе, три недели. Поэтому, если только отношения актрисы и Филда не развивались под носом у его жены или с ее согласия, можно говорить скорее о взаимной симпатии, нежели о полноценном романе. К тому же 25 февраля Мэрилин отменила их встречу за пять минут до того, как Филд должен был заехать за ней, чем сильно разгневала мужчину. Это не похоже на поведение безумно влюбленной женщины.

Еще одним возможным любовником Мэрилин называли Хосе Боланьоса, ее поклонника, сценариста из Мексики, который жил со своими родителями, братьями и дочерью от предыдущего брака. Обстоятельства их встречи — это тайна, покрытая мраком, но Боланьос водил звезду по всем ночным клубам в округе, а перед тем, как актриса уехала, подарил ей все их совместные фотографии, какие только смог найти. «Мэрилин была самым веселым человеком из всех, кого я когда-либо знал, — рассказал он впоследствии репортеру Гленну Томасу Картеру. — Она обладала качеством, которое мне очень нравилось, — способностью словом уничтожить любого, кто вел себя по отношению к ней оскорбительно».

Все, исключая разве что совместный поход на вручение «Золотого глобуса» в Лос-Анджелесе, свидетельствует о том, что серьезного романа между Мэрилин и Боланьосом не было. Однако он согласился помочь ей в очень важном деле — усыновлении ребенка.

В журнале «Motion Picture» была опубликована увлекательная статья о том, как репортер Гленн Томас Картер однажды был с Мэрилин на одной из вечеринок в Акапулько, где она увидела восьмилетнего мальчика, развлекавшего гостей. В статье не называлось имя ребенка, но, по словам Картера, Мэрилин заинтересовалась мальчиком и начала расспрашивать его о семье. Она узнала, что его родители умерли, а он сбежал от своего дяди и работал на стройплощадке, где ему разрешали спать в гамаке, подвешенном на лесах. В момент их встречи на стройке он уже не работал, но жизнь его не стала легче: он жил в лачуге с приемными родителями, которые научили его танцевать и обчищать карманы туристов.

Мэрилин была тронута до глубины души, и, когда она заплакала, мальчишка тоже разрыдался и умолял ее забрать его к себе в Калифорнию. В порыве чувств Мэрилин пообещала, что так и сделает, и на следующий день отправилась к приемным родителям мальчика и сообщила, что ее друг Хосе Боланьос возьмет на себя все заботы по усыновлению.

Вскоре после этого Мэрилин побывала в мексиканском приюте, где ей предложили усыновить ребенка, но она отказалась и вместо этого пожертвовала 10 000 долларов.

На прощальной вечеринке Мэрилин рассказала гостям о своем намерении взять на воспитание мексиканского мальчика, а впоследствии ее дублерша Эвелин Мориарти вспоминала: «Примерно в это время я впервые услышала, как Мэрилин говорит о своем намерении усыновить ребенка. Говорят, покупка мебели была только поводом для ее поездки в Мексику»