Главная / Публикации / А.Х. Бонд. «Мэрилин Монро. Психоанализ ослепительной блондинки»

2 февраля 1959 г.

В обычный зимний день 1959 года моя секретарша Ривка Рубен сообщила, что внесла в мое расписание вводный сеанс с новой пациенткой, ожидавшей в приемной. Ривка рассказывала мне об этом со странным выражением лица, какого я никогда не видела у нее прежде.

Заинтригованная, я поинтересовалась:

— Какое впечатление эта женщина произвела на вас, Ривка?

Помедлив с минуту, она ответила:

— Признаться, я не заметила в ней чего-то особенного. Ее зовут Норма Джин Мортенсон. Это застенчивая миниатюрная женщина, без макияжа, в безвкусном старомодном платке на голове. На самом деле «безвкусица» это подходящее слово для ее описания. Она не похожа на тех элегантных пациентов, которых вы привыкли видеть.

«Прекрасно, — подумала я, — меня утомили гламурные дамы из Верхнего Ист-Сайда, основной проблемой которых являлся выбор дизайнера интерьера для очередного ремонта дома. Может быть, эта пациентка внесет некоторое разнообразие».

Поблагодарив секретаршу кивком головы, я вышла в приемную и сразу поняла, что Ривка имела в виду. Маленькая женщина, сидевшая там, действительно не производила особого впечатления, и я бы не удивилась, узнав, что она чья-то служанка или няня, отправленная на терапию сострадательным работодателем.

Она увлеченно читала журнал, на обложке которого была фотография великой киноактрисы и секс-символа Мэрилин Монро.

Приблизившись, я протянула ей руку:

— Добрый день, г-жа Мортенсон. Рада с вами познакомиться.

Женщина подняла глаза, и, к моему удивлению, с ней произошла полная трансформация. Я как будто увидела превращение доктора Джекилла в мистера Хайда. Казалось, внутри нее неожиданно включился свет, как если бы под ее кожей находился радиоактивный источник. Ее образ, жесты, поведение — действительно все в ней изменилось. Она смотрела и двигалась как другой человек: ослепительный взрыв магнетизма и сексуальности, каких я не видела никогда раньше. Пальто, от которого отказалась бы даже Армия спасения, упало с ее плеч, и бабушкин платок соскользнул на пол, открывая солнечные светлые локоны, напоминавшие нити белого золота. Она буквально светилась.

Женщина вскочила и схватила мою протянутую руку.

— Ах, благодарю вас, доктор Дейл, — сказала она жизнерадостно, — я давно хотела встретиться с вами, но слишком боялась записаться на прием. Моя хорошая подруга, Паула Страсберг, сказала, что вы единственный человек в мире, который может спасти мою жизнь. О, и называйте меня Мэрилин.

Ее прекрасное лицо выражало волнение, а синие, васильковые глаза сверкали как алмазы. Узкое белое трикотажное платье подчеркивало необыкновенной красоты фигуру. Она выглядела значительно моложе тридцати трех лет, указанных в ее анкете. В этот момент я поняла, кто стоит передо мной, и увидела собственными глазами актрису, которая очаровала весь мир. Когда она сбросила свой камуфляж, никто не смог бы не узнать эти потрясающие лицо и тело.

Через мгновение ко мне вернулось самообладание, и я предложила:

— Пройдите в мой кабинет, мисс Монро, и расскажите, почему необходимо спасать вашу жизнь.

Я остановилась у двери кабинета и жестом пригласила женщину войти.

— Ах, нет, доктор, — отступив назад, сказала самая знаменитая в мире актриса, — после вас.

Последние несколько месяцев мне приходилось нелегко. Я тосковала по своему мужу, который умер в прошлом году. Он был успешным актером театра и кино, хотя главным образом прославился своими характерными ролями.

Возможно, работа с этой уникальной женщиной смягчит боль потери. А что, если она слишком обеспокоена и я не смогу ей помочь? Вдруг из-за ее красоты и известности у меня не получится быть объективной? Может быть, это самое важное, чтобы кто-то с готовностью взял на себя часть того огромного стресса, с которым потенциально готовый к самоубийству пациент обращается к врачу? Представляете себе заголовки газет? «Мэрилин Монро, пациентка психоаналитика Дарси Дейл, покончила жизнь самоубийством». Это как раз то, что нужно для моей профессиональной репутации!

Как бы то ни было, зачем мне брать проблемного пациента, когда до выхода на пенсию осталось несколько лет? Пусть другой аналитик — кто-нибудь молодой и не страдающий от тяжелых личных потерь — несет на себе всю тяжесть этой страшной ответственности. В свои лучшие дни я долго и упорно работала с очень тяжелыми пациентами и спасла немало жизней. Возможно, пришло время, чтобы немного расслабиться.

Половина моей жизни прошла в этом кабинете, и я любила в нем каждую мелочь. Глубокого орехового цвета панели были сняты с большого корабля, поднятого со дна моря. Я годами искала резную обшивку для кабинета и наконец нашла ее на аукционе Сотбис. Мой изумительный стол красного дерева был приобретен в Армии спасения в первые годы моего брака. Я потратила тридцать пять долларов на его покупку и двести — на полировку.

Мои превосходные книжные полки орехового цвета двадцать лет назад украшали стены библиофила с Парк-авеню. Сейчас на них стояли ежегодники, начиная с 1951 года до сегодняшнего дня, а также аккуратно расставленные по зеленым коробкам тома ежеквартального психоаналитического обозрения и огромные пачки психоаналитических журналов.

Мои нижние полки трещали под тяжестью публикаций, посвященных моему основному увлечению — биографии звезд кино, в том числе Кэри Грант, Ингрид Бергман, Джоан Кроуфорд, Бетт Дэвис, Марлона Брандо, Кэтрин Хепберн и Спенсера Трейси. Каждую свободную от работы минуту я уделяю своему хобби, моим многострадальным детям и написанию книг.

Есть кое-что, в чем я должна признаться. В подростковом возрасте я страстно хотела стать киноактрисой, и только многочисленные неудачные прослушивания на Бродвее заставили меня сдаться. Чтение биографий современных звезд тешило мои юношеские амбиции. Было бы интересно, подумала я, заглянуть в душу и узнать о жизни настоящей звезды кинематографа, а может быть, даже соприкоснуться с ореолом славы Мэрилин.

Окажется ли Мэрилин Монро дорогим украшением для моего любимого офиса или покончит с собой в конечном итоге, и я буду вздрагивать даже от мысли выйти за его порог?

Вот самая известная киноактриса в мире, которая собирается войти в мой кабинет из приемной. Я сомневалась. Не помешает ли моя страсть к кино лечению великой звезды? Я не могла знать, но твердо решила попробовать.

Я одернула светло-голубое шерстяное платье от Бедгдорфа, поправила ожерелье из мелкого жемчуга, подаренное мне моим покойным мужем, пригладила свои длинные каштановые волосы, собранные в низкий свободный пучок, и, как мне казалось, с королевским достоинством прошла в двойные звукоизолированные двери.

Мэрилин последовала за мной и, осмотревшись вокруг, захлопала в ладоши, как обрадованный ребенок.

— Ах, как красиво! — воскликнула она, обходя комнату и разглядывая все вокруг.

Если бы я уже не решила для себя принять ее в качестве пациентки, то определенно сделала бы это сейчас. Обычно пациенты полностью поглощены своими собственными проблемами и даже не замечают того, что их окружает. Но эта женщина знала, как добиться моего расположения.

— Как приятно находиться во врачебном кабинете, который не выглядит как морг! — продолжала она, изучая широко открытыми глазами окно-витраж.

Мне нравился мой витраж, привезенный вместе с рамой из старой деревенской церкви, которой теперь нет и в помине. Вечно поющие птицы на переплетенных ветвях, усыпанных цветами, украшали мой офис более двадцати лет. Глубокие красные, зеленые и синие оттенки напоминали мне великолепные витражи Шартра. Однажды мне сказали, что, возможно, мой витраж был изготовлен самим Тиффани¹, но я никогда не искала этому подтверждений, вероятно не желая лишиться фантазии, что я — владелица Тиффани.

В моем рабочем кабинете были и другие сокровища. Портрет, привезенный с Гаити, с изображением плачущей женщины, в темно-синих и насыщенных красных тонах, висел над кушеткой. Он был очень ценным для меня — подарок давно скончавшейся подруги.

Восточные ковры, которые я лично привезла из Китая и Индии, выдержанные в таких же ярких оттенках. Кушетка для пациентов, четвертая за мою карьеру психоаналитика, недавно обтянутая гобеленом Лоры Эшли, с винно-синим узором.

Я покачала головой. Если бы она с восхищением говорила о моей внешности, моих статьях, книгах или моей славе в сообществе психоаналитиков, я бы только отмахнулась, мне постоянно приходится слышать подобные вещи. Но она обратила внимание на единственное, что не могло меня оставить равнодушной, — мой витраж «от Тиффани». Эта женщина была неотразима.

— Спасибо вам, Мэрилин, — поблагодарила я, стараясь скрыть мое удовольствие. Ликующий взгляд ее огромных голубых глаз доказывал, что мне не удалось ее провести. — Пожалуйста, присядьте и расскажите, что привело вас сюда сегодня.

Ее лицо вытянулось, и она снова стала похожа на ту женщину, которую я недавно встретила в приемной.

— Ах, это необходимо? — спросила она с улыбкой маленькой милой девочки. — Я бы с большей охотой посмотрела на ваши прекрасные вещи и узнала, где можно приобрести такую красоту.

— Может быть, в другой раз, — ответила я.

Проигнорировав мое замечание, она продолжала ходить по комнате и остановилась перед книжными полками.

— Ой, как много книг! Можно взять что-нибудь почитать?

— Это тяжелая для понимания литература.

Ее лицо снова напряглось.

— Я просто хотела узнать, о чем эти книги. Я не окончила даже среднюю школу, хотя всегда любила поэзию.

Я поняла, что обидела и расстроила ее. «Надо быть осторожнее с этой женщиной», — подумала я.

— Нам предстоит ответственная работа. — Я использовала соответствующую профессиональную интонацию.

Она окинула взглядом мебель в комнате, выбрала кушетку и осторожно присела на нее.

— Насколько я поняла из ваших слов, ваша жизнь находится в опасности. Это правда?

Мэрилин кивнула и сидела молча так долго, что я забеспокоилась, собирается ли она отвечать вслух. Наконец она начала говорить, произнося слова так медленно, что я едва могла понять, о чем она говорила:

— Я часто в... д-д-д-депрессии, такой глубокой... я не знаю, смогу ли я жить дальше. Такое чувство, как будто она всегда со мной и никогда не исчезнет. Мир вокруг меня покрыт мраком, как будто огромный пылесос взорвался передо мной и наполнил воздух грязью. У меня нет причин, чтобы вставать по утрам, и если бы мне не нужно было ходить в ванную, я бы оставалась в постели весь день. Часто я так и делаю. Я не могу больше так жить. Вы можете помочь мне, доктор? В противном случае у меня не будет другого выхода, кроме как убить себя.

Я была потрясена. Как кто-либо мог бы ответить на такой вопрос? Я с состраданием смотрела на нее и молчала. Она сделала паузу, показавшуюся мне вечностью. Я ждала, затаив дыхание.

Затем, к моему облегчению, она оживилась и спросила:

— Ну, доктор, о чем мне рассказывать?

— Начните сначала, — подсказала я.

Мэрилин изменила позу, и по ее быстрым, грациозным движениям и порозовевшему лицу было видно, что ее настроение снова изменилось. Она радостно сияла, как обычно, на экране.

Мэрилин с удовольствием начала свой рассказ:

— Роды у моей мамы принимал доктор Герман М. Бир, 1 июня 1926 года, в благотворительной палате центральной больницы Лос-Анджелеса. Мне известно об этом только то, что он сказал, когда я встретила его несколько лет назад и спросила, как проходило мое рождение: «Мэрилин, я вынужден вам сказать, что вы выглядели так же, как все дети при рождении». Я думаю, это был последний раз, когда я была такой же, как все.

Я улыбнулась. Словно почувствовав, что мне нравится ее чувство юмора, она добавила:

— Я родилась при очень печальных обстоятельствах. Оба мои родителя были сильно опечалены.

На этот раз я не улыбнулась, но снова подумала, что мне следует быть осторожнее. Она попытается превратить свой психоанализ в комедийное шоу. Казалось, обладая даром предвидения, она сразу стала более серьезной.

— Моя мать, Глэдис Бейкер Мортенсон, работала в то время скромным киномонтажером в консолидированной кинокомпании, соединяла кадры фильмов для голливудских студий в производственной лаборатории. Жизнь встретила меня двумя весомыми ударами. У меня была сумасшедшая мать, и не было отца, который мог бы помочь растить меня, любить и защищать от безумия матери. Мало того что она была сумасшедшей, я никогда не чувствовала, что нравлюсь ей, не говоря уже о любви ко мне, — рассказывала Мэрилин. — Она всегда была холодной и сдержанной. Не помню, чтобы она когда-нибудь брала меня на руки или целовала меня. На самом деле она вообще никогда не интересовалась мной. Однажды, пытаясь произвести на нее впечатление, я сказала, что, когда вырасту, стану кинозвездой. Она просто посмотрела сквозь меня холодными, как сталь, глазами и ничего не ответила.

«Бедный ребенок», — подумала я.

Мэрилин продолжала говорить о своем отце, который, возможно, был персонажем еще более печальным, чем ее мать.

— Хотя в моем свидетельстве о рождении моим отцом указан второй муж Глэдис, Эдвард Мортенсон, она всегда говорила, что на самом деле я родилась от С. Стенли Гиффорда, вместе с которым она работала в кинокомпании. Он бросил Глэдис после того, как она сказала ему о своей беременности. Не удивительно, что всю жизнь у меня были проблемы с мужчинами. Если мой собственный отец сбежал, прежде чем увидел меня, чего я могу ожидать от посторонних мужчин?

Я была полностью согласна с ней, восхищаясь ее пониманием, и решила, что она, возможно, станет очень хорошей пациенткой.

— Когда я была совсем маленькой, — продолжала она, — я заметила фотографию мужчины, висящую на стене в кухне. На фото был красавец с тонкими усами, как у Кларка Гейбла. Я спросила маму, кто это. Она сказала, что это фотография моего отца. В это мгновение моя жизнь изменилась навсегда.

— У меня есть отец, у меня есть отец, у меня есть отец! — кричала я кому-то, кто мог бы меня услышать. — Это великий Кларк Гейбл! Это неправда, что я не такая, как все! Ни у кого из других девочек нет отца-кинозвезды. Поэтому я — лучше, чем любая из них!

До сих пор я представляю себе, что моим отцом был этот замечательный актер. Я мечтала о нем по ночам, обнимая подушку и фантазируя, что это Кларк Гейбл, рассказывала моим одноклассницам, что я дочь кинозвезды. Самым большим потрясением в моей жизни было бы участие в одном фильме с ним. Это одна из причин, почему я так упорно работаю над своим актерским мастерством. Когда мы будем работать вместе, я хочу, чтобы он думал обо мне как о великой актрисе. Может быть, он даже женится на мне. Или удочерит!

Я вновь не смогла сдержать улыбку. Мне тоже всегда нравился Кларк Гейбл, и я вышла замуж за человека, похожего, как мне казалось, на него усами и вообще.

— Вы когда-нибудь встречались с Гиффордом? — спросила я, надеясь вернуть ее к реальности.

— Нет, — ответила она с сожалением. — Когда я была подростком, я набралась смелости поговорить с ним по телефону. Ответила какая-то женщина. Я сказала:

— Я — Норма Джин, дочь Глэдис Бейкер, позовите к телефону мистера Гиффорда, пожалуйста.

Женщина ответила:

— Не стесняйтесь позвонить его адвокату, — и повесила трубку.

Когда я стала известной кинозвездой, мне позвонил человек, назвавшийся Гиффордом. Он сказал:

— Я умираю, Норма Джин. Мне бы хотелось встретиться с вами перед смертью.

Я ответила:

— Не стесняйтесь позвонить моему адвокату, — и повесила трубку.

Я не могла не засомневаться, действительно ли умирающий Гиффорд звонил Мэрилин. Но независимо от того, так это было или нет, очевидно, что милая Мэрилин Монро могла быть очень мстительной. Я надеялась, что мне никогда не придется испытать это на себе.

Я встала и произнесла:

— Я сожалею, но нам придется прерваться сейчас, Мэрилин. Увидимся в следующий раз, если вы позаботитесь, чтобы назначить следующую встречу.

Она смотрела на меня разъяренно, собирая свои вещи и поднимаясь с кушетки. «Хорошо, что взгляд не убивает», — подумала я.

Примечания

1. Луис Комфорт Тиффани (англ. Louis Comfort Tiffany, 1848—1933, Нью-Йорк) — американский художник и дизайнер, представитель модерна. Международное признание Тиффани принесли его изысканные изделия из стекла: витражи, абажуры, бижутерия.