Главная / Публикации / Э. Саммерс. «Богиня. Тайны жизни и смерти Мэрилин Монро»

Глава 16

Через несколько дней после бракоразводного процесса, в начале ноября 1954 года Джо Ди Маджо позвонил другу Мэрилин, журналисту Сиднею Сколски и попросил срочно встретиться с ним. Сколски предложил вместе пообедать, но Ди Маджо настаивал на разговоре в уединенном месте — в его спальне в голливудском отеле «Никербокер». То, что произошло во время встречи, и сегодня заставляет Сколски смущенно поеживаться. Тогда у него возникло чувство, что перед ним «стоял преклонивший колени идол и молил о снисхождении».

Как следовало из воспоминаний Сколски, Ди Маджо «указал на кровать и предложил мне присесть на край. Сам он сел на стул, подставив его поближе. «Вы все знаете. Есть одна вещь, которую я хотел бы узнать, — сказал он с такой выверенной интонацией, с какой профессиональный певец выжимает пафос из каждой ноты. — Замешан ли здесь другой мужчина? Почему Мэрилин развелась со мной?»

Пришедший в глубокое замешательство Сколски не знал, что и ответить, и постарался закончить разговор на эту тему как можно быстрее. Он уже знал о маниакальной ревности Ди Маджо. В его квартире не раз раздавались испуганные звонки Мэрилин, уверявшей, что за ней следят. Сколски считал, что до Ди Маджо долетели слухи, имевшие хождение в последнее время, о лесбийских отношениях Мэрилин с преподавательницей актерского мастерства Наташей Лайтес. Но наблюдение и слежка главным образом велись за мужчиной — двадцатидевятилетним учителем пения Мэрилин Холом Шефером.

Шефер, замечательный композитор и пианист, начинавший под покровительством Дюка Эллингтона, в один прекрасный день среди своих учениц назовет такие имена, как: Пэгги Ли, Джуди Гарланд и Барбара Стрейзанд. Годом раньше, во время съемок фильма «Джентльмены предпочитают блондинок», он снискал доверие Мэрилин. После совместной работы еще над двумя фильмами они стали близкими друзьями. В первые месяцы замужества с Ди Маджо Мэрилин прибегала к его профессиональной помощи при работе над картиной «Нет такого бизнеса, как шоу-бизнес». К апрелю 1954 года на территории «Фокса» им отвели для работы бунгало номер 4.

От внимания руководителей музыкального отдела не ускользнула взаимная симпатия звезды и ее учителя. Еще они с чувством радости заметили, что мастерство Мэрилин как певицы с каждым днем становилось выше. Никто, правда, не придавал значения тому факту, что они могли работать в бунгало всю ночь напролет или что вместе ходили перекусить. По мере того как дело продвигалось, Мэрилин проявляла все большую заботу о Холе Шефере.

На протяжении тридцати лет Хол Шефер хранил молчание о своей дружбе с Мэрилин Монро. "Причина этого прежде всего в той страшной цене, которую он заплатил. В 1984 году у себя дома, в другом штате, композитор спокойно рассказывал о тех годах, которые он считал самым мучительным периодом в своей жизни. Когда он впервые встретил Мэрилин, говорит Шефер, «она поразила меня своей неземной хрупкостью, показалась не от мира сего. Она была довольно молчалива, и особенно не раскрывалась. Сначала в ней не было уверенности, но она хорошо усваивала то, чему я ее учил, и быстро совершенствовалась. Я заставил ее пойти и купить альбом песен Эллы Фицджеральд, которая произвела на нее сильнейшее впечатление и повлияла в лучшую сторону... С профессиональной точки зрения с ней было хорошо работать. Одно время она начала опаздывать на занятия, но я сказал, что со мной эти штучки не пройдут... Так я укрепил в ее глазах свою репутацию. Я сказал ей, что на меня вовсе не производит впечатления тот факт, что она Мэрилин Монро, с тех пор она больше не опаздывала».

На протяжении многих месяцев, говорит Шефер, отношения с Мэрилин оставались исключительно служебными. «Только во время съемок «Нет такого бизнеса, как шоу-бизнес», — вспоминает он, — я начал узнавать ее как человека. Мэрилин, по-видимому, почувствовала, что я был самым добрым и мягким мужчиной из всех ее знакомых. Ей нравилась моя игра на фортепиано, она считала, что я должен стать прославленным на весь мир музыкантом. Я не был величайшим в мире любовником, мне было далеко до Тайрона Пауэра, но я давал ей то, что ей было нужно больше всего на свете, — помощь. Я не использовал ее, скорее по/удерживал — заботился о ней».

Пришло время, когда Мэрилин и Шефер сделались любовниками, хотя он дает понять, что секс не стоял во главе угла их отношений. Он, как и другие возлюбленные Мэрилин, повторяет уже известную нам истину, что «Мэрилин, должно быть, почти все время ощущала некую безысходность. Мне кажется, она считала естественным для себя быть привлекательнейшей из женщин, которой положено заниматься сексом с мужчинами, потому что она умела делать это, и это было тем, что она могла дать. Но по ее собственному разумению, больших успехов на этом поприще она не добилась».

Шефер однозначно утверждает: «Я не был причиной ее разрыва с Ди Маджо. В их отношениях уже была трещина, но не по моей вине. Она бросила бы его в любом случае. Со мной это никак не связано, как не было связано ни с кем другим, но Ди Маджо не мог поверить в это. Он был устроен таким образом, что не мог поверить этому».

В середине лета 1954 года Мэрилин рассказала Шеферу о своих проблемах с Джо Ди Маджо. Ему, как и некоторым другим людям, она призналась, что ее муж иногда пускал в ход кулаки и что он был страшно деспотичен. Очень скоро, говорит Шефер, ему представился случай убедиться в этом самому. Ему даже стало известно, что сыщики, нанятые Ди Маджо, прослушивали автомобиль Мэрилин.

«У нее был большой черный «Кадиллак» с откидывающимся верхом, — вспоминает Шефер, — и она иногда говорила: «Давай сядем в машину и покатаемся». Однажды я отвез ее в еврейскую часть города на Феафакс-авеню: было еще не поздно, она надела парик с черными волосами и была без макияжа. Когда мы уходили, кто-то все-таки узнал ее, мы сели в машину и уехали. Мы сидели в машине и говорили о том месте, куда направляемся, но там нас почему-то уже ждали. Либо нас прослушивали, либо за нами следили».

Не много понадобилось времени, чтобы Шефер и Мэрилин окончательно убедились, что за ними ведется наблюдение. «Все превратилось в кошмар, — говорит он. — Она чувствовала, что больше не может жить собственной жизнью, и это пугало и злило ее. Она была в полной растерянности».

Так прошло несколько недель. Шефер решил, что настала пора поговорить с Ди Маджо начистоту. Он позвонил в дом на Норт-Палм-драйв к мужу Мэрилин. Тот пригласил его зайти через час. В последний момент Мэрилин, опасаясь насилия, убедила Шефера отказаться от задуманного.

В ночь на 27 июля 1954 года, за три месяца до развода, Шефер в условленное время не пришел на встречу с друзьями. В четыре часа утра его обнаружили в его комнате на студии. Он лежал без сознания на полу. Сказали, что он упал в обморок из-за переутомления, но его близкие друзья знали, что он предпринял попытку самоубийства. Вспоминая об этом, Шефер и сегодня вздрагивает: «Я выпил чистящую жидкость для пишущих машинок, я выпил углеродный тетрахлорид [чистящую жидкость], я выпил четверть бутылки брэнди и принял около сотни таблеток, — все, что нашел там...»

Выжить Шеферу удалось с большим трудом. «Я просто не хотел, чтобы это продолжалось, — говорит он. — Мэрилин многое значила в этом деле, но не все заключалось в ней одной. Причина была в той жизни, которую я вел, я был подавлен, угнетен, слишком много пил». Серьезно пострадали печень и почки Шефера, болезнь сопровождалась обострениями. Выписавшись из больницы, он нанял двух мед-братьев и снял дом на северном побережье Лос-Анджелеса, где начался его долгий и мучительный путь к выздоровлению.

В больницу к Шеферу сразу после суицидальной попытки пришла Мэрилин. На побережье она тоже продолжала навещать его. «Мэрилин приезжала туда, — говорит Шефер. — Думаю, она, возможно, оставалась в ночь с пятницы или с субботы. Мне кажется, сексом мы тогда не занимались... Я все еще был очень болен, к тому же там присутствовали мед-братья». Тогда его снова охватило чувство беспокойства.

«Снова, когда однажды приехала Мэрилин, — рассказывает Шефер, — они следили за ней. Я плохо это помню, потому что все еще был слаб. Помню только, что они кричали в окно и угрожали. Они говорили, что собираются ворваться в дом. Мы ответили, что вызовем полицию. Они сказали, что перережут телефонные провода. Помнится, была ночь, близилось время рассвета. Никто из нас не спал, Мэрилин стояла в углу. После угроз они принялись убеждать: «Мы только войдем, чтобы забрать ее, мы оставим тебя в покое, не причинив вреда. Мы знаем, что она там, нам нужно забрать ее». Мэрилин была напугана. В конце концов она незаметно выбралась во двор, села в машину и уехала. Физическую силу никто не применял».

Это испытание сблизило Мэрилин и Шефера. «Мэрилин приезжала, чтобы помогать ухаживать за мной. Она была очень мила и довольно практична. У меня дело шло на поправку, и это ее радовало. Мэрилин хорошо выглядела, много плавала и даже загорала. Это было совершенно пустынное место. Мы думали, мы в самом деле полагали, что сможем построить что-то для будущего».

Близилась осень. Шефер поправился настолько, что уже мог вернуться в Лос-Анджелес. С Мэрилин они встречались редко и преимущественно тайком, не желая афишировать свою дружбу в преддверии развода. Это не слишком хорошо им удалось.

В день разъезда супругов в одной из ведущих газет сообщалось, что Ди Маджо «не одобрял» визиты Мэрилин к Шеферу в больницу в минувшем июле. Журналистка Луэлла Парсонс, хорошо знавшая Мэрилин, воспользовалась этим фактом и дала свое заключение. Она писала: «Я думаю, что все дело было в ревности, которая подняла свою безобразную голову в тот момент, когда Мэрилин Монро и Ди Маджо вели финальную битву... Джо — итальянец, обладающий ревнивым характером».

После их официального развода в прессе начали мусолить тему возможного примирения. У Мэрилин и Ди Маджо действительно было несколько встреч, но ни одна из них не закончилась благополучно. Напряжение достигло апогея 5 ноября. Этот день никто из них не забудет до самой смерти.

Утром Мэрилин твердо сообщила прессе: «В том, что мы собираемся помириться, нет ни слова правды». После развода Ди Маджо не обладал никакими юридическими правами, что приводило его в полное отчаяние. Между тем нанятые им частные детективы все еще находились на своих дежурных местах. В ту ночь Ди Маджо вместе с Фрэнком Синатрой совершил величайшую глупость.

То, что случилось тогда в ночь с пятницы на субботу, аукнется Ди Маджо и Синатре самым неожиданным образом. Два года спустя в скандальном журнале «Конфиденшиал» напечатают материал, поднявший такую шумиху, что сенатский комитет штата Калифорния и большое жюри Лос-Анджелеса начнут расследование. Ниже сделана попытка восстановить происшедшие события на основании показаний, заслушанных названными здесь официальными органами, довольно противоречивых свидетельств очевидцев и газетных сообщений, а также новых сведений, полученных при написании этой книги.

Вечером 5 ноября вездесущий журналист Джеймс Бейкон, пользовавшийся когда-то благосклонностью Мэрилин, направил стопы в ресторан «Вилла Капри». Это заведение никак нельзя было назвать любимым местом отдыха звезд Лос-Анджелеса; скорее оно представляло собой уютное место свиданий, где подавали спагетти и фрикадельки. Отличие его от других подобных ресторанчиков состояло в том, что он находился под покровительством, вернее сказать, получал солидную финансовую поддержку от некоторых известных итальянцев. В их число входили Джо Ди Маджо и Фрэнк Синатра. Когда в ресторан приехал Бейкон, оба итальянца были там.

«Они сидели за соседним столиком, — вспоминал Бейкон, — казалось, что встретились сыны Италии, — там был Синатра, Ди Маджо и еще несколько их соотечественников. Среди присутствующих был и Хэнк Саникола, менеджер и близкий друг Синатры в ту пору. Я не присоединился к ним, хотя состоял у Фрэнка в приятелях, я видел, что Ди Маджо в отвратительном настроении».

А на другом конце города для обитателей дома на углу Килкиа-драйв и Уэаринг-авеню в Восточном Голливуде вечер завершался в тишине. В своей уютной квартирке наверху отошла ко сну пятидесятилетняя Флоренс Котц. Хозяйка миссис Вирджиния Бласген также собиралась лечь, ее подросток-сын уже спал. В квартире жившей над ними актрисы по имени Шейла Стюарт еще продолжался поздний ужин. В гостях у Шейлы была Мэрилин Монро. Тридцатисемилетняя Стюарт как раз в то время подружилась с Мэрилин, чему способствовал общий интерес к пению. В тот вечер Мэрилин учила новый киносценарий.

В ночной тьме на своем автомобиле по улицам кружил двадцатичетырехлетний частный детектив Филип Ирвин. Его подрядил Барни Рудицки, детектив, нанятый, в свою очередь, Ди Маджо для слежки за Мэрилин. Он уже несколько месяцев вел наблюдение.

Теперь, проезжая мимо дома на углу Килкиа-драйв, Ирвин заметил припаркованный автомобиль Мэрилин. Он немедля позвонил боссу. Примчался Рудицки. Малое время он подежурил у дома, а потам позвонил Фрэнку Синатре, находившемуся в «Вилла Капри».

В ресторане репортер Джим Бейкон видел, что Ди Маджо и Синатра о чем-то спорили, затем быстро пошли к выходу. К дому на углу первым приехал Ди Маджо. Дважды он объехал здание вокруг, а затем поставил автомобиль рядом с машиной бывшей супруги.

«Он был очень расстроен и направлялся к дому, — засвидетельствовал позднее Ирвин. — Я остановил его и попытался успокоить». Вскоре вслед за ним подкатил Фрэнк Синатра.

В это время из окна выглянула домовладелица Вирджиния Бласген. Она рассказывала, что увидела двух мужчин, «высокого и коротенького... Высокий был разъярен и все время ходил взад и вперед... Маленький то и дело подпрыгивал и улыбался мне...». В высоком человеке миссис Бласген узнала Джо Ди Маджо, в маленьком — Фрэнка Синатру. Час спустя, в 11.15 ночи, на углу Килкиа-драйв началось светопреставление.

Настоящий шок пережила Флоренс Котц. Она спала и знать ничего не знала о том, что происходило .на улице. Проснулась от страшных ударов и треска разбитой двери. В комнату ворвались мужчины, в глаза ударили ослепительные вспышки фотоаппаратов. Миссис Котц заголосила. Тогда мужчины, с той же поспешностью, с которой вломились в дом, толкаясь и отпихивая друг друга, бросились вон.

Боевая группа Ди Маджо в поисках Мэрилин ворвалась не в ту квартиру. Это идиотское приключение позже получило название «Налет по ложному адресу» (Wrong Door Raid).

В 1954 году ночное вторжение в дом на Килкиа-драйв было квалифицировано в полиции как попытка кражи со взломом. Перепутанная насмерть жертва ночного происшествия осталась перед сломанной дверью в тяжелом нервном потрясении. Официальные отчеты о случившемся появились лишь в 1957 году: сенат штата Калифорния занялся расследованием непристойных действий частных детективов. Слушание дела тогда превратилось в поединок между Филипом Ирвином, сыщиком, заметившим автомобиль Мэрилин Монро, и Фрэнком Синатрой.

Официальное расследование дела принесло некоторое облегчение пострадавшей Флоренс Котц. Она призвала к судебной ответственности Джо Ди Маджо и Фрэнка Синатру, а также нескольких их приятелей и частных сыщиков. До суда дело не дошло, поскольку ее удовлетворила денежная компенсация в сумме 7500 долларов.

Однако при разборе инцидента почему-то не упоминалось еще одно имя — имя настоящей мишени преследователей, любовника Мэрилин, Хола Шефера. Хозяйка дома, у которой гостила Мэрилин в ту ночь, теперь признается, «что в тот вечер Хол Шефер был вместе с Мэрилин, и мы ужинали. Они сидели в столовой, а я относила посуду на кухню, когда мы услышали грохот».

Шефер, который не отрицает, что был на месте происшествия, до сих пор вспоминает об этом с содроганием. «Нам показалось, как будто была взорвана бомба. Было жутко...» На вопрос, не были ли они с Мэрилин в тот момент в постели, Шефер отвечает: «Не тогда... нет, к тому же мы, двое взрослых людей, находились там по обоюдному согласию, и она уже разошлась...» Он добавляет: «Нам очень повезло, что они ворвались не в ту дверь. Думаю, что они могли бы страшно изувечить меня».

Шейла Стюарт говорит, что Мэрилин сразу сообразила, в чем дело. Она и Шефер покинули квартиру и на разных машинах разъехались по своим домам. В ту ночь Мэрилин предстояла встреча с Джо Ди Маджо. Один из большой группы детективов, нанятых для операции, уже два часа после налета дежурил у ее дома, ведя тайное наблюдение, когда Ди Маджо появился на пороге жилища своей бывшей жены. Она впустила его. Ди Маджо задержался у нее до рассвета, и лишь тогда сыщик наконец оставил свой пост.

Но на этом лавина несчастий Мэрилин не закончилась. К моменту развода ее здоровье расценивалось, как «морально и физически подорванное». Ее адвокат говорил, что у Мэрилин вирусное заболевание, беременность он отрицал. Однако он подтверждал, что ее навещал доктор Леон Крон.

Доктор Крон наблюдал за Мэрилин вот уже два года, то есть с тех пор, как она настояла на присутствии гинеколога во время операции по поводу аппендицита. На другой день после «налета по ложному адресу», события, долго хранившегося в тайне от прессы, было объявлено, что Мэрилин собирается в течение двадцати четырех часов лечь в больницу на «операцию, связанную с коррекцией». Провести ее должен был доктор Крон.

На следующий день Мэрилин, ощущая «боли в области живота», появилась в студии, где позировала для фотографов из отдела рекламы. На операцию р уже знакомую ей гавань — больницу «Ливанские кедры» — ее отвез Джо Ди Маджо. Прессе доктор Крон сказал, что Мэрилин предстояло хирургическое вмешательство по поводу гинекологического заболевания, от которого Мэрилин страдала уже «много лет». Ночь Ди Маджо провел в больнице, то подремывая в комнате отдыха врачей, то меряя шагами коридор перед палатой Мэрилин.

Через четыре дня Мэрилин, необихоженная и изнуренная, выписалась из больницы. Газетчиков в известность об этом не ставили. В тот вечер ее видели в компании Ди Маджо в ресторане «Вилла Капри». Они вместе ужинали в том самом ресторане, откуда за неделю до этого он ушел, чтобы оказаться замешанным в «налет по ложному адресу». В течение месяца, кроме этой, были и другие встречи. В прессе с новой силой разыграются страсти по поводу возможного примирения. Но Мэрилин уже приняла окончательное решение.

Не пройдет и несколько недель, как Ди Маджо останется совершенно один. Он станет частым гостем в кабинете менеджера Мэрилин на бульваре Заходящего солнца. Вид его вызывал сожаление: сгорбленная фигура, расспросы о том, не упоминала ли Мэрилин его имя. В будущем он не раз еще встретится с Мэрилин, за что приобретет репутацию человека, пронесшего пламенную любовь к Мэрилин до самой ее кончины и дольше. Мэрилин будет снисходительна к его назойливой привязанности и с благодарностью станет принимать его помощь, но сердца ему она уже не отдаст.

В декабре 1954 года, пока газеты с интересом наблюдали за попыткой Ди Маджо повернуть время вспять, никто не вспоминал о другом человеке, ждущем своего часа. Хол Шефер, который уже испытывал к Мэрилин настоящее, глубокое чувство, вскоре получил отставку. Она позвонила ему и сказала: «Может быть, мы с тобой еще встретимся». Тогда он понял, что потерял ее.

Воспоминания о Ди Маджо до сих пор вызывают у Шефера страх, который не в силах были стереть три долгих десятилетия. О Мэрилин он вспоминает с печалью. «Она говорила, что любит меня, — произносит он тихо, — но, я думаю, она сама не знала, что это значит».

Не прошло и двадцати четырех часов после печально известного «налета по ложному адресу», как Мэрилин уже танцевала. Накануне гинекологической операции до трех часов утра пробыла она на приеме «У Романова», устроенном в ее честь и в связи с завершением работы над фильмом «Зуд на седьмом году». Она с удивлением обводила взглядом гостей и шептала Сиднею Сколски: «Я чувствую себя Золушкой, я и не думала, что все они придут. Честное слово».

Мэрилин на час опоздала. Причина задержки была в том, что кончился бензин в баке ее автомобиля. В очереди на получение памятного автографа на огромном сувенирном портрете Мэрилин стояли такие знаменитости, как: Хэмфри Богарт и Лорен Бэйкол, Клодетт Колберт, Уильям Холден, Джими Стюарт, Сьюзен Хейуорд, Гари Купер и Дорис Дей. Впервые Мэрилин встретилась с кумиром своих детских лет Кларком Гейблом, и они говорили о совместном фильме.

На вечере, расточая Мэрилин бесчисленные похвалы, присутствовали также «Великие моголы» Голливуда: Сэм Голдуин, Джек Уорнер и старый противник Мэрилин Даррил Занук. «Этот прием, — несколькими днями позже писал Сколски, — очень многое значил в жизни Мэрилин, потому что в истинно голливудской манере засвидетельствовал, что городская элита наконец признала ее».

Но городскую элиту ожидало жуткое потрясение. Если она наконец соизволила признать Мэрилин, достигшую двадцати восьми лет, полноправной звездой, то сама актриса уже приняла неожиданное решение. Она, собравшись с духом, задумала повернуться спиной к Голливуду, ко всем сразу: мужу, любовникам, заправилам кинобизнеса и всем остальным. В канун Рождества 1954 года, надев парик с черными волосами и темные очки, Мэрилин поехала в сторону аэропорта Лос-Анджелеса. В сумочке у нее лежал билет на имя Зельды Зонк.

Золушка, она же Зонк, собиралась исчезнуть.