Главная / Публикации / Р. Тараборелли. «Мэрилин Монро: тайная жизнь самой известной женщины в мире»

«Пришло время наконец познакомиться с матерью»

Время бежит очень быстро...

К тому времени, когда в июне 1933 года Норме Джин исполнилось семь лет, ей было трудно сходиться с другими людьми. Она не очень ладила с детьми ее возраста в школе на Вашингтон-стрит, куда ходила в Хауторне. Конечно, Лестер — мальчик, усыновленный Болендерами, — всегда был на ее стороне, но что касается остальных, то она, казалось, боялась знакомиться или играть с ними. В ней гнездилась какая-то глубокая печаль, она была застенчивой и замкнутой. Однако, как уже говорилось, с годами она становилась все красивее. У нее было чистое, светящееся лицо, ее светлые волосы, казалось, тоже светились — чтобы добиться такого эффекта, Ида мыла их с соком лимона (это позволяет предположить, что даже ее впечатлила красота ребенка). Маленькая Норма Джин действительно выглядела ошеломляюще.

Все последние годы Норма Джин росла, считая Иду Болендер своей матерью. Однако Ида всегда разуверяла ее. Как только стало известно, что официального удочерения добиться не удастся, всякий раз, когда Норма Джин называла Иду матерью, ей быстро делали выговор. «Я не твоя настоящая мать, — резко говорила Ида, — и я не хочу, чтобы ты убеждала людей в обратном». В автобиографии Мэрилин Монро упоминает, как Ида сказала ей: «Ты уже достаточно подросла, чтобы знать правду. Я не твоя родная мать. Завтра приедет твоя настоящая мать, чтобы увидеться с тобой. Ты можешь называть ее мамой». Однако, поскольку Глэдис редко называла Норму Джин своей дочерью (если вообще называла когда-нибудь), то маленькая девочка боялась вообще кого-либо называть матерью. Как Ида и говорила, она не была матерью девочки, так что чем скорее Норма Джин смирится с этим, тем лучше. Ида была прагматичной и не слишком сентиментальной женщиной. Да, конечно, она могла бы быть более нежной, но она была тем, кем была, и никогда не просила прощения за это.

Говорили (в частности сама Мэрилин), что Норме Джин также не позволяли обращаться к Вейну как к отцу. Это неправда. Она называла его «папа» и делала так всю свою жизнь. На его обветренном лице всегда сияла широкая улыбка, добрые глаза лучились весельем. Норма Джин ощущала его симпатию и сильно привязалась к нему. Поскольку он считал, что ей не очень повезло в жизни, то старался быть особенно добрым к ней. Нэнси Джеффри вспоминала: «Моя мать была педантом и строгой рукой вела лодку семейной жизни предписанным курсом, тогда как отец был очень тихим и спокойным человеком. Я уверена, именно поэтому Норма Джин так тянулась к нему. Она была очень любознательной. Я помню, что в ванной комнате стоял табурет, и она сидела там, когда он брился, и забрасывала его вопросами». Мэрилин также как-то вспоминала: «Где находится восток и запад? Сколько всего людей на свете? Почему цветы растут? У меня было так много вопросов, и папа всегда, казалось, знал ответ».

К сожалению, когда Ида сердилась на Норму Джин, Вейн не мог особенно ей помочь. Запуганный женой, он старался поддерживать мир в доме, держа рот на замке. Если он чувствовал, что девочку наказывали не по делу, ему это не нравилось, но он никак не мешал этому. Кроме того, если он обращал на Норму Джин или любого из детей, которые жили в доме Болендеров, слишком большое внимание, Ида раздражалась. Сверкая темными глазами, она набрасывалась на него и обвиняла, что он балует их, а ей потом труднее их воспитывать. Конечно, затем она раскаивалась в том, что выходила из себя, и извинялась перед ним, но значительно позже.

К июню 1933 года, вскоре после седьмого дня рождения, жизнь Нормы Джин наладилась. В доме Болендеров были свои проблемы, но она не знала другого и чувствовала себя там прекрасно. Она жила там вместе с другими детьми, у нее был преданный друг одного с ней возраста, который всегда заступался за нее и всегда только радовал ее. У нее была любимая собака — Типпи.

К сожалению, именно трагедия с Типпи оказалась катализатором для отъезда Нормы Джин из дома Болендеров. Как рассказывали — и эта история обросла за долгие годы множеством самых разных подробностей и вариаций, — соседа Болендеров раздражал постоянный лай собаки, и он захотел решить эту проблему раз и навсегда. В своей биографии Мэрилин пишет, что сосед был сыт по горло лаем пса и, после страшной вспышки ярости, напал на собаку с мотыгой, — он практически разрубил пса пополам. На первый взгляд казалось, что то, как погибла собака, не так уж и важно, однако для юной Нормы Джин это стало настоящим горем.

Один из членов семьи Болендеров объяснил, что на самом деле с собакой произошло следующее: Типпи попал под машину и погиб. Ида, узнав об этом, не захотела, чтобы машины раз за разом проезжали по погибшему животному, поэтому, взяв садовую мотыгу, она подцепила тело собаки и оттащила его с дороги. Она не хотела больше ничего с ним делать и решила, что Вейн, когда придет домой, похоронит пса. Однако еще до возвращения Вейна Норма Джин, игравшая на улице с друзьями, увидела погибшее животное и лежащую рядом мотыгу. Представив себе ужасную сцену, она закричала и с рыданиями бросилась домой. Ида не могла успокоить ее несколько часов.

Ида, пытаясь немного облегчить Норме Джин страдания от гибели любимой собаки, объяснила ей, что неизвестный человек выстрелил Типпи в голову и тот умер на месте. Она думала, что, если девочка поймет, что собака не мучилась, ей будет легче перенести потерю, однако Норма Джин отказалась поверить Иде, и не потому, что чувствовала правду, а скорее потому, что придумала свою историю. «Типпи ударили мотыгой и убили, — повторяла Норма Джин сквозь слезы, — соседи убили его!»

Ида перепробовала все, что могла, чтобы поколебать уверенность Нормы Джин в этом сценарии, даже рассказала ей правду. Это не сработало. Девочка была абсолютно убеждена, что соседи в течение долгого времени подготавливали смерть ее любимой собаки и наконец привели свой страшный план в исполнение. Ида почувствовала тревогу — это было очень похоже на паранойю. «Ида начала спрашивать себя, не начинаются ли у Нормы Джин те же галлюцинации, что и у ее матери, Глэдис, — объяснял один из родственников, — поскольку девочка никак не могла отказаться от своей сумасшедшей идеи, что соседи зарубили ее собаку. Я думаю, что в некотором смысле Ида всегда боялась Глэдис [...] и теперь она начала беспокоиться по поводу ее дочери. Она очень волновалась за нее».

Рыдания продолжились и на следующий день. Семья могла наслаждаться тишиной, только когда Норма Джин засыпала. Ида поняла, что у девочки серьезные проблемы с выражением эмоций. Она даже начала спрашивать себя, не было ли воспитание такого чувствительного ребенка ее предназначением на этой земле. Конечно, не впервые Норма Джин вела себя несколько неадекватно, когда что-то в ее небольшом мирке шло не так, как надо. Ида начала задумываться над тем, что, возможно, ее влияние на этого ребенка привело к совершенно другим результатам, чем она рассчитывала. Она старалась сделать Норму Джин сильнее, но, возможно, ее строгость и привязанность, проявляемая лишь исподволь, могли привести к негативным последствиям. Возможно, вследствие такого воспитания этот ребенок будет терять контроль над собой при любой эмоциональной травме? Ида всегда старалась научить Норму Джин управлять своими эмоциями или даже порой гасить их силу.

Теперь стало ясно, что Ида запуталась. Когда-то она полагала, что она и Вейн удочерят Норму Джин, однако Глэдис несколько раз твердо заявляла, что этого не будет. За последние месяцы Глэдис уже несколько раз говорила, что хочет вернуть девочку себе. Ида задерживала возвращение Нормы Джин матери, объясняя тем, что та или учится в школе и заводит друзей, или плохо себя чувствует. И вот наконец Ида решила, что, возможно, время пришло. Норма Джин совсем потеряла кон-роль над собой, и Ида сказала Вейну: возможно, трудности переезда в дом матери сотрут воспоминание о гибели любимого пса? На следующий день она позвонила Глэдис. «Я полагаю, что сейчас самое лучшее время, чтобы приехать и забрать Норму Джин, — сказала она ей. — Она очень расстроена. Я думаю, что ей нужна мать».

Для Иды это было очень нелегким решением. «Она любила ее, — рассказал один из родственников Иды, — но думаю, что она начала понимать, что с Нормой Джин она потерпела неудачу. Она увидела в хрупкости психики этого ребенка признак того, что она не воспитает в ней то, что собиралась, не сделает ее сильнее. Но Норма Джин была сильной личностью. Просто она еще была маленькой девочкой. Очень чувствительной, очень уязвимой [...] Я думаю, что именно это оттолкнуло Иду».

На следующий день Норме Джин сказали, что ее мать скоро приедет и заберет ее домой. Девочка удивилась. «Но я же дома!» — ответила она. «Да, конечно, — сказала ей Ида, — и ты можешь вернуться сюда, как только захочешь».

Весь остаток дня все еще всхлипывающая после целого дня рыданий маленькая девочка не отрываясь смотрела в окно, выходящее на улицу. Она ждала таинственную — а порой даже страшную — женщину, которая приезжала время от времени навестить ее и каждый раз обещала ей лучшую жизнь «когда-нибудь».

Молчаливая, сосредоточенная на том, чтобы сделать все необходимое самым лучшим образом, Ида упаковала чемоданчик Нормы Джин — всего несколько вещей. Затем она позвала ее на кухню, чтобы поговорить, и усадила за стол. «Я хочу, чтобы ты знала — мы всегда будем ждать тебя здесь», — сказала она, согласно более поздним воспоминаниям. Она говорила очень медленно, как будто пытаясь придать больше веса своим словам. «Мы всегда будем любить тебя, — добавила она успокаивающе. — Просто мы считаем, что тебе пришло время поближе познакомиться со своей матерью. С твоей настоящей матерью. Понимаешь?»

В то время, когда Ида разговаривала с Нормой Джин, все остальные приемные дети, собранные в гостиной, закричали. Шум привел Иду в бешенство. Однако никто не хотел, чтобы Норма Джин уезжала, даже когда пришло время отъезда. Ида попыталась все заново обдумать. Правильное ли решение она приняла? Возможно, она поспешила? Может быть, надо позвонить Глэдис и сказать, что она передумала? Нет. Она всегда была решительной женщиной, и к тому же сейчас уже поздно что-либо менять.

Наконец перед домом появилась машина Глэдис и прозвучал гудок. Она даже не вышла из машины.

В доме Ида надела на Норму Джин пальто и застегнула пуговицы. Она наклонилась к ней, взглянула в глаза и положила свои сильные руки на ее узенькие плечики. Внезапно ее глаза наполнились теплотой. Она глядела на печальную девочку, которую так любила и которую нянчила с младенчества. Она крепко обняла ее. «Я буду тосковать без тебя, Норма Джин», — сказала она. Затем она сунула ей в руки маленький чемодан и подтолкнула к двери.

С тревогой, явственно читавшейся на лице, Норма Джин спустилась с тротуара и села в машину женщины, которая была для нее практически чужой. Она даже не села рядом с ней на переднее сиденье, а открыла заднюю дверь и залезла назад. Затем автомобиль тронулся, и Норма Джин глядела из окна, как исчезает вдали единственная мать, которую она знала. Норма Джин Мортенсен понятия не имела, куда она едет. Она могла только надеяться, что приедет... домой.