Главная / Публикации / А. Бревер. «Неприкаянная. Жизнь Мэрилин Монро»

Август 1957-го: Пятьдесят седьмая Восточная улица, 444, Нью-Йорк

Он говорит, что думает о своем рассказе «Неприкаянные», том самом, который написал в невадской пустыне. Они сидят на диване в нью-йоркской квартире. Мэрилин прижимает к животу подушку. Врачи уверяли, что лекарства снимут любую возможную боль. А если она что-то и почувствует, то это только лишь воображаемые симптомы. Объяснения вроде бы логичные, но все равно ощущение такое, будто матку режут ножом. Она смотрит на горящую свечу. Ей кажется — в комнате пахнет чем-то горелым. Но нет, это только обугленная спичка, которую она уронила, подумав, что пламя обожжет пальцы.

Рассказ, говорит он, это своего рода отклик, попытка найти значение в окружающем его пейзаже и людях. Он вспоминает озеро Пирамиды, почти мираж посреди лунного ландшафта. Потом были Рино и отель «Mapes», зал клуба «Nevada» с колышущимся в воздухе свежим дымом и журчанием льющейся выпивки, выстроившимися вдоль стены высокими, по грудь, музыкальными автоматами, путь к которым преграждали мужчины, чьи пиджаки висели на спинках стульев, и женщины в блузках-безрукавках, беззаботно и молчаливо тянущие рукоятки автоматов, — унылая сцена, странным образом диссонирующая с яркими узорами ковра и бархатными обоями эпохи салунов...

Он протягивает к ней руку. Она по-прежнему прижимает к животу подушку, но кладет ноги ему на колени.

Артур все говорит и говорит. Говорит, что в первую очередь ему надо было выписать людей. Изувеченных стариков-наездников, ни на что уже не годных и живущих в заброшенных серебряных шахтах, выпрашивающих голливудские журналы с голливудскими киношными ковбоями на обложке и не желающих признавать, что настоящими-то были именно они; трудяг с ранчо, пытающихся найти место в модернизирующемся мире и отказывающихся работать за зарплату — только за жалованье; свежих, шестинедельных разведенцах, приезжающих незнамо зачем и проживающих жизнь в ожидании чего-то лучшего, что должно быть где-то рядом, за углом. Люди отчаянно пытались встроиться в это место, но обнаруживали, что еще больше отчуждаются.

— Немножко похоже на Голливуд, — говорит она.

— Немножко.

Она знает — он ведет к чему-то, и надеется, что он промолчит об операции. В конце концов, вряд ли это можно назвать выкидышем, поскольку у нее почти сразу же диагностировали трубочную внематочную беременность. С тех пор она не сказала ему об этом ни слова, а он, должно быть, когда чувствует, что она думает об этом, отводит глаза. Большую часть времени он проводит у себя в студии, а когда выходит, они говорят о пустяках, держатся на поверхности, как будто так может продолжаться вечно. Такая вот правильная пара Иисусов.

Артур говорит, что переделывает «Неприкаянных» в сценарий и при этом держит в уме ее. После того как рассказ напечатали в «Esquire», уже несколько человек сказали ему, что видят Мэрилин в роли Розлин. Ее это вполне устраивает. Идеальная роль, чтобы освободиться от навязанного ей типажа, продемонстрировать внутренний мир и сломать образ легкомысленной блондинки, в котором люди хотели бы видеть ее и дальше.

И потом, позже, думая о том вечере, она не вспомнит ни искренности, звучавшей в его голосе, слегка дрожавшем, будто он делал некий подарок, в котором и сам не был уверен, ни напряжения в шейных мышцах, выдававших то усилие, которого ему стоило не отвернуться. Зато она вспомнит паука в углу стены, напротив которой они сидели, как они одновременно заметили движение; вспомнит, как Артур достал салфетку из коробки на краю стола, как ее ноги соскользнули на пол, когда он поднялся, как он подошел к углу, привстал на цыпочках и накрыл паука смятой салфеткой, как собрался было раздавить его, но вместо этого взял и остановился в нерешительности посредине комнаты, глядя на нее, и не зная, что делать с этим пауком...