Главная / Публикации / Д. Марголис, Р. Баскин. «Убийство Мэрилин Монро: дело закрыто»

Соглашение Гринсона и Энгельберга

Согласно одной из версий, Ральф «Роми» Гринсон и Хайман «Хай» Энгельберг не информировали друг друга, какие лекарства они выписывали Мэрилин незадолго до ее смерти. Энтони Саммерс пишет: «Позже доктор Гринсон скажет, что просил доктора Энгельберга помочь отучить Мэрилин от снотворного. Врачи договорились сообщать друг другу о препаратах, которые они назначали своей пациентке, однако система могла дать сбой» [429].

Питер Лоуфорд согласился с диагнозом, поставленным Мэрилин Хайманом Энгельбергом: биполярное расстройство¹ [430]. «Мэрилин испытывала своего рода стремление к смерти, однако по-настоящему умирать не хотела — по крайней мере, в наиболее здравые периоды, — рассказывал Лоуфорд Хейманну. — По-моему, у нее были маниакально-депрессивные наклонности. Если так, ей требовались совсем другие лекарства» [431].

В 1982 году в беседе со следователями окружной прокуратуры Энгельберг заявил: «Я видел ее в пятницу вечером [3 августа 1962]. Должен был сделать инъекцию гепатопротектора и витаминов... в область ягодиц или в верхнюю часть руки, куда обычно делают внутримышечные инъекции... Вероятно, в ягодицы, потому что, как правило, я ставил уколы туда» [432]. В переписке с Мэриэнн Крис Ральф Гринсон подчеркнул, что все лекарства выписывал Энгельберг: «Терапевт назначал лекарства и делал витаминные инъекции. Меня это не касалось, но он держал меня в курсе» [433].

Как утверждал Гринсон, он ничего не знал о нембутале, который выписал Энгельберг 3 августа. Энгельберг, со своей стороны, настаивал, что ничего не знал о рецептах на хлоралгидрат. Если оба врача говорят правду, значит, крайне опасная ситуация, в которую попала Мэрилин Монро, — следствие их преступной халатности. Хлоралгидрат снижает скорость всасывания нембутала, вследствие чего его абсорбция печенью замедляется [434]. В этом случае вероятность того, что он приведет к летальному исходу, более высока. Оба доктора не могли не знать о влиянии хлоралгидрата на нембутал. Впрочем, и тот, и другой заявляют, что не имели ни малейшего понятия о рецептах друг друга.

Энгельберг предположил, что Мэрилин могла достать хлоралгидрат только в Тихуане, ибо, подчеркнул он, данный препарат не станет выписывать ни один американский врач [435]. Как ни странно, Энгельберг все-таки выписал один такой рецепт 7 июня 1962 года — за день до того, как в разгар съемок «Что-то должно случиться» киностудия «Twentieth Century Fox» расторгла контракт с Монро [436]. Как отметил детектив Роберт Байрон, на флаконе, найденном в спальне актрисы, стояла дата 25 июля. Рецепт был выписан на пятьдесят таблеток хлоралгидрата по 500 мг. Повторно лекарство было отпущено 31 июля. Одни и те же даты первоначального и повторного рецептов на хлоралгидрат отметил и токсиколог Реймонд Абернати (см. результаты токсикологической экспертизы).

Согласно показаниям сотрудника «Westwood Memorial Mortuary» Гая Хоккеття и его сыня Доня, на ночном столике Мэрилин Монро стояло пятнадцать флаконов с таблетками, однако Абернати исследовал только восемь (позже к первоначальным семи был добавлен неопознанный флакон). В разговорах с биографом Морисом Золотовым, фотографом Уильямом Ридом Вудфилдом, работавшим на съемках «Что-то должно случиться», и даже домработницей Мэрилин миссис Юнис Мюррей Гринсон неоднократно упоминал, что предлагал своей пациентке хлоралгидрат [437]. Миссис Мюррей пишет: «Под руководством доктора Гринсона Мэрилин принимала только хлоралгидрат». В статье от 14 сентября 1973 года Золотов утверждает: «Психоаналитик доктор Гринсон пытался снизить ее зависимость от нембутала путем переключения на другое снотворное — хлоралгидрат» [438].

Когда в телефонном разговоре Вудфилд спросил Гринсона, почему он разрешал Мэрилин принимать столь высокие дозы хлоралгидрата, Гринсон лицемерно ответил: «Ну, в свое время я совершил ряд ошибок» [439]. Согласно заявлению Энгельберга, людям с таким расстройством, как у Мэрилин, часто назначают нембутал. В 1982 году Энгельберг заявил следователям окружной прокуратуры, что нембутал — единственное снотворное средство, которое он когда-либо выписывал мисс Монро. В той же беседе Энгельберг сообщил: «Я не знаю, давал ли ей что-то доктор Гринсон. Может быть, давал. Я не могу отвечать за него... Насколько мне известно, только я выписывал рецепты. Впрочем, поклясться, что это действительно так и было, я не могу» [440].

«Проблема заключалась в том, — рассказывала частному детективу Кэти Гриффин жена Гринсона, Хилди, — что ей нельзя было сказать «нет». Если бы ее врач отказался выписывать рецепт, она бы обратилась к другому доктору, вот и все... Таким образом, всякий раз, когда Мэрилин просила лекарство, она его получала» [441].

Дочь Гринсона Джоан пояснила: «Все, что от нее требовалось, — позвонить своему врачу. Позже он должен был сообщить об этом папе... Если нового средства оказывалось слишком много, или оно было чересчур опасно, папа приезжал к Мэрилин и тайком высыпал часть таблеток в мусорку» [442].

В статье от 1964 года Гринсон пишет: «Назначение лекарственного средства — большая ответственность, так как оно может вызвать физические и психологические побочные эффекты, а это может привести к зависимости и смерти» [443]. Если Гринсон и Энгельберг действительно хотели «отучить» Мэрилин от барбитуратов, о чем сообщил Гринсон группе по профилактике суицидов, почему Энгельберг постоянно лгал, заявляя, что никогда не назначал хлоралгидрат Мэрилин?

20 августа 1962 года в письме своему другу и коллеге доктору Мэриэнн Крис Гринсон писал: «Позже я узнал, что в пятницу вечером Мэрилин сказала терапевту [Энгельбергу], будто я не возражаю, если она примет немного нембутала. В итоге, он дал ей этот препарат, не посоветовавшись со мной, так как в то время он и сам был расстроен по личным причинам» [444].

Энгельберг только что разошелся с женой, с которой прожил около двадцати семи лет. Между тем биограф Дональд Спото отмечает, что Гринсон тесно общался с Мэрилин и прекрасно знал, какие лекарства вызывали у нее «некоторую заторможенность» [445].

Истории Гринсона о том, что 3 августа Мэрилин «обманом» вынудила Энгельберга дать ей нембутал, прямо противоречат не только заявлениям самого Энгельберга, но и сведениям, полученным биографом Фредом Лоуренсом Гайлсом. По словам Гайлса Мэрилин попросила рецепт на нембутал, поскольку считала хлоралгидрат недостаточно сильным успокоительным, которое не всегда работало [446]. Ей требовалось лекарство, которое действовало бы всегда — судя по всему, к первому препарату у нее возникло привыкание. В 1982 году Энгельберг сообщил следователям окружной прокуратуры следующее: поскольку назначение нембутала Мэрилин было обычной вещью, он не счел ее просьбу необычной.

На вопрос о том, чем занимался ее муж в течение нескольких недель, предшествующих смерти Мэрилин, Хилди Гринсон заявила: «Пытаясь помочь Мэрилин слезть с барбитуратов, на которых она сидела, он назначил ей лекарство другого класса [хлоралгидрат]. Оно не вызывало столь сильной зависимости, а потому впоследствии от него можно было легко отказаться. Она становилась все меньше и меньше зависима от препаратов» [447].

В своей книге миссис Мюррей подчеркивает, что для Мэрилин хлоралгидрат оказался неэффективен. «Знаете, эти таблетки давали солдатам на войне, — сказала она. — Они очень слабые» [448]. В телепередаче «Hard Copy» (апрель 1992 г.) миссис Мюррей заявила: «Мэрилин принимала что-то, по ее словам, очень слабое. Она называла это лекарство хлоралгидрат. Кстати, она запивала его стаканом молока или чем-то в этом роде» [449]. Почему же в ночь смерти Мэрилин в ее организме обнаружили хлоралгидрат, хотя она специально попросила у врача более сильное лекарство?

Как пишет Гринсон доктору Крис, его последний телефонный разговор с Мэрилин в 19.30—19.40 закончился следующим образом: «В конце она спросила, не забирал ли я пузырек с нембуталом... Я сказал, что нет — я вообще не знал, что она принимала это лекарство. Мэрилин быстро сменила тему» [450].

Пропустили бы другие врачи замечание о нембутале мимо ушей, как это сделал Гринсон? Позже его дочь Джоан скажет: «По иронии судьбы один из врачей, доктор Хайман Энгельберг, выписал рецепт на нембутал в пятницу, но моему отцу не сообщил — дело в том, что в тот день он разошелся с женой» [451].

Как утверждает Джоан, «в ту субботу папа проверил все ее лекарства. Новых таблеток не было. Энгельберг не поставил его в известность, что дал ей новый препарат — безусловно, упущение с его стороны» [452].

Хилди Гринсон согласилась: «Это случилось в плохой день. То ли они окончательно решили развестись, то ли жена выгнала его [Энгельберга] из дома. Одним словом, терапевт забыл позвонить. Мой муж не знал, что у Мэрилин был нембутал, или секонал, или как там это называется» [453].

Согласно отчету полиции № 62—509 463 Хайман Энгельберг утверждал, что после повторного получения лекарств по первому рецепту у Мэрилин получилось в общей сложности пятьдесят таблеток [454]. Это верно. В обновленной версии «Goddess» (2000 г.) Энтони Саммерса есть фотография рецепта Монро, на котором отчетливо видны имя Энгельберга и дата 25 июля 1962 года. Это рецепт на двадцать пять таблеток нембутала по 100 мг. 3 августа лекарство было получено снова. В отчете окружного прокурора от 1982 года говорится: «Рецепт, найденный на месте происшествия и датированный 3 августа 1962 года, представляет собой повторный рецепт, который доктор Энгельберг выписал на имя мисс Монро».

Энгельберг «забыл» сообщить Гринсону не только о повторном получении нембутала 3 августа, но и о первоначальном рецепте от 25 июля. «Мэрилин попросила нембутал, — сказала Пэт Ньюкомб в беседе с Дональдом Спото. — У Энгельберга были проблемы с женой... Гринсон понятия не имел, что она потребовала новое лекарство. Тот факт, что Энгельберг забыл сказать Гринсону, — преступная небрежность. Получается пятьдесят таблеток, а ведь у нее уже был хлоралгидрат» [455].

Допустим, Гринсон и Энгельберг действительно не знали о рецептах друг друга. В таком случае мы вынуждены заключить: до 4 августа Мэрилин приняла только три таблетки нембутала, после чего — в последний день жизни — проглотила оставшиеся сорок семь. Для этого ей пришлось бы копить таблетки, полученные по первоначальному рецепту Энгельберга (25 июля), и таблетки, полученные 3 августа. Стала бы она ждать почти полторы недели, чтобы 4 августа принять все таблетки разом?

И Гринсон, и Энгельберг понимали, что это нелогично, а потому состряпали абсурдную историю о том, что Мэрилин получила еще один рецепт на нембутал у них за спиной. Проблема в том, что врачи подошли к вопросу не очень творчески. В отчете окружного прокурора от 1982 года говорится: «Группа по профилактике суицидов выяснила, что 25 июля 1962 года д-р Сигель [штатный врач «Twentieth Century Fox»] выписал мисс Монро рецепт на неизвестное количество нембутала, по которому лекарство было получено дважды: 25 июля и 3 августа».

Даты предполагаемых рецептов Сигеля совпадают с датами обоих рецептов Энгельберга. Проще говоря, Гринсон и Энгельберг придумали сказку о третьем рецепте с одной-единственной целью: доказать, что 4 августа у Мэрилин в самом деле могло быть пятьдесят таблеток нембутала. Тот факт, что количество нембутала, которым она располагала на момент смерти, не соответствовало количеству нембутала, которое позже обнаружили в ее крови, означает, что Мэрилин не несет ответственности за собственную гибель.

Доктор Роберт Литман — член группы по профилактике суицидов — сказал Дональду Спото: «Насколько я знаю, она получила таблетки от Сигеля и Энгельберга» [456]. Ли Сигель категорически отрицал, что виделся с Мэрилин после 8 июня. Его предполагаемые рецепты на нембутал не упоминаются ни в одном из полицейских отчетов. В отчете окружного прокурора от 1982 года сказано: «Представители коронера не обнаружили рецептов, приписываемых доктору Сигелю» [457]. Таким образом, на сегодняшний день нет никаких доказательств того, что они существовали вообще.

Лоуфорд сыграл значительную роль в смерти Мэрилин. Как сообщил актер одному из журналистов 8 августа, он был последним человеком, который разговаривал с Монро [458]. Позднее он скажет, что этот телефонный разговор состоялся около 19.30 4 августа [459]. Согласно Гарри Холлу, Джо Ди Маджио «всегда считал, что в смерти Мэрилин Монро виноват Бобби Кеннеди» [460]. Не скрывая откровенной враждебности по отношению к Президенту и Генеральному прокурору, Ди Маджио заявил распорядителю похорон: «Проследите, чтобы ни одного из этих проклятых Кеннеди на похоронах не было» [461]. Близкий друг Джо Моррис Энгельберг утверждал: «Ни одну женщину в мире никогда не будут любить так, как он любил ее. Он любил ее и в жизни, и в смерти» [462].

Узнав, что Ди Маджио запретил им присутствовать на похоронах, Питер Лоуфорд и его жена Пэт Кеннеди были явно возмущены. «Похоже, кое-кто старается помешать старым друзьям попрощаться с Мэрилин», — заметил Лоуфорд [463]. В частном разговоре Ди Маджио проворчал: «Если бы не ее так называемые «друзья», она была бы жива» [464].

В итоге Лоуфорды улетели в имение Кеннеди в Гианнис-Порт, штат Массачусетс. Вскоре к ним присоединилась и Пэт Ньюкомб. 12 августа 1962 года — через четыре дня после похорон Мэрилин — некий фотограф запечатлел улыбающихся Ньюкомб, Лоуфорда и Джека Кеннеди на борту яхты «Маниту» [465]. Что же касается Бобби Кеннеди, то, по словам биографа Дэвида Хейманна, через три дня после кончины бывшей любовницы он «покинул Сан-Франциско и отправился в турпоход со своими детьми» [466]. «Как ни странно, — продолжает Хейманн, — в Орегоне к ним присоединился его верный спутник, судья Верховного суда Уильям Дуглас».

В официальном отчете № 62—509 463, поданном детективом Робертом Байроном 8 августа 1962 года, говорится: «Мы попытались связаться с мистером Лоуфордом, однако, как сообщила нам его секретарь, он покинул Лос-Анджелес в 13.00. Она пообещала, что попросит его выйти на связь с Департаментом при первой же возможности» [467].

Лоуфорд будет продолжать игнорировать попытки Департамента полиции побеседовать с ним следующие тринадцать лет. Это, мягко говоря, и странно, и подозрительно, учитывая, что речь шла о предполагаемом самоубийстве.

Как известно, группа по профилактике суицидов получила заключение по делу еще до начала официального расследования. Заранее объявив смерть Монро самоубийством, коронер Керфи велел ее членам провести ретроспективный анализ. Позже доктор Литман скажет биографу Дональду Спото: на основании «вещественных доказательств» и «опыте передозировок Монро» группа, в конце концов, пришла к выводу, что это был случай «вероятного самоубийства» [468].

Заместитель окружного прокурора Джон Майнер с данным вердиктом не согласился. Выполняя функции посредника между коронером и окружным прокурором (в 1962 году эту должность занимал Уильям Маккессон), Майнер лично присутствовал при вскрытии. «Чтобы принять тридцать или сорок капсул, нужно время, — позже заявил Майнер. — Если бы она проглотила их, она умерла бы прежде, чем все они растворились. В желудке должно было хоть что-нибудь остаться» [469].

Далее произошло нечто неслыханное. «Мне позвонили в воскресенье, а лаборанты должны были приступить к анализу образцов только на следующий день... — вспоминает Майнер. — И в этот же день кто-то просто спустил образцы в унитаз... Кто-то явно предпочитал диагноз «самоубийство» и не желал, чтобы выводы ученых испортили картину» [470].

В беседе с Энтони Саммерсом Ногучи признал: «Вскоре после того, как дело было официально закрыто, я позвонил в лабораторию и потребовал проверки... Абернати сказал, что образцы органов уничтожены» [471].

Много лет спустя Томас Ногучи вспоминает: «Он [коронер Керфи] определил характер смерти как «вероятное самоубийство» [472]. Если взвесить все факты, смерть Монро, скорее всего, наступила именно по причине самоубийства. Тем не менее всех необходимых доказательств найдено не было».

По словам доктора Литмана, Гринсон сомневался, что Мэрилин покончила с собой. Во второй половине дня 8 августа, в ходе беседы с Джоном Майнером — заместителем окружного прокурора и коллегой по Институту психоанализа — психоаналитик пошел еще дальше. «Я убежден, — заявил Гринсон, — что моя пациентка не сама свела счеты с жизнью».

Много лет Майнер будет непреклонен: Мэрилин Монро умерла не по своей вине. «Итак, что у нас есть? У нас есть главный судебно-медицинский эксперт, который имел предвзятое мнение о том, что произошло, и соответствующее заключение, в корне ошибочное, — замечает он. — Керфи решил придерживаться именно этой версии. Конечно, с точки зрения политики это был наилучший выход» [473].

Майнер исключал самоубийство в результате пероральной передозировки: с медицинской точки зрения оно было невозможным. «При таком огромном количестве в желудке должны были остаться нерастворенные капсулы, — рассуждает он. — Таким образом, версия о пероральном приеме барбитуратов с научной точки зрения несостоятельна. Просто-напросто все произошло не так».

13 октября 1973 года биограф Морис Золотов опубликовал фрагменты интервью с доктором Гринсоном, посвященные последнему дню жизни знаменитой актрисы. Полную версию интервью — наряду с большинством других бумаг Гринсона, имеющих отношение к его легендарной пациентке, — семья психиатра передала Калифорнийскому университету в Лос-Анджелесе с условием, что оно будет обнародовано не раньше 1 января 2039 года. В ходе беседы Гринсон сообщил Золотову следующее:

«Я всегда буду считать, что это было случайное самоубийство: ее рука лежала на телефонной трубке, а палец так и остался в номерном диске. Уверен, она пыталась позвонить мне. Если бы только она дозвонилась... Ее комната была заперта — и двери и окна. Как мог убийца попасть внутрь?» [474]

В том же году Норман Мейлер пишет: «Доктор Томас Ногучи заявил журналу "Time", что "в случае с Мэрилин желудочный зонд не использовался"» [475].

Двадцать третьего октября 1973 года, через десять дней после того, как Морис Золотов поделился фрагментами интервью с доктором Гринсоном, последний опубликовал статью под названием «Psychiatrist breaks silence in defense of Marilyn Monroe», в которой вновь попытался не только опровергнуть теорию убийства, но и развеять слухи о половых сношениях актрисы с высокопоставленными мужчинами. В статье Гринсон «отрицает, что актриса могла быть убита. Он также отрицает, что она состояла в связи с покойным президентом Джоном Ф. Кеннеди или его братом».

«Я сделал все, что мог, — заявил Гринсон. — Где-то я писал, что моя пациентка — неплохая женщина, которая не спала со всеми этими политическими деятелями. Если вы прочтете несколько моих работ, вы обязательно это найдете» [476].

Тем не менее всего через несколько дней после смерти Мэрилин Гринсон рассказал группе по профилактике суицидов совсем другую историю: актриса состояла в «тесных отношениях с крайне влиятельными мужчинами в правительстве». Эти отношения носили сексуальный характер, а мужчины занимали «самые высокие должности». [477]

Примерно в то же время миссис Мюррей изложила версию случайной смерти мистеру и миссис Ландау, соседям кинозвезды. «Миссис Мюррей сказала нам, что Мэрилин приняла смертельную дозу снотворного, — вспоминает Эйб Чарлз Ландау. — Оказывается, она часто принимала таблетки. Потом она просыпалась, забывала, что уже приняла лекарство, и принимала еще» [478].

Впрочем, десять лет спустя в статье журнала «Time» от 16 июля 1973 года была упомянута интересная деталь, которая вновь перевернула все с ног на голову: «Бывает, что у человека, часто прибегающего к таблеткам, случается помутнение сознания; в результате он принимает слишком большую дозу и переступает грань между жизнью и смертью. Однако, по словам Ногучи, в случае Монро ни о каком таком «автоматизме» не могло быть и речи». При пристальном рассмотрении история Ральфа Гринсона о той роковой ночи трещит по швам. [479]

Примечания

1. Биполя́рное аффекти́вное расстройство (сокр. БАР; ранее — маниака́льно-депресси́вный психо́з, МДП) — эндогенное психическое расстройство, проявляющееся в виде аффективных состояний — маниакальных (или гипоманиакальных) и депрессивных, а иногда и смешанных состояний, при которых у больного наблюдаются быстрая смена симптомов мании (гипомании) и депрессии либо симптомы депрессии и мании одновременно (например, тоска со взвинченностью, беспокойством либо эйфория с заторможенностью — так называемая непродуктивная мания — или другие). Возможны многообразные варианты «смешанных» состояний. — Прим. ред.