Главная / Публикации / Р. Тараборелли. «Мэрилин Монро: тайная жизнь самой известной женщины в мире»

Возвращение под защиту Синатры

Через несколько месяцев после выхода из больницы Мэрилин Монро помирилась с человеком, которого она теперь считала своим спасителем, — Джо ДиМаджио. Однако они оба решили не оформлять свои отношения. За последующие годы неоднократно говорилось, что они собирались снова пожениться. Это неверно. Главное препятствие между ними было в том, что Мэрилин намеревалась восстановить свою карьеру, в то время как Джо решительно выступал против этого. Никто в жизни Мэрилин в то время не почувствовал, что она собиралась повторить прошлый опыт. Только спустя много лет после ее смерти некоторые люди, которые толком ее не знали, начали полагать, что она могла вступить в повторный брак с ДиМаджио. Как мы увидим позднее, она даже в то время начала снова встречаться с Фрэнком Синатрой, поэтому ясно, что она не собиралась выходить замуж за Джо. Кроме того, ни один из его друзей по бейсболу или деловых партнеров, у которых также брались интервью для этой книги, не чувствовал, что он намеревался вступить с ней в повторный брак. Однако их отношения явственно претерпели изменения. Во время их брака он был холоден и даже оскорблял ее, а теперь заботился о ней и любил ее. Казалось, он хотел сделать все, что было в его силах, чтобы сделать ее счастливой. Он даже сказал ей, что, если бы он был на ее месте несколько лет назад, то тоже развелся бы. Кроме того, он сказал, что благодаря психотерапевту, которого порекомендовала ему Мэрилин, он стал намного лучше. Однако время от времени он мог снова становиться опасно властным и, как в старые времена, ревнивым к вниманию, которое было направлено на нее всюду, куда бы они ни пошли вместе. Кроме того, он порой очень настойчиво вторгался в ее личную жизнь. Например, согласно рассказу Бернис Миракл, он порой копался в ее мусоре, выискивая чеки, чтобы посмотреть, сколько она заплатила за некоторые вещи. Он всегда был скупым, и, если считал, что она заплатила очень много, он сердито выговаривал ей за это с чеком в руке. Неизбежно Мэрилин выхватывала бумажку у него из руки и отвечала, что это ее личное дело. «Как ты смеешь копаться в моем мусоре?» — с огорчением спрашивала она. Подобные разговоры заканчивались громкими перепалками. Мэрилин изо всех сил старалась игнорировать подобные моменты, но ей это давалось с большим трудом.

В марте 1961 года они поехали вместе отдыхать на уединенный курорт в Редингтон-Бич, во Флориде. Безусловно, Мэрилин нуждалась в отдыхе. Незадолго до их отъезда она очень расстроилась из-за статьи, где упоминались слова Кей Гейбл (как потом выяснилось, ошибочно), что якобы она считает Мэрилин ответственной за смерть своего мужа. «Джон [Спрингер, специалист по печати и рекламе Мэрилин] сказал мне: «Ни за что не посылайте это Мэрилин. Если она увидит это, я не знаю, что она сделает, — рассказывала Диана Стивене. — Просто перешлите материал Аарону [Фрошу, ее адвокату]». Я так и сделала. Но Мэрилин все же увидела эту статью. Я думаю, что она зашла в офис Аарона и увидела вырезку, лежавшую у него на столе. Она набросилась на него: «Как вы смеете прятать это от меня? — спросила она меня по телефону. — Я должна знать, что происходит. Я — единственная, кто не знает, что, черт возьми, происходит! Передайте Джону, что я очень, очень сердита. Я должна уволить его за это». Я попыталась объяснить ей, что все мы просто беспокоились о ней, но она не хотела слушать меня. «Черт побери, все так беспокоятся о бедной, несчастной Мэрилин. Бедная, бедная Мэрилин рехнулась и не может справиться с прессой. Я не хочу этого слышать. Я не хочу больше ни слова слышать об этом!» Затем она бросила трубку. Я тут же сообщила об этом разговоре Джону, и он сразу же перезвонил ей. Из разговора стало ясно, что она на пределе и с ней не все в порядке».

Вскоре Мэрилин получила письмо от Кей Гейбл. Было ясно, что она не обвиняла Мэрилин в смерти ее мужа. В письме, датированном 11 апреля 1961 года, она писала: «Чем дальше уходит в прошлое день смерти Кларка, тем больше мне его не хватает. Я никогда не смогу справиться с этой ужасной потерей, но бог благословил меня тремя нашими детьми и драгоценными воспоминаниями... Я впервые за 24 года пришла на исповедь (надеюсь, священник не вызвал полицейских), и, если серьезно, вы не представляете себе, насколько это помогло мне». Вскоре Мэрилин навестила Кей; она не была в обиде на Мэрилин, но это, к сожалению, не избавило ее от ощущения вины.

В конце апреля Мэрилин решила поменять квартиру в Лос-Анджелесе. Именно тогда она узнала, что ее подруга Пат Кеннеди Лоуфорд беременна своим четвертым ребенком. «Я помню, как Пат сказала: «Я даже не знаю, как сказать об этом Мэрилин, при том, что происходит в ее жизни. Боюсь, что это причинит ей еще большую боль, — рассказывал один из родственников Пат. — У меня уже есть трое детей. Она же хочет хотя бы одного». Конечно, у нее не было выбора, и ей пришлось все рассказать Мэрилин, когда та вернулась в Лос-Анджелес. К тому времени она была приблизительно на шестом месяце беременности. Позже она сказала мне, что, когда Мэрилин увидела ее, она просто подскочила от волнения. Затем она обвила руками талию Пат и начала плакать, настолько она была счастлива. Я полагаю, что это добавило новую грань в дружбу Пат с Мэрилин, когда она поняла, что Мэрилин была способна отбросить собственную печаль, по крайней мере, на какое-то время, и разделить радость Пат. Она сказала мне: «Я думаю, что она замечательная женщина и стала бы отличной матерью. Я каждый вечер молюсь, чтобы у нее родился ребенок. Я знаю, что это изменило бы ее жизнь, если бы ей было за кого волноваться...»

В это время, как уже говорилось ранее, Мэрилин вновь сблизилась с Фрэнком Синатрой. Неизвестно, что чувствовал Джо ДиМаджио, узнав об отношениях Мэрилин и Фрэнка, и было ли это для него важно. Ясно, что оба были в курсе этих отношений, поскольку в это время Мэрилин наверняка не встречалась бы с Фрэнком, если бы Джо был резко против. Со своей стороны, хотя Синатра в то время встречался с Джульеттой Проувс, Фрэнка все еще тянуло к ней и, по мнению тех, кто ее хорошо знал, не смог воспротивиться этому влиянию. «Он, без сомнения, любил ее, — говорил Милт Эббинс, который был близким другом Синатры, а также вице-президентом продюсерской компании Питера Лоуфорда. — Тем не менее к 1961 году он относился к ней скорее покровительственно, чем страстно. Я помню инцидент, в котором принимал участие президент Кеннеди, недавно вступивший в свою должность. Мы с Питером устроили завтрак для Кеннеди, Фрэнк был приглашен на него. У нас был специальный повар, который был приглашен, чтобы приготовить феттучини Альфредо, телятину на шпажках, салат и мороженое на десерт. Секретарь Синатры позвонил в последнюю минуту и сказал, что Синатра не сможет прийти, потому что он простудился. Я был удивлен. Ведь здесь ДФК. Он не может подвести ДФК. Я знал, что Фрэнку нравился этот парень, что он участвовал в его предвыборной кампании, так что это показалось мне странным. Позже я узнал, что накануне Мэрилин оставалась с ним на выходные и неожиданно ушла, никому не сказав, куда она направляется. Он был ужасно обеспокоен и целый день искал ее. Оказалось, что она ушла за покупками. По-моему, это ясно доказывает, насколько он заботился о ней, если согласился пропустить завтрак с президентом, чтобы узнать, куда же, черт возьми, делась Мэрилин».

Руперт Аллан подтверждает: «Я всегда думал о Фрэнке и Мэрилин как о несчастных влюбленных. В другое время и в другом месте они были бы вместе. Он сильно любил ее. Однако к 1961 году она была в таком состоянии, что, как мне кажется, большую часть времени его просто раздражала. Он считал, что ей надо больше работать, чтобы взять себя в руки, так что порой она прогоняла его. Кроме того, Синатра, конечно, не хотел связываться ни с кем, кого считал слабым и уязвимым».

Действительно, женщины вроде Мэрилин создавали слишком много неприятностей. Ему нравились дамы с большей внутренней силой и уверенностью в себе, подобно Аве Гарднер и его матери, Долли Синатре, — это был его идеал женщины. Часто у него не хватало терпения общаться с неустойчивыми людьми вроде Мэрилин. Недавно выпущенная из психиатрической больницы, Мэрилин не являла собой образец психической устойчивости, когда была с Синатрой в то время, и он не всегда относился к ней с должным терпением. Например, во время одной вечеринки у него в доме Мэрилин начала заводиться и рассказывать гостям грустные истории из своего детства. Казалось, она находится на грани срыва, и тут Фрэнк оборвал ее. «Послушай, Норма Джин, — сказал он. — Мы совершенно не хотим выслушивать все это. Соберись или уйди. Ей-богу, я тебе не нянька». Она встала и убежала в свою комнату.

Кое-кто из знакомых Синатры считал, что единственная причина, по которой он оставался с ней, была жалость. «Если Мэрилин Монро хотела секса, а она постоянно старалась ощущать себя желанной, г. С. играл роль сэра Галахада и отвечал на это желание, — сказал его давний камердинер Джордж Джекобc. — Он редко бросал старых друзей. Это соответствовало его образу покровителя: давать чаще, чем получать. [Однако] г. С. не покидали неприятные предчувствия по поводу отношений с Мэрилин. Она была одной сплошной проблемой...»

Люди, которые относились к его окружению, рассказывали, что случилось 7 июня 1961 года — спустя шесть дней после ее тридцать четвертого дня рождения, — когда Фрэнк пригласил Мэрилин в Лас-Вегас. Он появился в «Сэндз» и заодно запланировал в тот день прием по поводу сорок четвертого дня рождения Дина Мартина. Из межведомственной корреспонденции между Джеком Энтраттером, президентом «Сэндз», Алом Гусманом, директором по рекламе, и Алом Фриманом, директором по рекламе и содействию бизнесу, выясняется, что проводилась серьезная подготовка к приему в честь Дина Мартина, и часть этой переписки касается Монро и Синатры.

Вот одна записка от Энтраттера к Гусману и Фриману, датированная 6 июня 1961 года:

«Доводим до Вашего сведения, что ни одному фотографу ни в коем случае не разрешено из-за кулис фотографировать мистера Синатру и мисс Мэрилин Монро вместе на фуршете. Любой фотограф, который попытается сделать это, должен быть сразу выдворен из гостиницы. Сообщите, что это не только требование «Сэндз», но и требование мистера Синатры. Спасибо».

Другая записка от Энтраттера ко «всем заинтересованным лицам», также датированная 6 июня 1961 года: «Мэрилин Монро будет гостем мистера Синатры. Мистер Синатра сообщает, что краткое пребывание мисс Монро в «Сэндз» должно сопровождаться максимальным режимом секретности. Она будет зарегистрирована в номере мистера Синатры. Ни при каких обстоятельствах не беспокоить ни ее, ни мистера Синатру телефонными звонками или допуском посетителей до 14.00».

Подруга Мэрилин, Пат Кеннеди Лоуфорд, привела свою сестру, Джину Смит, на этот прием в Лас-Вегасе. Неизвестно, знала ли Пат о том, что происходило между Мэрилин и Фрэнком. Пат и Джин провели с Мэрилин весь день, болтая и занимаясь уходом за лицом и маникюром. «Пат сказала мне, что она очень беспокоится о Мэрилин, — рассказывала Пат Бреннан. — Она сказала, что уже к полудню та наливалась шампанским. Пат тоже пила довольно много, но, по крайней мере, она дожидалась часа коктейля. Однако в Лас-Вегасе Пат не пила вообще, потому что была на восьмом месяце беременности. «Когда вы не пьете, — сказала она мне, — вы видите, как выглядят ваши знакомые, когда они пьяны, и это очень неприятно». Как рассказала Кеннеди Лоуфорд Пат Бреннан, она отвела Мэрилин в сторону и сказала, что ей кажется, что ее употребление алкоголя вышло из-под контроля. «Мэрилин, я ваш друг, и я думаю, что вам следует знать: когда вы пьяны, вы не слишком симпатичны». Поначалу Мэрилин оскорбилась. Но через несколько мгновений она, казалось, поняла, что Пат права. «Это единственный способ заставить немного притихнуть голоса в моей голове», — сказала она. Реакция Пат на эти потрясающие слова неизвестна, но, вероятно, она была обеспокоена. Тем не менее они продолжали приятно проводить время вместе с Мэрилин.

Пат взяла с собой в Лас-Вегас свою дочь Викторию, которой было два с половиной года. Другие три ее ребенка должны были приехать на следующий день. Лимузин должен был привезти их из Калифорнии в Неваду. В тот день Мэрилин и Пат взяли Викторию с собой в казино. Конечно, детям не разрешали играть в казино, но пренебрежение этим правилом было наименьшей из льгот, предоставлявшихся членам клана Кеннеди всякий раз, когда те были в Лас-Вегасе. К изумлению Мэрилин, Пат посадила малышку прямо поверх черного стола и сказала: «Ну вот. Если я проиграю, я оставлю этого ребенка прямо здесь. Но если я выиграю, я возьму ее как мой приз». Она села и начала играть, а Мэрилин устроилась за ее спиной. Когда Пат проиграла, она сказала: «Ну вот и все. Вы выиграли моего ребенка». Она поднялась и ушла. «Но, Пат! Пат!» — закричала Мэрилин ей вслед, очень встревоженная. Конечно, Пат повернулась и подхватила свою дочь. «Ей нравилось делать подобное, только чтобы добиться эмоциональной реакции от Мэрилин, — сказала Пат Бреннан. — Когда они были вместе с Мэрилин, Пат старалась вести себя легко и быть веселой, потому что знала — у Мэрилин достаточно печали в жизни».

Кроме того, на приеме Синатры в Лас-Вегасе присутствовали Элизабет Тэйлор и ее муж Эдди Фишер, а также, естественно, сам именинник — Дин Мартин и его жена, Джин Мартин, рядом с которой посадили Монро. «Что я могу рассказать о Мэрилин, какой она была тем вечером? — спрашивал Эдди Фишер. — Все мы знали, что у нее были отношения с Синатрой, это точно. Но она была настолько пьяной в тот вечер, что это явно стало для него серьезной проблемой».

«Она была очень красива, в рамке густых светлых вьющихся волос светилась улыбка. На ней было платье с таким глубоким вырезом, что вы не смогли бы отвести взгляд от ее груди, — сказал лас-вегасский фотожурналист, который, вместе с фотографом Wide World Photos, был одним из немногих репортеров, получивших разрешение присутствовать на этом приеме. — На расстоянии она была очень даже ничего, ее красота сбивала с ног. Но вблизи... о нет, это было ужасно! Она и выглядела не слишком хорошо и вела себя очень странно. Она показалась мне немного сумасшедшей. Я помню, как на приеме она скулила: «О Фрэнки, пусть нас снимут. Я люблю тебя, Фрэнки. Я хочу, чтобы весь мир знал об этом». Я помню, что она держалась за него и обхватывала его за талию, почти висела на нем».

Если верить этому журналисту, когда Фрэнк отходил, чтобы не быть сфотографированным с ней, Мэрилин почти выходила из себя. Бросив на нее беспокойный взгляд, он сказал одному из своих телохранителей: «Следите за ней. Мне не нравится, как она качается. Сообщите мне, если она упадет в обморок или еще что-нибудь случится».

Репортер продолжал: «Мэрилин все еще хотела, чтобы ее сняли вместе с Фрэнком. Она украдкой подходила к нему, наподобие котенка, и указывала указательным пальцем на мой фотоаппарат, намекая, что я должен сделать снимок, пока Синатра не видит. Она была очень игрива и жеманна. В то время, когда мой фотограф собирался сделать снимок, телохранитель Фрэнка схватил камеру. Он передал ее Фрэнку и что-то прошептал ему на ухо. Тогда Фрэнк подошел туда, где мы стояли, и прошипел: «В следующий раз, когда вы попытаетесь повторить что-то подобное, я разобью вам голову этой проклятой камерой, обоим». Я помню, что он говорил, почти не двигая губами, как гангстер. В тот момент подошла Мэрилин с дикими глазами и сказала: «Фрэнки, меня сейчас вырвет». Он встревоженно спросил: «Когда?» Она ответила: «Сейчас. Прямо сейчас. Я уверена, Фрэнки. Меня сейчас вырвет». Он застонал: «Господи Иисусе, Мэрилин, не начинай». И быстро потащил ее из зала».

Элизабет Тэйлор, которая случайно оказалась рядом с репортером, наблюдала эту сцену. Позже она повернулась к фотожурналисту и сказала: «Мэрилин не надо пить, если она не может удержать выпивку внутри. Я-то умею сдерживаться», — добавила она доверительно. Сказав это, Элизабет сверкнула своими всем известными фиолетовыми глазами и выплеснула мартини. Однако когда она заметила, что репортер записал ее комментарий в свой блокнот, она выхватила ручку у него из руки, игриво взъерошила ему волосы и сказала: «Это было сказано строго не для печати, парень».