Главная / Публикации / М. Шнайдер. «Последний сеанс Мэрилин. Записки личного психоаналитика»

Санта-Моника, Франклин-стрит, март 1962 года

Гринсон быстро понял, что Мэрилин намерена вернуться в Нью-Йорк, как только закончатся съемки ее последнего фильма на студии «Фокс». Она всегда считала своим настоящим адресом Манхэттен. Прежде чем улететь во Флориду и Мексику, она провела в Нью-Йорке двенадцать дней, с 5 по 17 февраля. Каждый день Монро посещала курсы Страсберга. Каждый вечер Гринсон ей звонил. После этого, перед тем как улететь в Мексику, она навестила в Майами своего бывшего свекра, Исидора Миллера. Это путешествие стало коротким отдыхом для Гринсона. Мэрилин делала покупки под надежным присмотром Муррей. Любовник-сценарист, придерживающийся левых взглядов, Хосе Боланьос, несколько встреч с кружком изгнанников-коммунистов «Зона Роса» у Фреда Вандербилта Фрайда — ничего, что могло бы обеспокоить психоаналитика, уговорившего Монро уехать на отдых. Вандербилт был его давним другом, о чем не знала его пациентка, но что очень заинтересовало ФБР.

Документ, датированный 7 марта, с грифом; «Мэрилин Монро — Национальная безопасность — К (коммунистка)», был отправлен мексиканским отделом Эдгару Г. Гуверу, которого беспокоило, что любовница президента Соединенных Штатах обсуждает с красными вопросы национальной безопасности.

Слежка за Мэрилин началась с конца 1961 года. Конкурируя или находясь в сговоре, за актрисой следили несколько человек и организаций. ДиМаджио шпионил за ней из ревности, но часто встречал гангстера — управляющего казино «Кэл-Нева Лодж» на реке Тахо, Д'Амато, который следил за Мэрилин по распоряжению Сэма Джанканы. ФБР также подключилось к ее телефону, и Эдгар Гувер предостерег президента Кеннеди о том, что мафия пытается вывести его из равновесия, пользуясь его связью с актрисой. Мэрилин очень часто звонила из телефонов-автоматов — как в Нью-Йорке, так и в Калифорнии.

Вернувшись из Мексики в начале марта в ужасном состоянии, Мэрилин оказалась в международном аэропорту Лос-Анджелеса. Она шла шатаясь, прижимая к груди бутылку. Через три дня на церемонию вручения приза «Золотой глобус» она явилась пьяная, под руку со своим мексиканским любовником, в зеленом платье с глубоким декольте сзади. Когда ее вызвали, чтобы вручить ей золотую статуэтку — приз лучшей актрисы, — она едва смогла подняться на эстраду. Ее благодарственная речь прозвучала отрывисто и нечленораздельно. Большинство свидетелей считали, что с Мэрилин все кончено, но в тот же вечер она приехала на студию «Фокс» и заверила Питера Дж. Леватеса, вице-президента, занимающегося постановкой, в своем желании приступить к съемкам.

— Вы уверены? Похоже, вы в очень плохом состоянии. Что происходит?

Она ничего не ответила. Он сообщил ей, что поручил Наннели Джонсону, сценаристу двух из ее предыдущих фильмов, переработать сценарий фильма «Что-то должно рухнуть».

На следующий день она встретилась со сценаристом в отеле «Беверли Хиллз».

— Господин Наннели, — сказала она портье. — У меня с ним назначена встреча.

— О ком мне доложить?

— Скажите, что пришла шлюха.

Они выпили несколько бутылок шампанского. «Уже два года ее слава катилась под уклон, — объяснял Джонсон позднее, — и она была убеждена, что этот фильм вернет ее на первый план».

— Говори тише, — предупредила его актриса. — Нас подслушивают.

— У тебя случайно не паранойя?

— Даже у параноиков есть враги, как шутят психоаналитики. Но поговорим о роли.

— Ты подала мне идею. Помнишь о моем фильме «Три лица Евы», который сняли четыре года назад. Теперь я хорошо представляю тебя в двух лицах Эллен в фильме «Что-то должно рухнуть». Любящая женщина-ребенок и мрачная стерва, которая возвращается, чтобы отомстить мужчине, считавшему, что она умерла.

— Нет. Не хочу трагической роли. Все, с меня хватит! Не забывай, что у вас есть Мэрилин Монро. Надо ей воспользоваться. Я хочу, чтобы в фильме была сцена в бикини. А что до раздвоения — этого с меня тоже достаточно. Знаешь что? Сид Черис хочет быть в фильме блондинкой. Чтобы меня успокоить, сказали, что она будет всего лишь светлой шатенкой. Она хочет быть блондинкой в своем подсознании, — заключила она с многозначительным видом.

Джонсон задумался, но впоследствии узнал, что студия «Фокс», стараясь избежать малейшего риска, распорядилась выкрасить волосы соперницы в более темный цвет. Разочарованный постоянными изменениями, которые навязывала «Фокс», он понимал, что фильм играет принципиально важную роль для карьеры Мэрилин и, независимо от того, завершит ли она съемки, она проиграет в обоих случаях, как бывает в некоторых шахматных партиях. Или фильм будет завершен, но неудачен, или же от него откажутся, а виноватой сочтут ее.

Мэрилин поселилась с Боланьосом в номере в «Беверли Хиллз» на несколько дней, дожидаясь окончания ремонта дома. В первое воскресенье марта она явилась на сеанс психоанализа в сильной тревоге:

— Наннели Джонсон пошлет к черту «Фокс» — они сами не знают, какой им нужен сценарий. Никто не знает, какой конец фильма сделать, как должна закончиться эта история — как комедия или трагедия.

— Вы слишком плохо себя чувствуете, чтобы уходить сегодня. Оставайтесь у нас, пока вам не станет лучше.

Мэрилин не в первый раз предлагалось провести несколько ночей у Гринсонов, и она приняла предложение пожить в доме столько, сколько потребуется, до самого переезда.

Психоаналитик поселил свою пациентку в комнате на первом этаже. Он отдаляет от нее любовника-мексиканца, а также всех прочих любовников и бывших мужей. Несколько дней спустя, вечером, приехал Джо ДиМаджио, чтобы отвезти ее домой. Гринсон в присутствии двух врачей отказался отпустить Мэрилин:

— Она приняла снотворное. Я хочу, чтобы она успокоилась. Когда можно будет приехать, я дам вам знать.

Она узнала, что Джо ее ждет, и захотела его увидеть, но психоаналитик это запретил. Она начала кричать, протестуя. Джо настаивал. Повернувшись к одному из психиатров, которые изучали психоанализ под его руководством, Гринсон сказал:

— Вот хороший пример нарциссического характера. Видите, как она требовательна. Ей надо, чтобы все было так, как хочет она. Мэрилин всего лишь ребенок. Бедняжка!

Будущему психоаналитику не потребовался долгий клинический опыт, чтобы догадаться, что сам Гринсон находится в сетях проекции и именно он, бедняжка, боролся с не поддающейся анализу независимостью пациентки, став пленником своей пленницы.

ДиМаджио сделал то же, что и в клинике Пейн Уитни: спас Мэрилин из заточения у Гринсона, не без мелодраматических поз с обеих сторон. Именно тогда коллеги-психоаналитики начали тревожиться, видя настолько безапелляционно и авторитарно поведение Гринсона. Психоаналитический Голливуд во главе с Мильтоном Уэкслером считал эту историю странной. То, что могло быть оправдано техническими мотивами, в их глазах выглядело скорее слабостью. Вместо того чтобы позволить Мэрилин черпать в себе самой новые ресурсы независимости и самостоятельности суждения и действий, ее аналитик все время усугублял ее зависимость, утверждая над ней свое господство. Некоторые знакомые высказывались довольно сурово, называя это «безумием на двоих». Самые снисходительные закрывали глаза на неортодоксальную практику, в ходе которой, однако, не был нарушен ни один юридический, нравственный или деонтологический закон. Личная власть и интеллектуальный авторитет, которыми Гринсон пользовался в Психоаналитическом институте Лос-Анджелеса, и его влияние на проводящуюся там психоаналитическую подготовку заставили замолчать критиков; все решили воздержаться от того, чтобы открыто критиковать лечение, которое вызывало насмешки и порождало слухи.

Когда Наннели Джонсон закончил сценарий, он покинул Калифорнию. Чтобы его проводить, Мэрилин поднялась необычно рано. Она обняла его и проводила в аэропорт. После его отъезда ее состояние стало быстро портиться. Как-то ночью она позвонила из своего нового дома Генри Вайнштейну:

— Знаешь, что я пережила только что? Я нашла адрес моего отца, переоделась, пришла к нему, и я ему отдалась.

Вайнштейн разбудил Гринсона и рассказал ему эту историю.

— Это фантазия, которую она мне часто рассказывает. Воображение у нее бьет через край. Одна из них обычна для молодой женщины: она хочет лечь в постель с любым мужчиной, который похож на отца. Это ее главная фантазия на данный момент. Не беспокой меня по таким пустякам! Спокойной ночи.

Вайнштейн, достаточно сведущий в психоанализе, подумал, что эта фантазия может быть проекцией фантазии Гринсона. Много лет спустя он скажет: «Мне больно думать об этих двоих. Мне кажется, Ральф был более зависим, чем Мэрилин». Мильтон Рудин говорил о муже своей сестры: «Он все время боится, как бы с ней чего не случилось. Сочувствие его погубит».