Главная / Публикации / А.Х. Бонд. «Мэрилин Монро. Психоанализ ослепительной блондинки»

3 февраля 1959 г.

Мэрилин действительно записалась на другой сеанс на следующий день и сразу же продолжила рассказ о своей матери с того места, где остановилась в прошлый раз:

— Через две недели после моего рождения в благотворительной палате моя дорогая мама, Глэдис Перл Бейкер Мортенсон, не смогла убедить свою мать взять внучку на попечение и передала меня в приемную семью.

Я ахнула, питая надежду, что она не услышала меня. Брошена в двухнедельном возрасте! У бедного ребенка никогда не было шанса.

— Я была ошибкой. Моей матери ребенок был не нужен. До сих пор каждый д-д-день я м-м-мечтаю, чтобы она любила меня. Я не шутила, сказав, что моя мать сумасшедшая. Когда мне исполнилось семь лет, ей поставили диагноз «параноидальная шизофрения» и поместили в государственную психиатрическую больницу, где она провела большую часть своей жизни. На самом деле она и сейчас находится там.

Мэрилин, возможно, услышала мое невольное восклицание, потому что она добавила:

— Но она не отказалась от меня совсем. До того как ее забрали в институт, она приходила и проводила со мной выходные в приемной семье, водила меня на пляж или в кинотеатр. Мы обе любили кино. Хотя мне неприятно вспоминать об этом, когда я была маленькой, я с нетерпением ждала ее. Чего еще может хотеть сирота? Я отчаянно ждала ее каждую неделю.

Глэдис всегда говорила, что собирается купить нам дом, где мы будем жить, как все другие семьи. Прошли годы, и я осознала, что мы никогда не будем вместе. И я перестала ждать ее. Что хорошего могли принести ее визиты, если она никогда не собиралась быть мне матерью? Мне становилось только хуже, когда она уходила. Кажется, именно тогда я поняла, что она была лгуньей, и разлюбила ее. С тех пор я не верила никому. Тогда я решила, что, если у меня когда-нибудь будет маленькая дочка, я всегда буду говорить ей правду, независимо от того, насколько это тяжело. Я могу принять все, если это правда.

Один из сотрудников рекламного отдела киностудии «Двадцатый век Фокс» сказал, что он никогда не слышал, чтобы я лгала. Меня это порадовало, потому что если я не я, то кто я? Но моя репутация искреннего человека иногда приносит мне неприятности. Когда я расстраиваю кого-то, высказывая честно свои мысли, а потом пытаюсь сгладить ситуацию, они думают, что я лицемерю. Мне приписывают слова о том, что мне не нравится давать интервью журналистам-женщинам. Но я никогда не говорила ничего подобного. Возможно, я делала глупости, но я не глупая. На самом деле я действительно говорила, что я предпочитаю мужчин-репортеров, потому, что мне интереснее с ними общаться.

К счастью или к сожалению, у меня есть своего рода упрямство. В интервью мне не хочется всем репортерам говорить одно и то же. Я хочу каждому из них рассказать что-то новое, чтобы мои поклонники не чувствовали себя обманутыми и не думали: «А, я знаю это! Зачем она повторяет то же самое снова и снова?»

Кроме того, я никогда не позволю опубликовать в журнале о кино статью, утверждающую, что она написана Мэрилин Монро. Дело в том, что когда я была маленькой девочкой, я фанатично изучала такие журналы, и часто мое поведение зависело от слов, произнесенных кинозвездами. Но, оказывается, редакторы меняют многое из сказанного в интервью. Я не хочу каким-либо образом влиять на молодых девушек, если не могу быть уверена, что написано действительно то, что я говорила.

То же самое относится к мнению, что я забавная. Люди считают, что у меня отличное чувство юмора. Они не понимают, что я просто говорю правду. Джордж Бернард Шоу сформулировал эту мысль лучше: «Мой способ шутить состоит в том, чтобы говорить правду. Это — самая забавная шутка в мире».

Она была права. Мысленно перебирая ее опубликованные интервью, я понимаю, что все они представляют собой просто невинный способ говорить правду. Например, один журналист спросил ее:

— Что вы надеваете, когда ложитесь спать?

Она ответила:

— Шанель номер пять.

Всему миру известно, что Мэрилин Монро спит обнаженной.

Когда я взглянула на часы, я сообразила, что час давно прошел. Это было весьма необычно для меня. Пациенты говорили, что по времени начала и окончания моих сеансов можно выставлять часы. Но я была так очарована рассказом Мэрилин, что потеряла счет времени. Надо быть внимательнее, подумала я. Психоаналитик должен быть объективным всегда!

Я поднялась и сказала:

— Время прерваться.

Она оставалась неподвижной несколько долгих мгновений с растерянным выражением на лице. Затем самая прекрасная женщина в мире молча встала и надела на голову свой старомодный платок. Я вновь стала свидетелем удивительного превращения. Как будто свет внутри нее неожиданно погас. И неприметная маленькая женщина, которую я впервые увидела в приемной, молча скрылась за дверью.