Главная / Публикации / М. Шнайдер. «Последний сеанс Мэрилин. Записки личного психоаналитика»

Санта-Моника, Франклин-стрит, апрель 1962 года

За фильм «Что-то должно рухнуть» Мэрилин должна была получить 100 000 долларов, то есть треть суммы, причитавшейся Дину Мартину, который играл роль ее вероломного мужа. Дин всегда очень хорошо относился к Мэрилин, но она казалась ему потерянной, как никогда. Синатра собирался с ней порвать: в январе он обручился с Джульет Праус. Когда Питер Лоуфорд представил Мэрилин Роберту Кеннеди, Синатра обрадовался, что министр юстиции, борец против мафии и защитник репутации своего брата, в свою очередь подпадет под очарование одной из его бывших любовниц. А Мэрилин со своей стороны не могла противиться обаянию братьев Кеннеди. Теперь настало время младшего брата, Бобби. Они переспали тайно, неловко — генеральный прокурор и платиноволосая богиня. Дин Мартин, хоть и был другом и партнером Синатры, слишком любил Мэрилин, чтобы предоставить ей возможность самостоятельно разбираться с братьями и их политическим или мафиозным окружением. Он переживал за нее; кроме того, своей ролью он был обязан Мэрилин: Дина выбрали по ее настоянию.

— Какой завтра день? — спросила Мэрилин, еще стоя в дверях у Гринсона.

— Девятое апреля, — ответил психоаналитик.

День начала съемок. Как первый день учебного года. Страшное событие, от которого можно спастись, только притворяясь мертвой или дурочкой. Мэрилин снова должна была явиться в студию и к тому же работать под руководством Кьюкора, который ненавидел ее с тех пор, как ее недомогания и прогулы чуть не превратили в фиаско фильм «Давай займемся любовью».

— Не в том дело, что он не любит женщин, — рассерженно объясняла Мэрилин Гринсону, — каждый может спать, с кем хочет. Он их ненавидит. Настолько, что даже камеру не может на них направить. Он и не пытается понять, о чем они думают, чего им хочется. Нет, он так и ждет, чтобы они упали, чтобы тушь и пудра превратились от слез в уродливые потеки. Знаете, он настоял на том, чтобы устроить съемочную площадку «Что-то должно рухнуть» у себя дома; это о многом говорит. Он все внимание посвящает своей прекрасной мебели, своему бассейну, своему роскошному дому. Знаете, чем он занимается по вечерам у бассейна со своими миньонами? Я знаю, потому что один мой друг, голубой, входит в его кружок. Он устраивает конкурс поддельных Мэрилин. Они наряжаются, подражают моей походке, моему голосу глупой и порочной девочки. Не беспокойтесь, дорогой доктор, вас он тоже не любит. Когда его спрашивают, в состоянии ли я сниматься, он отвечает: «Понятия не имею, спросите у ее психиатра».

Гринсон слушал, размышляя, действительно ли она отвергает этот фильм и этого режиссера или же играет роль дурочки-блондинки, которую ей предстоит воплотить снова, после трагической роли в ее последнем фильме «Неприкаянные».

— Я встречался с Кьюкором. У меня не сложилось впечатления, что он меня не любит. Он даже попросил меня помочь вам нормально сыграть роль. Он не питает к вам ненависти.

— Да неужели? Один журналист спросил его, что он обо мне думает. Он ответил, что я такая нервная, что со мной невозможно снять два дубля подряд, а о причинах надо спросить у моего психиатра. Так вот, господин Кьюкор, я и правда не знаю, с чем, а главное, с кем мне согласовываться в разные моменты съемок. Нет, я не одна и та же в разных дублях, потому что я чувствую с собой не единство, а разобщенность, причем всегда. И еще от меня требуют самой решать, какой мне быть в следующую минуту.

Через некоторое время она глубоко вздохнула, переводя дыхание:

— Но сценарий мне нравится. После кораблекрушения женщина оказывается на тропическом острове с красивым мужчиной. На ее родине сообщают, что она погибла; ее муж женится на другой. Женщина, чудесным образом спасшаяся, возвращается, требуя обратно своего мужа. Ее дети ее не узнают. Она выдает себя за няню. Ее муж страдает, но вторая жена держит его под каблуком...

Гринсон перебил ее:

— Я знаю. Я читал сценарий и знаю фильм, по которому будет снят этот римейк — «Моя любимая жена». Почему вы не можете играть Эллен? Вам не нравится, что вас не признают как личность, что сцены с вашим участием вырезают, что вашим образом пользуются?

— Вы ничего не понимаете. Вы сами как-то раз подчеркивали, что мужчины, которые оказали на меня самое большое влияние, были фотографами: Андре де Динс, Мильтон Грин, а теперь Джордж Баррис, с которым я недавно возобновила отношения. Мужчины взгляда. Но увидеть — еще не значит узнать. Я хочу, чтобы меня видели, видели все время, под всеми углами, всеми глазами, всеми взглядами, глазами мужчин и глазами женщин, — но это для того, чтобы меня не знали.

— Но почему вы так боитесь сниматься в фильме и так хотите фотографироваться?

Мэрилин замолчала. Когда она чувствовала, что погружается в глубину, когда она видела приближение смерти и знала, что никто не возьмет ее за руку, чтобы перевести через дорогу и проводить ее в школу в первый день занятий, она знала только одно спасение: сфотографироваться, найти себя в образе. Образ — это волшебство, а слово — страдание. «Мне трудно даются съемки в фильмах, но не фотосессии», — говорила она Мильтону Грину, когда они еще жили вместе в Уэстоне, Коннектикут.

— Я задал вам вопрос, — напомнил психоаналитик.

Мэрилин продолжила вслух:

— Я пугаюсь, когда мне надо говорить, играть сцены, произносить написанные слова перед мертвым глазом камеры. На фотосессиях меня снимают, в меня стреляют, щелкая затвором, — это ведь то самое слово: «стрелять». Говорят «снять сцену», «снять план» — это все равно что выстрелить из ружья. Но без единого слова — не так, как в говорящем кино. Мне больше нравятся такие мужчины, которые берут свое и дают мне мое без красивых фраз и без лишних вопросов. Кстати, знаете что? Что удерживает меня на съемочной площадке и позволяет мне играть? Это тоже называется «shot» (укол). Начиная со съемок фильма «Семь лет на размышление». Ли Зейгель, врач «Фокс», делает мне уколы своим волшебным шприцем. «Давай еще. Ли! Сделай мне прививку молодости».

И Мэрилин ушла.

Начало съемок «Что-то должно рухнуть» стало кошмаром. Первый день съемок был перенесен на 23 апреля, и Мэрилин воспользовалась этим, чтобы слетать в Нью-Йорк, где она присутствовала на ужине в честь Дж. Ф. Кеннеди в пентхаузе на Парк-авеню. Она явилась на этот прием после десяти часов вечера, сияя бледностью, — принцесса-Золушка, потухающие уголья, подернувшиеся золой. Непринужденно подойдя к президенту, она приветствовала его: «Привет, през!» Он обернулся, улыбнулся ей и ответил: «Привет! Подойди, я хочу представить тебе кое-кого». Потом они исчезли.

Прежде чем вернуться в Голливуд, Мэрилин зашла навестить Ли Страсберга. Они разговаривали о готовящемся фильме, обсуждая одну сцену за другой, несколько дней подряд. Когда она вернулась в Лос-Анджелес, ее ждал сюрприз. Сценарий Наннели Джонсона, который она выучила и отрепетировала, был полностью переписан Джорджем Кьюкором и сценаристом Уолтером Бернштейном.

Вечером 22 апреля, в воскресенье, выходя с сеанса Гринсона, Мэрилин в состоянии сильной паники поехала на Хермоза Бич, что на юге Лос-Анджелеса. Там она вытащила из постели свою старую парикмахершу Перл Портерфилд, чтобы та покрасила и причесала ей волосы для завтрашних утренних съемок. Когда-то Перл делала прически звездам немого кино; именно она укладывала шелковистые светлые волны волос Мэй Уэст. Как всегда, Мэрилин также обесцветила волосы на лобке. Съемки начались без нее. Она не могла встать с постели целую неделю и не общалась ни с кем, если не считать ежедневных посещений психоаналитика. Сид Черисс, игравшая в фильме вторую жену Дина Мартина, советовалась со своим психоаналитиком, чтобы понять, что творится с мужем. Тридцатого апреля, вопреки рекомендации своего врача, Мэрилин пришла в студию и снималась примерно восемьдесят минут, после чего впала в истерику в своей гримерной, и ее пришлось отвезти домой. Она была вынуждена вновь просидеть дома с 5 по 11 мая.

Пока она старалась оправиться, Кьюкор был вынужден снимать те сцены, в которых она не появлялась. Дирекцию «Фокс» охватил страх. В то же время студия снимала в Европе «Клеопатру» под руководством Манкевича — фильм с чудовищным бюджетом, поглощавший миллионы долларов.

С такими проблемами сразу на двух съемочных площадках студии угрожало банкротство. Гринсон гарантировал, что Мэрилин будет приходить на съемочную площадку каждый вечер и фильм будет закончен к назначенной дате. Он не предусмотрел, что она может физически заболеть. Служащие «Фокс» регулярно звонили психиатру, чтобы напомнить ему об обязательствах и попытаться объяснить, почему звезда желает банкротства студии. Действительно ли она больна? Возможно, она занимается саботажем, потому что ей недостаточно платят? У нее депрессия? Она принимает наркотики? Гринсон пытался их успокоить.