Главная / Публикации / Р. Тараборелли. «Мэрилин Монро: тайная жизнь самой известной женщины в мире»

Делла — бабушка Нормы Джин

По стандартам 1925 года, сорокадевятилетняя Делла Монро была, конечно, небогатой женщиной, но она все еще стремилась выглядеть экстравагантно. Не имея возможности купить действительно дорогие вещи в магазинах, она выискивала распродажи везде, где только могла, даже там, где ее не очень-то привечали. Спускаясь в подвальное помещение при церкви Хауторн Комьюнити, она, должно быть, слышала осуждающий шепоток тех, кто не использует слово «элегантность», описывая ее подержанный мех и украшения.

В молодости Делла была эффектной, привлекательной женщиной. В то время у нее была длинная густая грива крупных темных локонов, обрамляющих почти постоянно улыбающееся лицо с ошеломляющими сине-зелеными глазами. Она была привлекательна и полна жизни. Однако время было к ней безжалостно. Ее кожа, когда-то фарфорово-белая и гладкая, обвисла, пропал румянец. Теперь она выглядела неопрятно, волосы истончились и стали напоминать мотки проволоки, которые, казалось, были прилеплены к ее голове. Деллу так сильно изменило не только естественное старение. Когда-то она была общительной, быстрой, остроумной, с яркой индивидуальностью. Губы, покрашенные ярко-красной помадой, постоянно улыбались. Однако через какое-то время ее глаза потухли. С годами она стала отдаляться от людей. Было похоже, как будто между окружающим миром и жизнью Деллы Монро постепенно воздвигалась стена. Каждый, с кем она была знакома, замечал эти постепенные изменения, но никто не знал, что с этим делать. Все началось с рождения детей.

«Я слышал, что она впала в глубокую депрессию после рождения детей, — вспоминала Луиза Адаме. Мать Луизы работала секретарем у преподобного Чарльза Льюиса, пастора церкви Хауторн Комьюнити. — Моя мать говорила, что она [Делла] могла закатить истерику по поводу упавшего гривенника, а раньше она не была особенно плаксивым человеком. Затем с ней все было отлично. Но несколько дней спустя она могла снова начать рыдать без видимой причины и плакала и кричала в течение многих дней. Затем снова все было в порядке. Она не ела и сильно худела. Она не могла спать. Никто не знал, что с ней творится, но никто ничего не мог для нее сделать, можно было только волноваться об этом и надеяться на лучшее».

Возможно, конечно, что Делла Монро страдала от послеродовой депрессии. В начале XX века современные акушерские процедуры только-только начали развиваться, и такие симптомы, какие наблюдались у Деллы, часто игнорировались или просто приписывались «послеродовой грусти». К ним не относились с должной серьезностью. Однако то, что случилось с ней после ее беременностей, было только предвестником того, что произошло потом. Конечно, никто не знает наверняка, но семейные предания гласят, что беременности Деллы запустили у нее психическое заболевание, от которого она так полностью и не излечилась.

Время, однако, не смогло украсть у Деллы воспоминания о ее буйной молодости. В то время она нередко так притягивала мужские взгляды, что ее подруги ощущали их как угрозу для себя, так что особенно близких подруг у нее не было. Поэтому, когда она хотела завести приятельские отношения, обычно она находила их в мужской компании. И действительно, в начале жизни Делла могла спокойно распивать крепкие напитки с мужчиной, нередко не заводя с ним никаких романтических отношений. Она была «своим парнем» в местном баре и провела там много приятных часов, что приводило ко множеству интрижек с тамошними завсегдатаями и, конечно, к неизбежным сплетням среди женщин, наблюдавших за ее поведением.

Теперь ее молодость прошла, и Делла жила в своем доме на Восточной Род-Айлендской улице в Хауторне с мужчиной по имени Чарльз Грэйнджер. Она утверждала, что они были мужем и женой, но никто никогда не видел их свидетельства о браке и при этом никто не верил, что они когда-либо были хотя бы обручены. Затем он отправился в командировку в Индию, и кое-кто задавался вопросом, вернется ли он когда-нибудь. Хотя ее желание привлекать мужское внимание несколько поутихло, стремление Деллы одеваться согласно своему представлению о стильности осталось прежним — этим и объяснялось ее посещение церкви в тот день в октябре 1925 года, когда она повстречала свою соседку и подругу, тридцативосьмилетнюю Иду Болендер.

Само собой разумеется, жизнь Деллы сильно отличалась от жизни Иды. Делла всегда была свободолюбивой натурой, ей нравился стиль жизни, который в начале XX века считался аморальным, тогда как личность Иды всегда была зажата в жестких рамках религиозных правил. Если бы Ида знала о некоторых эпизодах из прошлой жизни Деллы, она наверняка не захотела бы дышать с нею одним воздухом. Как бы то ни было, между этими двумя женщинами, жившими напротив друг друга в Хауторне, возникла необычная связь. Делла нуждалась в постоянном притоке в свой гардероб различных ярких предметов одежды и безделушек, которые она находила на распродаже Иды. Через какое-то время Ида даже научилась оставлять ей наиболее безвкусные из демонстрируемых товаров — одежду и другие вещи, которые больше никто и не думал купить. Она отлично знала, что Делла с жадностью набросится даже на эти отвратительные предметы.

Будучи «дилером-стилистом» Деллы, Ида выручила для церкви приличную сумму денег и, возможно, даже немного для себя. В конце концов Ида даже приглашала Деллу к себе домой, чтобы та могла делать покупки, не ожидая следующей распродажи. Во время одного из таких визитов в октябре 1925 года Делла отметила, как хорошо себя ведут два приемных ребенка, воспитанием которых занималась Ида, а затем упомянула, что ее собственная дочь, двадцатипятилетняя Глэдис Бейкер, беременна третьим ребенком. Беременность создает настоящую проблему, объяснила она, поскольку Глэдис не замужем. Глэдис пыталась сделать карьеру в Голливуде, рассказывала Делла, и работает монтажером в Консолидейтед Студиос. На самом деле, сказала Делла, она отдает дочери часть одежды, которую покупает у Иды. Она хотела скрасить жизнь своей дочери, сказала она, потому что та никогда не станет прежней после того, как осталась без первых двух детей, которых выносила. Обоих теперь воспитывали ее бывший муж и его новая жена. После их потери, призналась Делла, Глэдис стала сильно пить.

Когда это случилось, Делла готовилась ехать к своему мужу, Чарльзу, в Индию, куда он был направлен нефтяной компанией, где он работал. Она собиралась уехать в декабре. Однако он не особенно стремился увидеть ее. В присланной ей открытке он написал, что, по его мнению, поездка будет для нее «слишком тяжелой» и что, возможно, ей придется «остаться дома на неопределенно долгое время». Однако Делла уже все решила. Она сказала Иде, что беспокоится по поводу Глэдис и ее нового ребенка. «Я не собираюсь ошиваться здесь и следить, чтобы все прошло гладко», — объяснила она. Ида ответила: «Возможно, вам стоит остаться, пока не убедитесь, что все в порядке?» Делла подумала немного и решительно заявила: «Нет, я так не думаю».

Во время этой беседы Ида очень обеспокоилась не столько о том, что могло бы случиться с Глэдис, но скорее о будущем ребенка, которого та вынашивала. Для Иды было ясно, что при воспитании нового ребенка проблемы возникнут не только в рабочем графике Глэдис и ее жизни в обществе. Существовали и некоторые этические проблемы. Вставал вопрос об отце ребенка Глэдис. Делла сказала, что ее дочь не знает, кто является отцом ребенка — на эту роль можно было выбрать любого из очень многих мужчин. Эта ситуация была для Иды более чем просто неприятной — она была непристойной. На ее взгляд, ни Глэдис — на основании того, что она слышала, ни Делла — на основании того, что она видела, — не следовали, как она выразилась, «путем Господа».

Ида расспросила Деллу о том, как именно Глэдис планирует растить ребенка, особенно если Делле придется уехать из страны. Пойдет ли все в соответствии с Господним планом? Решили ли они, в какую школу пойдет ребенок? Сможет ли она подать ребенку хороший пример? По мнению Иды, это была крайне нестабильная ситуация. Все было очень ненадежно, так как Глэдис даже не была замужем. «И в этой ситуации, ей, конечно, нельзя разрешить оставить этого ребенка у себя», — сказала Ида.

«А вы, Делла? — спросила Ида со слабой улыбкой. — Знаете, вы тоже не самая домовитая женщина».

Делла — согласно позднейшим воспоминаниям, — казалось, не могла понять, к чему клонит Ида. Тем не менее она, должно быть, понимала, что Ида ссылалась на ее непредсказуемые колебания настроения и особенно на то, что в последнее время за ней кто-то следил. «Когда я покидаю дом, я знаю, что за мной наблюдают, — нередко говорила она Иде. — Пока они знают, что я это знаю, я чувствую себя отлично. Однако я никогда не подводила свою охрану. Я не такая глупая женщина». Такая паранойя стала у Деллы навязчивой темой. Она говорила об этом настолько часто, что ее друзья даже начали пропускать эти слова мимо ушей, даже если находили это весьма огорчительным.

«Если Глэдис не сможет вырастить этого ребенка, — искренне сказала ей Ида, — то я не думаю, что вам это окажется под силу».

«Неважно, — ответила ей Делла, — потому что я уезжаю в Индию и не собираюсь сюда возвращаться».

Всего этого Ида понять не могла. Она была на двенадцать лет моложе Деллы, но именно Делла выглядела рядом с ней незрелой. По крайней мере, Ида не могла себе представить, как эта женщина могла уехать из страны, когда у ее ребенка были неприятности. Кроме того, она не могла понять, как мать могла позволить своей дочери оказаться в столь затруднительном положении. «Вы должны подумать об этом, — сказала Делле Ида. — Мы с вами должны обсудить это. Мы обе матери. Мы-то знаем, что правильно».

В последующие за этим дни Ида непрерывно пыталась убедить Деллу в серьезности стоящей перед ней задачи, в том, что эти события могут привести к совершенно неожиданным обстоятельствам, которые изменят жизнь всех, кто так или иначе был к ним причастен. Без сомнения, именно благодаря стараниям Иды вскоре наступил день, когда Делла смогла убедить Глэдис, что она не должна быть главным опекуном ребенка, которого она вынашивала. Прежде всего, не следовало отрицать, что она была женщиной, которую манила ночная жизнь и которая никогда не отвечала «нет» на ее зов. Кроме того, у нее были и некоторые другие... проблемы. Действительно, кто-то преследовал и Глэдис. Возможно, это был тот же самый человек, который преследовал Деллу? Мать и дочь понимали страхи друг друга, потому что они были одинаковыми и у той, и у другой.

В конечном счете Делла Монро убедила дочь, Глэдис Бейкер, что, когда она родит ребенка, она должна «временно» передать его на попечение очень религиозной и убежденной в своей правоте женщины, которая живет поблизости, — Иде Болендер.