Главная / Публикации / А.Х. Бонд. «Мэрилин Монро. Психоанализ ослепительной блондинки»

10 февраля 1959 г.

— Гиффены тоже переехали, — Мэрилин начала свой рассказ о жизни с того места, где мы прервались, — а моим официальным опекуном была назначена лучшая подруга Глэдис, Грейс МакКи, которая и взяла на себя заботу обо мне. Помню, как я подслушала разговор между Грейс и ее подругой, которая пыталась убедить ее не брать меня. Она сказала, что я буду душевнобольной, как моя мать, и Грейс придется нести ответственность за меня всю жизнь. Я лежала в кровати и, дрожа в темноте, слушала их разговор. У меня не было понятия о том, что значит «душевнобольная», но не вызывало сомнений, что это что-то нехорошее. К счастью, Грейс не послушала свою подругу, подала необходимые документы и оформила опекунство надо мной.

Она быстро стала важной фигурой в моей жизни. Ей было около тридцати девяти, и она уже дважды успела развестись. Миниатюрная женщина, ростом не более метра пятидесяти, как моя мать. Они часто носили одежду друг друга. Иногда, глядя на нее со спины, я не могла сказать, за кем из них я иду следом. И некоторое время спустя это стало не важно.

Грейс не могла иметь детей, поэтому моя мать поддерживала ее в решении взять опекунство надо мной. Грейс обладала определенным магнетизмом, и когда она входила в комнату, все взгляды устремлялись на нее. Когда я стала звездой, люди говорили обо мне то же самое. Может быть, я научилась это делать, копируя ее. Она не была красивой женщиной, но ее жизнерадостность и очарование создавали впечатление красоты. Это хорошо видно на фотографиях. У нее были каштановые волосы, но она красилась перекисью в блондинку. Звучит знакомо? И вы не поверите, доктор. Она всегда хотела быть актрисой, но так и не решилась попробовать. Угадайте, кто это сделал за нее?

Грейс и Глэдис любили повеселиться в бурные двадцатые, у них было много мужчин, которые доставали для них нелегальную выпивку. В общем, их нельзя было назвать лучшим примером для молодой девушки во всех отношениях.

Они были очень близкими подругами, а после смерти матери Глэдис больше не на кого было опереться, кроме Грейс, которая всегда заботилась о других. Так что эти две женщины нашли друг друга. Когда они ходили по магазинам, именно Грейс выбирала одежду для них обеих. Грейс не раздражали ошибки Глэдис в грамматике, и она поправляла ее в присутствии их друзей. Похоже, моя мать не возражала. Грейс любила давать советы, и Глэдис была счастлива, что Грейс беспокоится о ней.

Это было время глубокой экономической депрессии, и, несмотря на нехватку денег, Грейс оптимистично верила, что их будущее с каждым днем будет становиться лучше и лучше. Она очень любила меня, и люди, которые знали нас тогда, не раз говорили мне об этом, — продолжала свои воспоминания Мэрилин. — Она всегда старалась поддержать и воодушевить меня. Как и моя мать, Грейс поощряла мои фантазии стать великой кинозвездой. Когда я тосковала по Глэдис, Грейс говорила:

— Твоей маме пришлось уехать, Норма Джин, и она долго не сможет вернуться.

Если я продолжала грустить, она добавляла:

— Не унывай, милая. Я всегда с тобой. Ты будешь очень красивой, когда вырастешь, и станешь самой известной женщиной, великой звездой киноэкрана, такой же, как Джин Харлоу.

Грейс была в восторге от Джин Харлоу, платиновой блондинки, суперзвезды, поэтому естественно, что эта актриса стала и моим кумиром тоже.

Грейс на самом деле была моей первой учительницей. Она точно знала, какой она хотела бы меня видеть, и руководила собственной школой красоты для меня — своей единственной ученицы. Она научила меня смотреть людям прямо в глаза во время разговора, быть вежливой, говорить, четко произнося слова, и как правильно сделать реверанс, в случае если я когда-нибудь встречу королеву Англии. Встретив ее годы спустя и сделав очень правильный поклон, я почувствовала большую благодарность Грейс за то, что не плюхнулась там на задницу.

Грейс всем говорила, что она верит, что я стану великой кинозвездой:

— В ней что-то есть. Я это чувствую.

Я думаю, она ощущала во мне то, что сегодня называется «X-фактором», некое неописуемое качество, которое приводит к славе. Многие люди использовали этот термин в отношении ко мне после того, как Грейс впервые применила его. Я не знаю, имела ли Грейс пророческий дар или ей просто хотелось в это верить, потому что она сама всю жизнь мечтала стать актрисой.

Но я так часто слышала это от нее, что поверила сама, — сказала Мэрилин, — по вечерам я отправлялась в кровать и, посасывая палец, мечтала стать второй Джин Харлоу. «У меня даже имя такое же, — думала я. — Разве это не лучше доказательство того, что Бог хочет, чтобы я стала кинозвездой?»

Я улыбнулась и подумала, что и Мэрилин, и Грейс были склонны тогда выдавать желаемое за действительное.

— Примерно в то же время мне приснился сон, который, как мне казалось, подтверждал нашу веру в мое светлое будущее, — сказала Мэрилин, как будто подслушав мои мысли. — Я называю его «Ослепительно сияющая мечта». Во сне я услышала, как кто-то постучал в дверь Грейс. Открыв ее, я увидела настолько яркий ослепительный свет, что едва могла рассмотреть того, кто стоит на пороге. Я прикрыла рукой глаза и, глядя сквозь пальцы, узнала Джину Харлоу. Она сказала:

— Поздравляю, Норма Джин. Ты будешь великой звездой, такой же, как я.

— Спасибо, Джин, — сказала я скромно, — я знаю, что вы правы.

Я рассказала тете Грейс свой сон, и она воскликнула:

— Да, да, Норма Джин! Твой сон — это божественное послание. Я всегда знала это! Джин Харлоу спустилась с небес, чтобы сообщить тебе истину.

Мне оставалось только надеяться, что Джин Харлоу знала, о чем говорила.

На моем лбу выступила испарина, когда я услышала рассказанный Мэрилин сон. Несмотря на отсутствие научных доказательств этого явления, я всегда подозревала, что некоторые люди имеют дар предвидения. Какой невероятный, пророческий сон приснился Норме Джин! Я ничего не могу сказать о Джин Харлоу, но подсознание Мэрилин явно оказалось более осведомленным, чем ее сознание.

— Тем не менее мир вокруг меня часто казался мрачным и безнадежным, — продолжала Мэрилин, — мне приходилось притворяться счастливой, чтобы отвлечься от печальных мыслей. Я все время тосковала по маме и понимала, что это не мой настоящий дом и в любой момент все может измениться. Как-то Глэдис выпустили на один день из больницы. Встретившись со мной, она не выразила ни особых эмоций, ни интереса. Грейс угощала нас обедом в кафе, и

Глэдис все время говорила о том, что ей не нравится еда.

— В больнице лучше кормят, — угрюмо сказала она.

Тогда я попыталась привлечь ее внимание и сказала:

— Мама, когда-нибудь я стану великой кинозвездой, и ты будешь гордиться мной.

Она только посмотрела на меня холодными, как сталь, глазами и вернулась к своему гамбургеру. Я никогда не чувствовала себя так плохо, даже у приемных родителей, и с трудом смогла закончить мой обед, хотя это были мои любимые блюда — превосходный гамбургер и молочный коктейль.

Немногое в моей жизни доставляло мне удовольствие, поэтому я любила придумывать что-нибудь хорошее. Фантазии о том, как Кларк Гейбл проникает в дом через трубу, подобно Санта-Клаусу, чтобы забрать свою давно потерянную дочь, поддерживали меня бесконечными унылыми ночами и успокаивали тоску по отсутствующей матери.

Если подумать, разве это не то, чем я занимаюсь до сих пор? Может быть, в конце концов, было и что-то хорошее во всех моих мечтаниях, — сказала она проникновенно, — разве не фантазии подготовили меня к моей актерской карьере, где в каждой роли нужно притворяться кем-то еще?