Главная / Публикации / М. Шнайдер. «Последний сеанс Мэрилин. Записки личного психоаналитика»

Кладбище мемориального парка Вествуд, Глендон-авеню, август 1962 года — август 1984 года

Ничем не примечательное кладбище. Тенистая аллея выходит на разваливающийся мавзолей некогда розового цвета. Слышатся тихие аккорды фортепиано, наигрывающего мелодии из «Дома цветов», мюзикла Гарольда Арлена, по которому написал сценарий Трумен Капоте. Капоте, которого хоронят августовским утром 1984 года. Или, скорее, хоронят его прах, собранный в урну, которая будет поставлена недалеко от урны с останками Мэрилин. При входе в часовню жужжат камеры. Царит некоторое оживление, как всегда при встрече старых друзей. Объятья, хлопки по плечу, шуршание ткани, шепот. Дрожащие губы чмокают в поцелуе в сантиметре от морщинистой или выглаженной силиконом щеки. Ноги переступают в поисках равновесия. Глаза, щурящиеся за толстыми стеклами очков, вспоминают о мускулистых бедрах, упругой груди, долгих эрекциях.

Потускневшие звезды пятидесятых — шестидесятых годов, утомленные десятками лет под калифорнийским солнцем, ослабевшие от бесчисленных романов, алкоголя и наркотиков, озлобленные и циничные от потерянного времени, обнимаются с застывшими улыбками. Старые знакомые машут друг другу рукой — тонкие пальцы, хрупкие запястья — через парк с заросшими газонами, в котором царит вечная тень, отбрасываемая окружающими его небоскребами.

На том же кладбище в час пополудни 8 августа 1962 года преподобный Э. Дж. Солдан сопровождает тело Мэрилин Монро в погребальную часовню. «Какой красивой сотворил ее Создатель!» — проповедует он. Мэрилин попросила, чтобы на похоронах сыграли песенку Джуди Гарленд из «Волшебника страны Оз» («Где-то над радугой»), и на протяжении всей церемонии неясная, вульгарная магнитофонная запись слышится словно издалека. Погребальная служба открылась звуками органа Шестой симфонии Чайковского; затем зазвучали псалмы. Прощальную речь сказал Страсберг, заменив заболевшего Карла Сэндберга, которого ожидал ДиМаджио. Разговоры заглушало щелканье затворов и жужжание камер всех служб новостей мира. Смотреть особо было не на что. Допущены только близкие друзья. Хотя Вествуд и находится на западе Лос-Анджелеса, это не Голливуд. Джо ДиМаджио, организовавший церемонию, позаботился о том, чтобы никто из людей кино не мог на ней присутствовать — ни один продюсер, режиссер из студии, ни один актер или кинематографист, ни один журналист. ДиМаджио до конца играет свою роль — роль телохранителя, которую Мэрилин отвела ему раз и навсегда, когда они познакомились десять лет назад. Ему она доверила и свое мертвое тело.

Мэрилин была бы рада увидеть Роми, с застывшим лицом, но сухими глазами, в сопровождении Хильди и Джоан. Женщины в черных вуалетках, с блестящими слезами, всегда придают таким церемониям определенную патетичность. «Там были сотни репортеров и фотографов, — скажет Джоан Гринсон. — Вначале нам не разрешили войти в часовню, потому что, как сказал служащий похоронного бюро, с усопшей была «семья». Какая семья? Если бы у нее действительно была семья, мы бы, наверное, здесь не оказались».

Дэниел Гринсон плачет. Ему всегда казалось, что Мэрилин Монро не задержится надолго в этом мире. Он вспоминает, как три месяца назад на вилле в Санта-Монике он говорил с ней о политике, надеясь привлечь ее на сторону своих крайне левых идей. В тот день, когда он решил покинуть родительский дом, Мэрилин сопровождала его в поисках квартиры, замаскированная черным париком. В другой раз он заметил ее в той же маскировке в глубине битком набитого зала аудитории Высшей школы Беверли Хиллз, она самозабвенно слушала одну из лекций его отца. Он вспоминает, как в последний раз увидел ту, которую сейчас хоронят. Это было июньским вечером. Он вышел с виллы своих родителей; Мэрилин чистила картошку, он чмокнул ее в щеку на прощание.

В тот день Дэниел Гринсон, студент-медик, решил стать психоаналитиком. Не для того, чтобы заниматься той же профессией, что и его отец, а для того, чтобы понять, что он видел: актриса и ее психоаналитик играли в прятки, ища друг друга вслепую не руками, а словами. Бестелесная рукопашная, если можно так выразиться, или безжалостная схватка двух душ. Со временем его жизнь и профессия научат его, что невозможно узнать правду о человеке, даже будучи его сыном или его психоаналитиком. Но в тот день он узнал, что истина прячется в словах, словечках, которые бросают на пороге или шепчут на ухо невнимательного слушателя на алее кладбища, — словах, действительно оставляющих след, только когда они не записаны, как умирают тела, когда их не касаются.

«Last take», последний дубль последней сцены: в открытом гробу бронзового цвета, украшенном атласом цвета шампанского, Мэрилин в зеленом платье и шифоновом шарфе, также зеленом, приготовлена к своей последней роли — труп Мэрилин Монро. В руках ее букет розовых роз. Потрудились всегдашние реквизиторы: костюмер Марджори Пелчер подогнала платье по фигуре, парикмахер Агнесс Флэнаган восстановила прическу, гример Уитни Снайдер поколдовал кисточками. Даже старая мастерица по парикам, Перл Портерфилд, пришла и придирчиво осмотрела результат. При бальзамировании пришлось положить под платье целлофановые пакеты с набивкой из подушки, чтобы заменить груди, пострадавшие при вскрытии. Волосы были слишком испорчены, и Агнесс Флэнаган натянула на голову умершей парик, похожий на ее прическу в фильме. В титрах следует особо упомянуть макияж, сотворенный верным Уайти. Свое прозвище он получил благодаря особому умению смешивать белила, не допуская гипсового оттенка и белоснежного блеска. Много лет назад он в шутку обещал Мэрилин накрасить ее в последний раз, не позволив никому другому сотворить ее последнее лицо. Недавно она напомнила ему об этом обязательстве, подарив драгоценность, купленную у Тиффани: золотой клипс с надписью на обратной стороне, которую он так никому и не разгласил. Протягивая ему драгоценность, она сказала: «Тебе, дорогой Уитни. Пока я еще не остыла». Снайдер занимался ее гримом с первого дебюта, 19 июля 1946 года, когда она пробовалась на роль в фильме под названием «Мама носит брюки». Он был главным гримером «Фокс» и автором грима многих звезд того времени, среди которых Бетти Грейбл, Джин Тьерни, Линда Дарнелл. Кольцо судьбы замкнулось — вновь работая для «Фокс», он занимался гримом Мэрилин в фильме «Что-то должно рухнуть», а теперь, в часы перед похоронами, ему пришлось выпить целую флягу джина, чтобы сделать актрисе последний макияж.

Короткая вереница мужчин и женщин в черном, почти белое небо. Гроб медленно проплывает перед склепами Анны Лоуэр, Грейс МакКи Годдард, двух из ее временных матерей, и останавливается в нескольких метрах от склепа, предназначенного для Мэрилин. Его замуровывают в склепе. Если бы Мэрилин могла посмотреть видеозапись своих похорон, она бы в последний раз удивилась: из всех ее любовников и трех мужей только один-единственный принес цветы: Джо ДиМаджио. Двадцать лет, трижды в неделю, он будет возлагать цветы на ее могилу. Он это ей обещал. Она хотела, чтобы он повторил обещание и поступок Уильяма Пауэлла после смерти Джин Харлоу.

Церемония фальшивая и грустная, как игрушка, выпавшая из детской коляски. Прохожий подбирает ее и осторожно ставит на выступ стены, откуда никто ее не заберет. Что-то такое, чему все присутствующие впустую пытались придать смысл. Образ, который слова не могут ни описать, ни стереть.

«Вы знаете, где похоронена наша бедная звезда? — скажет Джордж Кьюкор. — Чтобы дойти до этого кладбища, надо пройти мимо магазина подержанных автомобилей и здания банка; здесь она покоится, между Уилшир-бульваром и Вествуд-бульваром, а вокруг мчатся автомобили».

Двадцать два года спустя на том же кладбище, в нескольких шагах от Монро, похоронят Капоте. Один из знакомых Мэрилин прошепчет слушающему вполуха соседу: «Он пережил ее на двадцать лет. Он любил ее, как только может гомосексуалист любить женщину. Они часто встречались в 1954 году в Нью-Йорке. Они танцевали в ночном клубе, который теперь закрыт, — «Эль Марокко» на 54-й Восточной улице». Двое идут между столиками к узкому танцполу. Подиум погружен в темноту, его окружает ослепительная гирлянда прожекторов рампы. Они выходят на танцевальную площадку, накачанные алкоголем и наркотиками. Она отбрасывает прочь туфли, чтобы не быть выше его на голову, и они танцуют друг с другом до упаду. Мужчина маленького роста, в полосатом костюме, с темным галстуком, в очках в черепаховой оправе, отчаянно цепляется за сияющую блондинку, как будто перетаскивает напольные часы, которые выше него самого. Она не смотрит на своего кавалера, отворачиваясь к залу, наполненному сигаретным дымом. Он никуда не смотрит, умирая от стыда и грусти. Или, возможно, радости.

Музыкант Арти Шоу берет слово, чтобы воздать прощальные почести Капоте. Он говорит почти шепотом: «Трумен умер. Он смертельно устал от всего. От того, что жил. Слишком сильно переживал жизнь. Но все же в последние годы он словно был готов бросить все. И в итоге то, что останется, будет не его слава, не его знакомство со знаменитостями; останутся его творения. Он хотел, чтобы мы запомнили именно это. Трумен, твои напевы будут звучать в наших ушах, даже когда мы забудем вдохновившие их имена. Поприветствуй все же твою подружку Мэрилин, которую ты никогда не обнимал и которая любила тебя больше, чем многих мужчин, побывавших в ее постели. Теперь ваши памятники разделяют всего три стены с написанными на них словами: НЕЖНОСТЬ, ПРЕДАННОСТЬ, СПОКОЙСТВИЕ. Ведь это вы и давали, понемногу, друг другу, этим и обменялись ваши жизни. Скажи ей, что твои друзья пришли по-соседски остановиться на минуту среди погасших звезд. Скажи, что мы будем помнить о ней, Мэрилин, белой королеве без королевства, и ничто так не оживит ее в нашей памяти, как слова ее друга, твои слова. В вашей двойной тени мы перечитываем в памяти твою великолепную страницу о Мэрилин Монро. Трумен, ты самый правдивый писатель, ты, как никто, сумел очистить сцены своих романов от излишней реальности, чтобы впустить в них больше правды. Приветствуем тебя, Трумен, долгой тебе смерти. И главное, нежной».

Последние гости расходятся. Повернувшись спиной к стелам Натали Вуд и Дэррила Ф. Занука, большинство из них рассаживаются по автомобилям, сделав крюк через северо-восточное крыло Вествудского мемориального парка, чтобы поклоном или мыслью приветствовать плиту МЭРИЛИН МОНРО. Могилы, имена. Много лет спустя Дин Мартин, Джек Леммон, затем Билли Уайлдер присоединились к Мэрилин на Вествудском мемориальном кладбище, где она была похоронена — если можно так называть погружение бронзового гроба в нишу стены из камня.

Вдалеке возвышаются холмы, на них расплываются в пелене смога белые буквы названия ГОЛЛИВУД.